Дети разума. Тень Эндера - Орсон Кард

— Что ты наконец помылся.

— За это будешь пить ты. Я выпью за наше благополучное возвращение из диких лесов.

Вскоре они вышли на улицу. Машин было мало, зато вокруг стояли целые сотни велосипедов; тысячи людей спешили куда-то, запрыгивая на быстро скользящие тротуары. Ванму не захотела пользоваться этими странными приспособлениями и настояла на том, чтобы идти по нормальной, твердой земле, а это означало, что ресторанчик надо найти где-нибудь поблизости. Здания района были старыми, но тем не менее сохранили свой изящный вид; престижный район города, где селятся только зажиточные люди. Стиль архитектуры был свободным — арки и большие дворы, колонны и обыкновенные крыши, поддерживаемые глухими стенами без окон.

— Погода, наверное, здесь прекрасная, — заметила Ванму.

— Тропики, но вдоль побережья проходит холодное течение. Каждый день часик-другой капает дождик — и так большинство дней в году. Но никогда здесь не бывает жары, а уж что такое холода, местным жителям вообще неведомо.

— Такое впечатление, что все у этих людей на виду.

— Фальшивка, — поморщился Питер. — В нашей квартире стеклянные окна и микроклимат, если ты заметила. Но выходят окна в сад, кроме того, они затемнены, так что снаружи ты в дом не заглянешь. Очень искусно все сделано. Искусственная дикая природа. Лицемерие и обман — основы человеческой вселенной.

— Здесь очень красиво, — сказала Ванму. — Мне нравится Нагойя.

— Жаль, что мы здесь не задержимся.

Прежде чем она успела спросить, какова цель их посещения этой планеты, Питер втолкнул ее во дворик небольшого, но полного народом ресторана.

— Здесь рыбу готовят, — объяснил Питер. — Надеюсь, возражений у тебя не будет.

— А что, в других местах рыбу подают сырой? — рассмеялась Ванму.

Но потом поняла, что Питер не шутил. Сырая рыба, подумать только!

— Японцы славятся страстью к сырой рыбе, — продолжал Питер, — а в Нагойе эта страсть превратилась чуть ли не в религию. Заметь, ни одного японца в ресторане. Они отказываются есть рыбу, уничтоженную жаром плиты. Это одна из традиций, которой они до сих пор придерживаются. От оригинальной японской культуры осталось очень мало, поэтому они свято чтут немногие сохранившиеся обряды.

Ванму кивнула, понимая культуру, которая упорно цеплялась за давно отжившие традиции, чтобы сохранить свое национальное лицо. И вместе с тем девушка с благодарностью отметила, что на этой планете соблюдение обычаев — это личное дело каждого человека, эти традиции не калечат и не уничтожают жизни людей так, как это было на Пути.

Обед подали быстро — рыба была готова чуть ли не моментально, — и они принялись за еду. Питер то и дело елозил на циновке.

— Жаль, что традиция пользоваться нормальными стульями и столами сюда так и не добралась, — наконец пожаловался он.

— Неужели европейцы так ненавидят землю, что все время должны приподниматься над нею? — удивилась Ванму.

— Ты сама ответила на свой вопрос, — холодно ответил Питер. — Ты начала с предположения, что мы ненавидим землю. Образованный человек, а веришь всяким первобытным штучкам…

Ванму вспыхнула и замолкла.

— Ой, только избавь меня от этой показной покорности восточных женщин, — махнул рукой Питер. — Меня воспитывали как служанку, а вы такой злой, бессердечный хозяин… Кончай давить на мое чувство вины. Мне известно, что я полное дерьмо, но я не намерен меняться только потому, что каждый раз ты принимаешь смиренно-обиженный вид.

— Но ты можешь измениться, когда не захочешь больше быть дерьмом.

— У меня характер такой. Эндер создал меня полным ненависти, чтобы он тоже мог ненавидеть меня. Дополнительная выгода этого заключается в том, что ты также можешь ненавидеть меня.

— Ладно тебе, ешь свою рыбу, — фыркнула она. — Ты сам не понимаешь, что несешь. По идее, ты должен с первого взгляда раскусывать любого, а сам не можешь понять человека, который тебе ближе всех на свете.

— А я и не хочу понимать тебя, — огрызнулся Питер. — Я всего лишь прибегаю к помощи того блестящего интеллекта, которым ты обладаешь, чтобы выполнить поставленную передо мной задачу. Хотя ты со своей большой головой продолжаешь верить, что люди, сидящие на карачках, каким-то образом «ближе к земле», чем те, которые предпочитают высоко держать голову.

— Я имела в виду не себя, — ответила Ванму. — Я говорила о человеке, который тебе ближе всего. Об Эндере.

— Слава Богу, он сейчас от нас далеко.

— Он создал тебя вовсе не затем, чтобы воплотить свою ненависть. Он давно пережил ненависть к тебе.

— Да, да, книжку «Гегемон» написал, и так далее и тому подобное.

— Именно, — кивнула Ванму. — Он создал тебя, потому что отчаянно нуждался в человеке, который будет ненавидеть ЕГО.

Питер закатил глаза и глотнул молочно-ананасового сока.

— Кокоса в самый раз. Пожалуй, я поселюсь здесь, если Эндер прежде не умрет и я не растворюсь в воздухе.

— Я говорю тебе нечто очень важное, а ты наслаждаешься кокосовым молоком в ананасовом соке?!

— Его достаточно ненавидит Новинья, — буркнул Питер. — Я ему не нужен.

— Новинья сердится на него, но она неправа в том, что сердится, и ему об этом известно. От тебя же ему нужен… так называемый праведный гнев. Ты должен ненавидеть его за то зло, что действительно имеется в нем, но которое никто, кроме него, не видит и в которое ни один человек не верит.

— Я просто кошмарный сон, пришедший из его детства, — сказал Питер. — Ты слишком много смысла находишь во всей этой истории.

— Он создал тебя вовсе не потому, что Питер в его детстве был очень значимой фигурой. Он создал тебя как судью, как огласителя приговора. Вот что вколотил в него Питер, когда Эндер был еще ребенком. Ты же мне сам рассказывал свои воспоминания. Питер постоянно издевался над ним, говорил о том, как он бесполезен, туп, труслив. Теперь это делаешь ты. Ты смотришь на его жизнь и называешь его Ксеноцидом, неудачником. Зачем-то ему нужно это, зачем-то ему нужен человек, который бы проклинал его.

— Что ж, видишь, как удачно я подвернулся, — пожал плечами Питер.

— Но он не меньше нуждается в человеке, который бы его простил, который бы проявил милосердие, который бы правильно истолковал все его поступки. Валентина здесь не подходит, потому что он любит ее, настоящую Валентину. Жена у него есть. Твоя сестра нужна ему, чтобы обрести прощение.

— Значит, если я перестану ненавидеть Эндера, необходимость во мне сразу отпадет и я исчезну?

— Если Эндер перестанет ненавидеть себя, твоя злость ему больше не понадобится, и с тобой будет легче уживаться.

— Вообще, честно тебе скажу, думаешь, с тобой легко ужиться? Ты постоянно анализируешь поведение человека, которого никогда не встречала, и в то же самое время читаешь морали тому, кого знаешь.

— Я хочу унизить тебя в твоих же глазах, — ответила Ванму. — И это будет честно.

— Мне кажется, Джейн специально перенесла нас сюда, потому что местная одежда в точности отражает, кто мы есть на самом деле. Однако какой бы марионеткой я ни был, я нахожу в жизни некое извращенное удовольствие. Тогда как ты все, к чему прикасаешься, делаешь серым и однообразным.

Ванму проглотила слезы и вернулась к еде.

— Что это с тобой? — насторожился Питер.

Она не обратила на него внимания и медленно прожевала, найдя в себе нетронутую часть, которая была еще способна насладиться вкусной едой.

— Неужели ты что-то чувствуешь?

Она проглотила и подняла на него глаза.

— Я уже скучаю по Хань Фэй-цзы, хотя прошло каких-то два дня. — Она слегка улыбнулась. — Я знала человека великой мудрости и благородства. Он считал мое общество заслуживающим внимания. То, что я утомляю тебя, меня вполне устраивает.

Питер притворился, будто плескает на себя воду:

— Ой, пожар, я горю, больно как, невыносимо, сейчас помру! Жестокая женщина! У тебя дыхание дракона! Ты убиваешь словами!

— Только марионетки могут бравировать своими ниточками, — парировала Ванму.

— Уж лучше болтаться на этих ниточках, чем быть ими связанным, — ответил Питер.

— О, как, наверное, любят меня боги! Я стала спутницей человека, который играючи жонглирует словами.

— Ага, тогда как мне боги дали в спутницы девушку, у которой нет грудей.

Собравшись с силами, она выдавила натянутую улыбку, притворяясь, что поняла его шутку.

— По-моему, ты говорил, что груди у меня есть, просто они маленькие.

Улыбку, сияющую на его физиономии, как стерло.

— Извини, — мягко произнес он. — Я обидел тебя.

— Нет, не думаю. Скажу тебе позже, хорошо выспавшись.

— Я думал, мы просто пикируемся, — оправдывался Питер. — Обмениваемся шутливыми подначками.

— Так оно и было, — кивнула Ванму. — Только я говорила искренне.