Цвет цивилизации - Клод Фаррер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мне повезло, – радостно сказала m-lle Сильва, – до сегодняшнего утра я все боялась, что нам что-нибудь помешает, и этот прекрасный завтрак останется в моих мечтах.
– Мерси за «прекрасный», – сказал Фьерс, смеясь, – но, значит, вам серьезно хотелось посмотреть нашу клетку?
– Прежде всего, она очаровательна, ваша клетка. Прелестная столовая, очень простая, и вместе с тем, как будто созданная для таких высоких особ…
– Кроме того, у нас вид на море!
– Вы надо мной смеетесь, это нехорошо. Нет, правда, мне очень хотелось побывать на вашем знаменитом «Баярде». Весь Сайгон только и говорит о нем, все газеты полны вами. И завтрак на военном судне, ведь это праздник для маленькой девочки…
– Очень маленькой?
– Я еще играю в куклы. Тс! Об этом нельзя говорить громко. Но я так люблю корабли, и моряков, и все…
Фьерс удержал улыбку.
– Вы любите моряков? А почему вы их любите?
– Потому что… – m-lle Сильва колебалась. – Потому что они не такие люди, как все другие.
– А! Прекрасно.
– Нет… Они не похожи на современных людей… Солдаты тоже, впрочем. Они странствуют по свету или идут сражаться все равно где, безразлично с каким врагом…
Они не думают о богатстве, хотя могли бы сделаться богатыми, если б хотели. Но они не хотят. Они предпочитают оставаться солдатами или моряками. Это – люди прошлого.
Фьерс слушал задумчиво.
– Вот почему, – закончила m-lle Сильва, – я рада, что я все-таки здесь, после того, как очень боялась, что не попаду к вам.
Фьерс вышел из своей задумчивости.
– Очень боялись? Серьезно, m-lle, мы рисковали не увидеть вас сегодня?
– Я не приехала бы, если б мама чувствовала себя плохо.
– Ваша матушка очень стара?
– Не очень, но она слабая, особенно в этот период невыносимой жары. Когда я не возле нее, ей меня очень не хватает. Вы знаете, ведь она слепа вот уже три года?
– Я знаю. Ваша жизнь, вероятно, не из очень веселых…
– Как вам сказать? Когда вы познакомитесь с моей мамой, – а вы с ней познакомитесь, она старый друг герцога д'Орвилье, – вы увидите, что нельзя быть печальным в ее обществе. Она всегда добра, всегда улыбается, всегда в бодром настроении…
– Вы ее очень любите?
– О, да! Я думаю, нельзя любить вообще кого бы то ни было сильнее, чем я люблю мою мать. Впрочем, согласитесь, что это естественно. Но я хотела бы не быть лучше ее дочерью, потому что и тогда я любила бы ее так же, и считала бы счастьем жить возле нее.
– Я не знал, что адмирал – друг г-жи Сильва.
– Они знают друг друга уже давно, с незапамятных времен, и, наконец, сделались верными, настоящими друзьями. Это было еще задолго до моего появления на свет. Я вижу герцога д'Орвилье сегодня в первый раз. Но я его люблю уже заранее: мама мне столько о нем говорила… Я знаю, как он благороден, какой у него прекрасный характер…
Фьерс бросил взгляд на адмирала, добрые глаза которого составляли контраст с его суровым и воинственным видом.
– Это, как вы сказали сейчас, человек прошлого.
– Да… Прошлое лучше, чем настоящее.
– Быть может, – сказал Фьерс. – Итак, вы живете в Сайгоне, почти как затворница, и довольны своей судьбой. Вы не скучаете никогда?
– Нет, я ведь очень занята, подумайте!
– В самом деле: вашими куклами.
– Молчите же! Милостивый государь, так-то вы охраняете государственную тайну, которую вам доверили? Вы меня заставите покраснеть: знаете ли вы, что мне исполнится двадцать лет в будущем месяце. Оставим «мою дочь» в покое. Я «мама» в шутку, но хозяйка дома самым серьезным образом.
– Это правда?
– И хорошая хозяйка, уверяю вас. Дом, чтение, прогулки – вот вся наша жизнь, очень полная и вовсе не скучная… «Уголок у камина» – это так хорошо, даже в стране, где камин, как здесь, только миф!
– Это счастье, – сказал Фьерс, – которого моряки никогда не могут оценить по достоинству. Но я его себе представляю. Вы, значит, не любите общества?
– Да нет же, что за мысль! «Уголок у камина» и общество нисколько не мешают друг другу. Я обожаю балы, вечера, пикники, туалеты – и военную форму больше всего. И я танцую, как сумасшедшая. Сударь, мы будем вальсировать с вами через неделю у губернатора. Мой опекун устраивает вечер в честь «Баярда», и я оставляю для вас первую строчку в моей книжке.
– Принимаю и тысячу раз благодарю. Но знаете, m-lle, вы очень разносторонняя молодая особа. Домашний очаг, светская жизнь, военная форма, моряки – что еще – и все это вы любите одинаково.
– Что поделаешь? Если вдуматься, жизнь не так-то забавна… Нужно немножко украшать ее. Я вспоминаю пакетбот, на котором мы с мамой уезжали из Франции четыре года назад. Тридцать дней плавания – сначала мне казалось, что это ужасно долго и скучно. Но на пакетботе подобралось общество очень милых людей – и мы устраивали игры, чтения, танцевали по вечерам на спардеке, после обеда репетировали комедию… И путешествие промелькнуло, как сон. Такова и жизнь: путешествие на пакетботе, которое нужно стараться сделать веселым.
– Да вы философ!
– Нисколько, я боюсь длинных философских рассуждений. Я нахожу глупым толковать без конца о душе, о вечности, о бесконечном, все равно не приходя в конце концов ни к чему путному. Я постоянно спорю об этом с Мартой.
– С Мартой?
– Марта Абель. Вы разве не знаете, что ее зовут Марта? Правда, у нее много прозвищ…
– Скажите, каких?
– Не скажу, – она засмеялась. – Тем более, что вы их не знаете.
– Вы верный друг.
– Друг… более или менее, но верный всегда.
– Друг более или менее?
– Скорее товарищ. Я никогда не имела друзей среди молодых девушек. Они боятся меня, находят озорной и дурно воспитанной…
– В самом деле?
– Я вас уверяю. Разве это не написано у меня на лбу. Я – прокаженная. Марта меня еще кое-как переносит, но у нас с ней разные склонности.
– Например?
– Например, она увлекается философией, рассуждает, созерцает, роется в ужасных немецких книгах, полных всякими сумбурными теориями. Она не бывает у обедни, она атеистка. Все это меня шокирует…
Фьерс с любопытством смотрит на странную девушку, похожую на сфинкса. М-llе Абель говорит мало, предпочитая смотреть и слушать. Ее черные глаза, глубокие как озера, безмятежно сияют, алебастрово-белый лоб обрамлен кудрями, отливающими синевой. Невозможно проникнуть в глубину этих глаз и прочесть мысль, таящуюся на дне их безмятежно-спокойных вод…
– Что касается меня, – продолжала m-lle Сильва, – я не читаю Шопенгауэра и бываю на исповеди.
Фьерс переводит свой взгляд на хорошенькую, белокурую девушку с глазами небесно-синего цвета, которая играет еще в куклы.
– Катехизис вас удовлетворяет?
