Готова на все (СИ) - Кирилл Кащеев

Оглядываясь на чуть колеблющуюся створку, Эля провела заиндевевшего с мороза ученика во вторую комнату своей квартиры.

— Для начала давайте посмотрим что там у нас с домашним заданием… — слезы все еще подкатывали к глазам и она старательно не глядела на ученика, словно в первый раз увидев, рассматривала выкрашенные обыкновенной краской стены, потолок с грубо замазанными пятнами протечки, ветхий стол и пару скрипучих стульев, составлявших всю обстановку.

Обычно Эле было слегка неловко перед своими учениками — ребятишками из совсем не бедных семей — за эту облезлую комнатенку.

Когда-то, давным-давно, когда Яськи не было даже в проекте, а Виктор только появился в ее жизни, она выложила все привезенные из Австрии деньги и еще влезла в долги, чтобы у родичей умершего старичка-соседа выкупить его две до потолка захламленные комнаты. И службы с проржавевшими насквозь трубами, неработающими кранами и раздолбанным унитазом. Хорошо хоть родственники оказались мужиками разумными, много не запросили. Понимали, что купить проходную квартиру, да еще в жутком состоянии, согласятся лишь соседи по общему коридору.

Долги она раздала быстро — тот год был урожайным на мальчишек и девчонок, которых надо было готовить к вступительным по физике. Они с Виктором поженились. Подаренных на свадьбу денег как раз хватило, чтобы сменить трубы и сантехнику, и привести в порядок одну комнату. Вторую они только отмыли, а ремонт оставили на следующий год. «Увидишь, через год, ну максимум через два, в квартире все изменится!», — говорил ей Виктор. С тех пор прошло шесть лет. Единственное, что изменилось в квартире — в ней больше не было Виктора.

Эля бездумно скользнула взглядом по задаче в тетради ученика. Правильно он решил или нет? Она поняла, что не знает, и крепче стиснула в пальцах ручку. Надо сосредоточиться. Она обязана. У нее сегодня трое учеников — по полтора часа занятий с каждым. Четыре с половиной часа. Ей надо продержаться четыре с половиной часа.

Глава 10

— Послушайся меня, давай ты переберешься насовсем во вторую комнату. Какая тебе разница, ты все равно целый день здесь толчешься.

— Если я тебе мешаю…

— Бабушка, не надо говорить мне то, что ты хотела бы сказать своему сыну. Я этого не заслужила!

— Я могу с тобой вообще не разговаривать!

Безнадежна! Если бы отец не вел себя столь по-свински, она бы даже ему посочувствовала — уж ей-то хорошо известно, какой нелегкий характер у ее бабушки. Впрочем, в чем-чем, а в сочувствии отец совершенно не нуждался.

— Она меня недооценивает, — бабушка прищурилась, словно вглядываясь в перекрестья прицела. — Я не собираюсь ей жизнь облегчать. Все, спокойной ночи, завтра увидимся. — она широко распахнула дверь отцовской квартиры. Мелькнул длинный ряд книжных шкафов вдоль стены коридора, Эля успела увидеть приземистую полную фигуру новой отцовской жены, и створка захлопнулась.

Эля невольно облегченно перевела дух — наконец-то тишина, ни учеников, ни бабушки! — и тут же устыдилась своей радости. Как бабушка не бодрится, но ведь это ужас: даже в туалет ходить сквозь плотную мембрану висящей в воздухе ненависти. Неужели отцу и его жене это доставляет удовольствие?

В комнате умаявшийся Яська спал, подмостив под бок любимого медведя. Вслушиваясь в его ровное дыхание, Эля присела на корточки у дивана, положила голову на подушку рядом с Яськой. Господи, он такой маленький, он такой славный! Почему он должен расти в этом омерзительном киселе ненависти?

Все-таки у нее две комнаты в тихом центре, громадная кухня, какая бывает только в новых элитных домах да старых коммуналках. Но ведь все равно проходную квартиру не купят за полную цену… И тогда им с Яськой и бабушкой придется довольствоваться однокомнатной где-нибудь в отдаленном районе. Втроем в одной комнате? Тоже не жизнь. Яська будет расти, бабушка, наоборот, стареть, а с ней и сейчас нелегко.

Взять кредит? А отдавать из чего — из полставки младшего научного сотрудника? Говорят, правительство от щедрот собирается прибавить, а это уж совсем беда. Зарплаты-то поднимут, а суммы, выделяемые на науку, не увеличатся ни на копейку. Значит, университет опять сократит ставки. Работать будем на треть, а то и вообще — на одну восьмую ставки. Репетиторство… Конечно, у Эли опыт и репутация, но частные ученики — дело ненадежное. Сегодня они есть, завтра нет, не будешь же бегать по улицам и ловить прохожих: «По физике-математике подготовиться не желаете?».

Эля прекрасно сознавала, что единственным стабильным и изобильным источником дохода для нее всегда были савчуковские гранты. А еще она отлично знала: для большинства «факультетских» ее участие во всех проектах Савчука и немаленькие по меркам отечественной науки деньги, которые она получала, были как кость в горле. И вот теперь они попытаются эту самую косточку разгрызть. Декан с завкафедрой, конечно, станут делить самый большой куш — научное руководство по темам. Но перераспределить более мелкие суммы, например, ее, Элину, долю, тоже желающие найдутся. Она может лишиться всего. Савчука нет, заступиться некому, а кто бы ни выиграл битву за должность руководителя — у любого обязательно найдутся свои люди, которых они захотят «подкормить» за Элин счет.

Эля безнадежным взглядом уставилась на темную улицу в подернутое морозом окно. Единственный фонарь освещал громадный рекламный плакат: маленький, беззащитный пельмень, окруженный со всех сторон хищно тянущимися к нему острозубыми вилками. Реклама пробуждала лучшие чувства. Пельмешек хотелось заслонить собой от опасности, а потом утешающе гладить и прижимать к груди, чувствуя как пережитый ужас заставляет вздрагивать его крохотное пельменное тельце. Есть бедолагу не хотелось категорически. Похоже, создатели рекламы рассчитывали, что растроганные домохозяйки кинутся скупать бедные пельмени, чтобы спрятать от страшной участи в неприступных бастионах холодильников.

Вот и Эля как этот пельмень, только ее никто не спрячет. Все жаждут «поделиться» ее зарплатой, и никто даже не задумывается, что ведь Савчук дураком не был. Не стал бы платить ей исключительно за красивые глаза, тем более что глаза у нее ничем не примечательные, близорукие. Савчук отлично понимал, что дешевле держать такую вот безотказную Элю, одну за все, готовую самостоятельные эксперименты вести, переводы делать, с иностранцами общаться, сметы печатать, и еще бегать, куда пошлют, чем оплачивать отдельно научного сотрудника, переводчика, лаборанта и еще бог знает кого. Ну поделят ее зарплаты между разными людьми, а пахать, вот как она, кто будет? Или они рассчитывают, что она станет работать, как работала, только за гораздо меньшие деньги?

Эля заходила