Этот длинный, длинный день - Юрий Витальевич Яньшин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да. Ну, хоть с этим я не ошибся. Ты и твои соратники, пожалуй, сможете удержать Россию «на ровном киле» и не опрокинуть ее днищем кверху. Однако должен вас предостеречь. Вы сможете уберечь страну только в том случае, если сами внутри себя не перегрызетесь. Всегда помните об этом.
— А разве вы, верховные волхвы «братства» не окажете нам помощь? — решился спросить Николай Тучков. Посланник повернул голову в сторону вопрошающего и улыбнулся, как-то светло и по-доброму, даже с некоторой грустинкой:
— Нет, Жароок!
Первый заместитель директора ФСБ ничем не выдал своего замешательства при произнесении его подлинного имени, но зрачки его глаз расширились, выдавая, тем самым, крайнюю степень изумления от осведомленности Посланника. — Это ваш мир и ваше время. А мы всего лишь тени минувшего, стоящие на страже родовой памяти. Мы, стоящие у Развилки Времен, приходим к вам только тогда, когда видим, что все остальные пути, за исключением единственного, ведут к неминуемой гибели. Мы — маяки указующие вашему кораблю на рифы и мели. И мы всегда приходим к вам на помощь, когда Руси грозит погибель. Но мы не всесильны. Повторяю, мы можем лишь поддержать вас в борьбе, но только в том случае, если вы сами хотите бороться.
— Что-то я не слыхал о толпах волхвов в окопах Сталинграда или кабинете Сталина, предупреждавших его о «Барбароссе»,[80] — пробубнил под нос неугомонный Тучков больше самому себе, чем окружающим, что, впрочем, не укрылось от ушей Посланника.
— У нас другие фронты, — мягко возразил ему старик. — Ведь не по своей же воле Гитлер не сумел воспользоваться Темной Силой, которой овладел, или точнее, которая сама овладела им.
Рудов, как наиболее трезвомыслящий из всех, на данный момент, не дал разгореться ненужному никому спору, а потому, слегка откашлявшись, решительно вклинился в разговор:
— Ты благословил нас, Посланник, на тяжелый и несвойственный нам до сих пор труд. Ведь до сих пор мы были всего лишь исполнители, но не Вершители. Мы благодарны тебе и надеемся, что вы, мудрые, убережете нас от опрометчивых шагов.
Посланник охотно кивнул ему и приободренный этим кивком Сергей Иванович продолжил свой пассаж:
— Мы же в свою очередь, — он оглянулся на обступивших их, армейских чинов, — я надеюсь, что все разделяют мою точку зрения, со своей стороны приложим все усилия к тому, чтобы воспользоваться шансом и попытаться, залатать пробоины в нашем корабле. И сняв его с мели, вновь развернуть белые паруса надежды на лучшую долю для нашей Отчизны и ее граждан.
«Ого, как он заговорил?! Я и подумать не мог, что «пруссак» способен к таким витиеватым речам!» — с мимолетной завистью подумал о своем начальнике Главного оперативного Управления Афанасьев. Дружный гул одобрения послужил сигналом к принятию Афанасьевым всего бремени власти. Нужно было сказать какие-то слова, но у него как на грех все вылетело из головы. С экранов за всем происходящим в этом зале, затаив дыхание наблюдали командующие округами и флотами, явно сожалея, что не находятся сейчас здесь — в эпицентре разворачивающихся событий. Слегка приревновавший окружающих к ораторскому искусству Рудова Афанасьев тоже решил внести свою лепту в общий настрой:
— Товарищи! Как вы все уже знаете, в Москве буквально только что произошла страшная трагедия, унесшая, по всей видимости, немалое количество жизней. Я предлагаю всем присутствующим, встать и почтить их светлую память минутой молчания.
Несмотря на обширность зала, голос начальника Генерального штаба был хорошо слышен, чему способствовали включенные микрофоны, переключенные чьей-то заботливой рукой в режим громкоговорителя. Его услышали не только военачальники, сгрудившиеся вокруг, но и операторы, сидевшие в партере зала. Все кто до этого момента сидел разом поднялись со своих мест. Даже операторы, молча, застыли в скорбном молчании. Все та же невидимая рука вдруг включила транслятор, по которому мерно и тяжело начал звучать стук метронома. Всем казалось, что эта минута будет длиться вечно. И вечно будет стучать в ушах этот звук, как шаги, как последнее биение сердец уходящих из жизни людей. Наконец эта бесконечная минута прошла и Афанасьев с явным облегчением провозгласил:
— Спасибо, товарищи! Прошу садиться. Дежурной смене операторов продолжить выполнение своих служебных обязанностей.
Однако неугомонный Рудов и тут сумел перехватить инициативу:
— Попрошу еще внимания у присутствующих! Пользуясь редким случаем нахождения среди нас старшего по званию и опыту, — тут он кивнул в сторону Посланника, — я хочу, чтобы мы все принесли клятву верности, начинаемому нами делу и призвать уважаемого Посланника быть ее свидетелем.
Толпа парадных кителей, жиденько разбавленная двумя одетыми в цивильное генералами, дружно загудела в одобрении. С этими словами он вытянулся по струнке и глядя на него вытянулись, подобрав животы у кого они были, остальные члены будущей хунты. А Рудов продолжал свой экспромт:
— Давайте поклянемся, памятью предков и чаяниями потомков, что до последней капли крови и до последнего вздоха будем неустанно и бескорыстно служить Отечеству и своему народу. Будем защищать его интересы и дружно стоять плечом к плечу с нашими товарищами, ставя интересы народа, превыше собственных. Обязуемся соблюдать дисциплину и нести персональную ответственность за каждое принимаемое нами решение. Если кто из нас нарушит слова данной клятвы, то пусть карающая рука его товарищей настигнет его, где бы он ни был. И не видать ему покоя ни на этом, ни на том свете. Жизнь — Родине, сердце — любимым, честь — никому. Клянемся!
— Клянемся! — воодушевленно воскликнули все военные.
— Клянемся! — повторил он.
— Клянемся! — подхватили и те, кто через каналы военной связи был на экранах мониторов.
— Клянемся! — в последний раз прогремел его голос.
— Клянемся! — переходя в крещендо, отозвались уже все присутствующие, включая вскочивших со
