Солнце для любимой - Дебора Тернер

Клайв тихо сказал что-то, чего Стефани не расслышала, но она интуитивно поняла, что речь шла о ее матери. Девушка и сама знала, что, спасая себя, она просто бросила маму одну, обрекая на одинокую смерть, и у нее слезы навернулись на глаза. К счастью, собеседник оказался достаточно великодушен и повторять своих слов не стал. Чтобы как-то разрядить обстановку, он спросил:

— А какое у тебя было детство?

— Ты знаешь, прекрасное, — проговорила Стефи, едва сдерживаясь, чтобы не расплакаться. — Ведь в детстве я не подозревала, что мой отец — чудовище. А мама действительно меня очень любила. И я часто гостила у дедушки с бабушкой — у маминых родителей. Я, правда, не знала, что мама специально отправляла меня к ним, чтобы хоть ненадолго удалить от отца. Но, в любом случае, мне было с ними хорошо.

— Я рад за тебя, — сказал Клайв мягко. — У каждого ребенка должно быть счастливое детство и люди, которые его любят. — Он помолчал и неожиданно добавил как-то задумчиво и даже печально: — А почему твой отец так к тебе относился? Может, он хотел сына?

— Он мне не отец, — тихо призналась девушка. — Мой отец умер, когда мне не было года. Разбился на машине. Я его совершенно не помню. Я узнала об этом только в тот день… — Она замялась, потом продолжила: — В тот день, когда решила уехать.

— Тогда все понятно, — кивнул Клайв. — Он не простил твоей матери, что ты не его дочь.

— Не только это. Он делал ей предложение, но она выбрала из двух своих поклонников моего настоящего отца и вышла за него замуж, а Роджер Уильямс оказался отвергнутым. Тогда он решил во что бы то ни стало добиться своего. После внезапной смерти мужа мама была в отчаянии, а Роджер оказался тут как тут. Он поддерживал и утешал ее, уверял в своей любви… Она поверила. И потом страдала до конца своей жизни.

Девушка опять едва не заплакала. Сейчас она держалась только на самолюбии, ей очень не хотелось, чтобы он видел ее слезы. Надеясь, что ее слова прозвучат безразлично, она сказала:

— Ладно, чего теперь об этом говорить, это все уже в прошлом. — Голос получился хриплым и неестественным.

Клайв тихо чертыхнулся. Стефани подняла голову и посмотрела на него вопросительно. Он тоже взглянул на нее, потом снова отвел глаза и произнес:

— Как жаль, что я не знал всего этого раньше. Я должен был добиться его полного разорения.

Чашка в руке Стефи предательски задрожала, и она, для верности поставив ее на стол, спросила как можно более небрежно:

— Почему же ты этого не сделал?

— Потому что я думал, что он тебя содержит, — отозвался Клайв со сдержанной яростью в голосе. — Я и представить себе не мог, что он даже не знает, где ты. Клянусь, я бы сделал его нищим, если бы только знал.

Стефани, конечно, ему не поверила — ведь это было совсем не похоже на Клайва Стэнворда, — но в течение нескольких секунд она колебалась, так велико было искушение поверить. Однако она снова вспомнила тот разговор в саду и решила, что глупо будет дать ему снова себя обмануть. С другой стороны, сделать вид, что она попалась на эту удочку, тоже не мешало, и она проговорила:

— На самом деле я рада, что ты не разорил его. Он, так или иначе, обвинил бы во всем маму, и ей досталось бы еще больше.

— Нет, подумай только, — продолжал Клайв, как будто не слыша ее слов, — вместо этого я, как последний дурак, нанял специалиста, который помог фирме избежать банкротства, а потом купил ее. Контроль над предприятием Уильямс, конечно, потерял, но деньги у него остались, и немалые. Из них, как я понимаю, ты не получила ни цента.

— Да я бы и не взяла ни цента из его денег! — воскликнула Стефани. Потом, поняв, что привлекает к себе внимание окружающих, прибавила с деланным безразличием: — Это больше не имеет для меня никакого значения.

— Если это не имеет для тебя значения, почему ты продолжаешь убегать? — тут же спросил Клайв.

Стефани подняла голову, смерила его взглядом и отчеканила:

— Ты ошибаешься. Я никуда не убегаю.

Стэнворд некоторое время весьма скептически ее разглядывал, а потом задал довольно неуместный вопрос:

— А где ты была в Австралии кроме Бандаберга, Графтона и Сиднея?

— Я объехала почти все восточное побережье. Это было тогда, пять лет назад. Тетя Кристина, у которой я жила, когда сюда приехала, решила, что это меня развлечет. Мы с ней и ее подругой целый месяц путешествовали на машине вдоль берега и даже немного в глубь континента. Потом я некоторое время жила в Брисбене. А что? — не поняла Стефани цели вопроса.

— Просто интересно, — отозвался Клайв. — И как твои впечатления? Выбрала место, где хотела бы жить постоянно?

— Нет, — пожала плечами Стефи, — пока у меня нет желания где-нибудь надолго останавливаться. Потом, я не видела еще западного побережья. Южной и Центральной Австралии.

Она опять вспомнила, что должна соблазнять его, и решила, что пора сменить тему. Девушка поглядела на собеседника из-под полуопущенных век и проговорила кокетливо:

— Вот странно… Если бы твоя подруга не зашла в наш магазин купить себе брошку, ты бы так и не узнал, что я здесь живу.

Стэнворд проигнорировал слово «подруга» и ответил, пожав плечами:

— Тогда бы мы встретились вечером на приеме.

— Ах, там было столько народу, ты бы мог меня не увидеть, — продолжила Стефани свою игру. — К тому же на мне было это ужасное платье и тонна макияжа. Ты бы меня просто не узнал. — Девушка уже почти оправилась от тяжелого разговора о своей семье и теперь говорила голосом, который считала обольстительным.

— Сомневаюсь, что я мог бы тебя не узнать, — отозвался тот с иронией. Стефи показалось, что он понял ее нехитрую игру. — Хотя, не спорю, платье было ужасное, да и макияжа слишком много. Я уж не говорю о бриллиантах. Надеюсь, твой шеф осознал свою ошибку и не стал во всем обвинять тебя?

— А ты уверен, что вся эта затея была так уж неудачна? — Девушку опять покоробил его надменный тон. — Люк хотел сделать рекламу колье, и у него это получилось. Нашлись люди, которые им заинтересовались. Не у всех же такая бездна вкуса, как у тебя. — Стефани с удивлением почувствовала, что ее трясет от раздражения. Она попробовала собраться с мыслями, но не выдержала и прибавила с сарказмом, в котором явно слышались истерические нотки: — Нет, а действительно, Клайв, тебе когда-нибудь вообще случалось в чем-нибудь ошибаться? Только не говори «да», я все равно не поверю.

Клайв взглянул на нее несколько удивленно, а потом проговорил со спокойной иронией:

— А ты, я вижу, очень хорошо меня знаешь. Продолжай, пожалуйста, мне интересно, что ты еще обо мне думаешь.