Они украли бомбу для Советов - Долгополов Николай Михайлович

— Вещественный пароль, — едва ли не в один голос вырвалось по-русски у сидящих с нами за столом офицеров СВР.

— Моя половинка расчески, захваченная из Барселоны, пришлась точь-в-точь к половинке расчески моего юного друга. Он был первым из русских, с кем я стал работать.

В донесениях, отсылаемых в Центр, Морриса называли его кодовым именем Луис. Вскоре Луис с разрешения Центра привлек в свою группу собственную жену Леонтину, трудившуюся на военном заводе.

Как-то они на пару вывезли с предприятия новейший пулемет в сборе. Но это так, к слову, один из эпизодов их разведдеятельности. Моррису он запомнился лишь потому, что ствол был тяжелый, длинный и никак не помешался в багажник машины с дипломатическим номером.

Да, так кто же на самом деле Коэны? В некоторых зарубежных изданиях его называют хоть и с долей сомнения, но американцем, ее же зачислили в русские разведчицы. Заброшенная в Штаты, Леонтина якобы вышла замуж за Морриса фиктивно. Ерунда. Леонтина Тереза Петке родилась в Массачусетсе. Родители эмигрировали в США из Польши, и в жилах ее действительно течет славянская кровь. Член компартии США, профсоюзная активистка, она познакомилась с будущим супругом там, где и должна была по логике познакомиться: на антифашистском митинге. Догадывалась о связях мужа с русскими, а затем работала из тех же побуждений. Незадолго до ее кончины СВР помогла осуществить одной из ценнейших своих агенток предсмертную мечту: в Москву из Штатов приезжала родная сестра Леонтины. Собиралась приехать еще… Формально въезд в родную страну не закрыт был и для Лесли. Повторюсь, что ни против нее, ни против мужа никаких официальных обвинений в США не выдвигалось.

Детей у Морриса с Леонтиной не было, и о причинах, «почему нет», догадаться, надеюсь, несложно. Хотя есть и другая версия: играя в американский футбол, Моррис получил страшный удар ногой в пах… Остались ли в Штатах родственники у Морриса, он не знает. Возможно. Отец родом из-под Киева, мать родилась в Вильно, а жили в Нью-Йорке в районе Ист-Сайда. Коэна американцы признают своим: раскопали, что в колледжу он был отличным игроком в американский футбол и даже получал спортивную стипендию. Моррис подтвердил, что играл: «Может, поэтому у меня до сих пор так болит и ноет по ночам разбитая в Миссисипи коленка?»

Люди, знающие чету Коэнов достаточно близко по их московскому и окончательному периоду, рассказывают, что у старичков-разведчиков была идеальная совместимость. Верховодила, правда, Лона, однако решения принимал как в США, так и в Англии молчаливый Моррис. Лона щебетала по-русски, он погружался в книги на английском. Во время встречи сам признался мне, что больше года не читает — отказали глаза.

Но в 1954 году, когда 44-летний «новозеландец» Питер Крогер с супругой появился в Лондоне, взор его был под стать орлиному. У Гордона Лонсдейла появилась пара надежных связников-радистов.

Они проработали в Англии до 1961-го. Арест застал их врасплох, хотя за пару дней до провала и почувствовали слежку. Столько шпионских принадлежностей сразу, сколько отыскали в домике на Пендерри Райз, британская контрразведка еще не видела. Они уже отсиживали свой срок, а в саду, в доме то и дело натыкались на запрятанные, закопанные в землю шпионские реквизиты.

Причина ареста трагически банальна — предательство. Предал разведчик дружественного нам в то время государства. Если обстоятельства позволят, удастся дождаться более подробного рассказа об их лондонской эпопее и перипетиях суда, продолжавшегося лишь восемь дней. Дружите Бен получил на пять лет больше, чем люди, осужденные под фамилией Крогеров: троица наотрез отказалась сотрудничать и с МИ-15, и с судом. Лонсдейл взял всю вину на себя, а Крогеры, вопреки пудовым уликам в виде радиопередатчиков и прочего, настаивали на полной невиновности. Тяжкий приговор был, по крайней мере внешне, воспринят ими с профессионально сыгранным безразличием. Крогеры сохраняли его все девять лет мотаний по британским исправительным заведениям.

— Одна тюрьма была омерзительнее другой, — с отвращением передергивает плечами бедный Моррис. — Меня переводили из камеры в камеру, перевозили с места на место. Боялись, убегу. Или разложу своими идеями заключенных. Сидел с уголовниками, и люди, с которыми я отказывался сотрудничать, надеялись, что сокамерники сломают «русского шпиона». А я находил с ними общий язык. Видите в уголке на стуле здоровенного медведя в немыслимо голубом плюше? Мне подарил его в тюрьме на день рождения знаменитый налетчик, совершивший «ограбление века» — тогда из почтового вагона увели миллион фунтов наличными.

— Вы отсиживали в солидной компании.

— Меня с тем парнем действительно считали особо опасными. И Блейка тоже (Джордж Блейк — сотрудник британской Сикрет Интеллидженс Сервис, долгие годы передававший ее секреты советской разведке. — Н. Д.). Нас с Джорджем судили в том же 1961-м, и вдруг мы каким-то чудом или по недосмотру оказались вместе в лондонской тюрьме Скрабе. Вот кто стал другом до конца жизни. Мы говорили обо всем на свете и находили общий язык, словно сиамские близнецы. Мои 20 лет казались шуткой по сравнению с его приговором в 42 года. И Джордж сбежал. Ничего другого не оставалось.

— Моррис, с трудом верится, хотя нет, не верится, будто вы не знали, что Блейк готовится к побегу.

— Вы совершенно не представляете работу в разведке, иначе бы не делали таких опрометчивых заявлений. Я даже не успел узнать о его вечернем побеге, как наутро был переведен из Скрабе в тюрьму на остров Уайт. Отсюда никогда и никто не убегал и не убежит — от острова до ближайшей сухой точки миль 30. Режим суровейший, климат мерзкий, еда отвратительная. И если бы не книги, я бы мог сойти с ума. Да, книги, друзья, вера в собственную правоту полностью оправдывают мою жизнь и то, что я в ней сделал. В ваших вопросах вы тонко намекаете, что я как бы скучаю и мучаюсь в Москве, куда мы с Хелен приехали в 1970-м. Ошибаетесь. О русских друзьях я вам рассказывал. Джордж Блейк, который тоже постоянно живет в Москве, навешает меня часто. Попробуйте найдите такого собеседника в Нью-Йорке или Лондоне.

— Но круг общения, смею предположить, не слишком широк.

— Мы опять выходим на профессиональные проблемы. Конечно, мне иногда хочется увидеть кого-то из друзей детства. Ребят из Интернациональной бригады Авраама Линкольна — кое с кем из них я, между прочим, не так давно встречался. С иными увидеться не суждено. Но тут я дома, у себя, это — моя Родина. И я гражданин России — такой же, как вы.

Он живет в Москве уже 15 лет. Коэнов-Крогеров обменяли то ли на шпиона, то ли просто на английского неудачника Джеральда Брука. Громаднейшие были преграды: КГБ официально не признавал Крогеров «своими». Пришлось действовать «через польских товарищей». В Москве их ждал Лонсдейл, обмененный еще в середине 60-х на британского разведчика Грегори Винна.

Абель-Фишер, Лонсдейл-Молодый, Блейк… В этой галерее разведывательной славы есть место и для них — Леонтины и Морриса Коэнов. Гудбай и еще раз спасибо, товарищ Атомный шпион.

Моррис Коэн скончался в начале июля 1995 года в московском госпитале без названия. Он так и не выучил русского, газеты и то читал со словариком. Но даже среди наших соотечественников найдется совсем немного людей, любивших Россию столь страстно и оптимистично, как любил ее Моррис.

Вместе с ним в могилу ушло столько неразгаданного и неотвеченного. Я был единственным россиянином-журналистом, которому Моррис захотел — или согласился, решился? — рассказать хоть что-то. Но волею судьбы и обстоятельств мне не удалось поведать обо всем услышанном, записанном.

…Траурная процессия чинно двигалась по Ново-Кунцевскому кладбищу. Последний путь Морриса Коэна по земле, с которой он сроднился уж точно навечно. Он столько знал и так много сделал. И так мало рассказал. Мне однажды довелось увидеть съемки Морриса, сделанные, как бы это сказать, для сугубо служебного пользования. Но даже там купюра за купюрой. Кажется, Крогеры успели славно поработать и в еще одной стране, на еще одном континенте. Но… Что ж, он умел добывать и молчать. В этом и есть железная логика разведки?