Штрафной удар сердца - Алекс Винтер

старую синюю татуировку. Ничего особенного, три буквы, складывающиеся в слово «ЗЛО». Он заметил мой интерес и торопливо убрал руку.

– За что сидели-то, дядя Миша? – дружелюбно поинтересовался я. Потапов поглядел на меня другим взглядом, колючим и жестким, а когда ответил, голос тоже стал другим, сухим и нервным.

– Что было, то прошло. Молодой был, глупый.

– Ну, а все-таки? Я же все равно узнаю.

– Вот и узнавай, – отрезал Потапов и стал шумно отхлебывать чай. Кот, делающий вид, что спит, открыл глаза и посмотрел на хозяина с интересом. Просто так отстать я уже не мог.

– Михаил Михайлович, вы вот сидите передо мной, вроде совсем здоровый. А что с сердечком-то?

Потапов сменил тон на канючащий, словно решив вызвать жалость, хотя после фактического признания в судимости это было лишним.

– Да что-то вот закололо. Думаю, надо отлежаться, чай не мальчик уже. Да и волнения всякие – пацана жалко, вроде хороший игрок был, ну и молодой совсем.

– А если мы сейчас в больничку поедем и кардиограмму снимем? – коварно предложил я. Он поглядел на меня и вновь сменил тон, как заправский артист. Теперь передо мной сидел урка, видавший виды, которому пальца в рот не клади.

– Ладно, начальник, не бери меня на понт, – зло сказал Потапов. – Не было меня в бассейне той ночью, я у свояка на даче отдыхал.

– Тогда тем более бояться не стоит.

Почувствовав, что атмосфера накаляется, кот запрыгнул к хозяину на колени. Потапов ласково погладил его за ушами. Кот затарахтел, как трактор, щурясь от удовольствия. Электрик поглядел на меня с неприятным прищуром.

– Как сказать, – почти ласково сказал он. – Я ведь сидел, начальник, сто лет назад. Правда, кого это волнует, если надо всех собак повесить. На даче нас было пять человек, они подтвердят, что я не отлучался. Только все равно мне как-то ссыкатно.

– Чего ж так? – удивился я. – Если алиби железное.

– А с того, что я утром приехал и про найденный труп ни сном ни духом не знал. Я же не только электрику чиню, но и плотник, и сантехник, и разнорабочий. Электрик, в основном, конечно. Открыл свою каптерку, взял инструменты и пошел. Даже не сразу сообразил, что дверь как-то не так открылась, она и без того на соплях держалась, а тут будто кто ее вскрыл. В парке скамейка разболталась, надо было починить. Ну, я и пришел, пару гвоздей вбил.

– И что? – не понял я.

– А то, – веско ответил Потапов, – когда труп нашли, до меня дошло, что молоток у меня был почему-то мокрый.

* * *

Алиби Потапова требовалось проверить. Я сообщил обо всем Агате и отправился на беседу с его собутыльниками, готовясь ловить их на несоответствиях, но мои ожидания не оправдались. Дальний родственник Потапова, некий Леонид Ларионов с мрачной готовностью подтвердил, что накануне убийства Потапов был у него на даче. Оба долго ковырялись в огороде, пилили дрова, потом парились в бане, где напились. Потапов остался ночевать и уехал утренней электричкой. Алиби могло быть дохлым, но, к моему сожалению, слова Ларионова подтвердила соседка. Мужики приходили к ней, помогали спустить в погреб картошку, она-то и дала им за труды бутылку водки. Утром та же самая соседка ехала с Потаповым в электричке, отметив, что тот маялся с перепоя. А еще он забыл купить билет, и его оштрафовали контролеры. Я проверил: Потапов действительно попал в поле зрения железнодорожных кондукторов, а его штраф остался на записи мобильной камеры, которую сотрудники железной дороги всегда держали включенной во время проверки пассажиров.

Агата выслушала меня без особого восторга и с отвращением кивнула на акт экспертизы.

– Если бы не свидетели, этот дядя Миша был бы самым удобным подозреваемым. Доступ в бассейн есть, по пьяной лавочке мог долбануть Романова по башке собственным молотком. Эксперты, кстати, подтверждают: это орудие преступления. На рукоятке остались частички крови, хотя молоток тщательно вымыли. Следов убийцы нет, ни ДНК, ни пальчиков. Между прочим, знаешь, за что сидел Потапов?

– Знаю, – сказал я. – За разбой.

– Именно, – подтвердила Агата. – Причем на свою жертву он напал со спины и долбанул по башке куском трубы. Просто почерк какой-то прослеживается. Ты не спрашивал, не распространялся ли он о своей судимости на работе? Может быть, его специально подставляли?

– Интересовался. Говорит, особо никому не рассказывал, не та тема для разговоров. Ну и работу терять не хотелось, – начнут придираться, а место хорошее, зарплата тоже. Да и после отсидки Потапов ни разу в поле зрения полиции не попадал, вроде как взялся за ум.

– Ну, он и тогда не был рецидивистом, напал на прохожего по пьяной лавочке, если бы не сухой закон, может, отделался бы не восемью годами. Но тогда всех подряд показательно судили, не до гуманизма было.

– Ты-то откуда знаешь? – удивился я. – Тебя, поди, еще в проекте не было.

– Я умна и любознательна с детства, – мрачно ответила Агата. – Ну и папаня мой – мент со стажем, всякое рассказывал.

Вспомнив об отце, Агата поскучнела лицом. Она резко встала, подошла к окну и распахнула створку, вдохнув холодный воздух.

– Я не понимаю, зачем Антон вернулся, – сказала Агата. – Но зуб даю, что убийца был с ним в бассейне в тот вечер. И что-то там такое произошло.

Тогда

Чувство неотвратимого провала охватывает Алису еще в самом начале вечера, когда она всеми правдами и неправдами убеждает Антона поехать к ней под предлогом осмотра новой квартиры. Она туда только что въехала после покупки и проведенного ремонта. Спать в новой, просторной студии на пятьдесят квадратов еще сложно, как в любой новостройке. Справа, слева, сверху и снизу почти без перерыва воют перфораторы, и она еще не готова поселиться тут окончательно. Часть вещей осталась у родителей, где она, измученная шумом, то и дело остается ночевать в своей девичьей спальне с розовыми обоями, покрывалом и шторами, такими умильными, пушистыми и детскими, что впору повеситься. Целый угол завален детскими игрушками, плюшевыми зайцами, слонами, мишками разных калибров и цветов, – все, что ей кидают на лед. Она тащит игрушки домой, говорит, что непременно пожертвует их детскому саду или детдому, но не делает этого. Алисе жалко. Игрушки – тоже часть признания. Ей приятно, что люди тратят деньги на цветы и подарки для нее. Как такое можно отдать посторонним детям, не знающим, как достаются медали?

Она вот знает с пяти лет. Это ежедневная пахота, когда ты, маленькая и тоненькая, трудишься, как муравей или ломовая лошадь. А