В поисках древних кладов - Уилбур Смит

Капитан не торопясь спустился по трапу и подошел к ней.

— Ваш дружок, доктор Баллантайн? — Улыбались только его губы. Глаза оставались ледяными.

— Я каждую ночь молилась, чтобы он пришел. Каждую ночь с того дня, как послала письмо.

— Вы не отрицаете, что предали меня?

— Я горжусь, что исполнила свой христианский долг.

— Кто доставил письмо?

— Этот человек не из вашей команды, сэр. Я послала письмо с капитаном арабской багалы.

— Понятно. — Голос его был тихим, но жалил, как сухой лед. — А что вы скажете насчет болезни Типпу? Может ли врач пасть так низко, чтобы отравить пациента?

Она опустила глаза, не в силах ответить на обвинение.

— Будьте добры, доктор Баллантайн, немедленно спуститесь к себе в каюту и оставайтесь там, пока я не разрешу ее покинуть. В дверях будет стоять вооруженный сторож.

— Я наказана?

— Ни один человек не сможет обвинить меня в том, что я бросил вас за борт и оставил дожидаться, пока вас не подберут ваши соотечественники. Напротив, я пекусь о вашей безопасности. В недалеком будущем эта палуба станет весьма нездоровым местом, а мы будем слишком заняты, чтобы заботиться о вас.

Сент-Джон словно забыл о ней и всмотрелся вперед, потом оглянулся на дым «Черного смеха», оценивая взглядом моряка скорость и углы движения. Потом улыбнулся.

— Прежде чем вы уйдете, хотелось бы вам сообщить, что все ваши старания были напрасной тратой времени. Посмотрите туда! — Капитан указал на крутой гористый берег. Проследив направление его руки, Робин впервые заметила, что море черно, как свежий уголь, только что срубленный в забое; его испещряют бешено скачущие волны, увенчанные красивыми белыми гребешками.

— Это ветер, — сказал Сент-Джон. — Там он прорывается через горы, и мы достигнем его прежде, чем вас запихнут в вашу каюту. — Манго усмехнулся, уверенный в себе. — Как только мы поймаем этот ветер, мало найдется судов в океане, и парусных, и паровых, которые смогут хоть на миг сравниться в скорости с «Гуроном», и, видит Бог, ни одно не сможет нас обогнать. — Американец отвесил ей насмешливый поклон — пародию на изысканные манеры южанина. — Перед уходом взгляните в последний раз на этот уродливый паровичок, мэм, вы его больше не увидите. А теперь прошу меня простить…

Он отвернулся и легко взбежал по трапу.

Слезы злости туманили глаза Робин вцепилась в планшир и смотрела, как сужается полоса воды между «Гуроном» и суетливо пыхтящей маленькой канонеркой, ей уже были видны корпус и расположенные в шахматном порядке пушечные порты. Она надеялась, что хвастовство Манго Сент-Джона было всего лишь бравадой: казалось, «Черный смех» сравнялся в скорости со стройным клипером, а до полосы ветра еще очень, очень далеко.

Кто-то уважительно тронул Робин за плечо. Рядом с ней стоял Натаниэль.

— Приказ капитана, мэм, я должен проследить, чтобы вы скрылись в каюте от греха подальше.

Клинтон вытянулся вперед и привстал на цыпочки, словно пытался всем телом заставить корабль бежать еще быстрее — так наездник пригибается перед прыжком. Капитан видел след ветра на поверхности моря и понимал, что он предвещает.

Изящный клипер, украшенный оборками парусов, шел, казалось, не торопясь, как праздная дама из высшего света, а «Черный смех» деловито чихал и фыркал, нагоняя его по короткой стороне треугольника. Если оба корабля будут идти тем же курсом и с той же скоростью, они встретятся в одиннадцати морских милях впереди. Клинтон хорошо видел точку встречи, она должна была оказаться точно напротив клочка земли, обозначенного на карте как Баковен-Пойнт.

«Гурон» шел прежним курсом. Он не мог пуститься по ветру, потому что земля находилась слишком близко к наветренному борту, а на карте в этих местах были показаны опасные мели, и одна из них находилась рядом с его правым бимсом — черная гранитная банка вздымалась под водой, как спина кита. «Гурон» оказался в ловушке, и единственным выходом для него было резко прибавить скорость, чтобы выйти за пределы досягаемости пушечных выстрелов, а полоса ветра была еще далеко, в трех милях впереди.

На палубе под ногами Кодрингтона что-то громко загремело, и он обеспокоенно взглянул на Ферриса.

— Посмотрите, в чем дело, — велел он и снова внимательно всмотрелся в клипер. До спасения ему оставалось всего три коротких мили, но вдруг на глазах у Клинтона огромный квадратный грот мелко задрожал и привелся к ветру: неустойчивый ветер с гор внезапно задул в крутой бейдевинд.

— Господи, помоги мне! — прошептал Клинтон, и «Гурон» начал медленно терять скорость, тугие гладкие паруса обвисли. Корабль остановился, заартачившись, как усталый зверь.

— Они попали в ветровую яму! — радостно воскликнул лейтенант Денхэм и, не сдержав эмоций, выругался.

— Я бы попросил вас не богохульствовать, мистер Денхэм, — резко оборвал его Клинтон, и Денхэм сразу сник.

— Прошу прощения, сэр.

В эту минуту на палубу, еле переводя дыхание, поднялся Феррис.

— Кочегары, сэр, — проговорил он. — Они выносят мебель из офицерских кают. Ваша койка уже сгорела, сэр, и письменный стол тоже.

Капитан едва взглянул на него. Он не сводил глаз с клипера и с точностью до метра прикидывал разницу в скорости, пытаясь как можно точнее вычислить угол сближения.

Да, решил он, раз «Гурон» теряет скорость, можно пойти по косой еще чуть-чуть.

— Привести к ветру на один румб вправо, — велел он рулевому и поднял взгляд на собственные паруса, которые помогали бронзовому винту за кормой «Черного смеха». Паруса откликнулись на изменение курса

— Мистер Феррис, будьте добры, поправьте кливер.

Феррис выкрикнул команду вахтенным на носовой палубе и внимательно проследил, как они закрепляли длинный треугольный парус

Все паруса «Гурона» полоскались, но вдруг опять наполнились, приняли правильную форму, и клипер рванулся вперед, подняв веер белых брызг. Темная полоса вздыбленной ветром воды была совсем недалеко.

Клинтон был уверен, что все испортило неуместное богохульство Денхэма. Он мрачно взглянул на лейтенанта и неохотно отдал команду:

— Обратно на один румб.

Клипер опять уходил. Если «Черный смех» будет двигаться прежним курсом, он пересечет линию движения клипера у него за кормой. Изменение курса означало, что преимущество снова перешло к американцу.

Ожила переговорная труба, и Кодрингтон рад был отвлечься.

— Капитан, говорит машинное отделение. — Он что-то рявкнул в ответ. — Сэр, уголь давно кончился. Давление упало до семи, сэр, и продолжает падать.

— Сожгите все, что найдете.

— Дерево горит, как бумага, сэр. В нем нет настоящего тепла, и оно забивает жаровые трубы. — Макдональд изрекал мрачные новости чуть ли не с наслаждением, и раздражение Клинтона перешло в гнев.