Звезды смотрят вниз - Арчибальд Кронин

— Идите сейчас, если хотите её увидеть.

Дэвид вышел из приёмной и прошёл через палату в комнату Дженни. Дженни лежала, вытянувшись на спине, и конец кровати был поднят высоко на козлы. Сестра Клегг делала Дженни впрыскивание в руку.

В комнате царил беспорядок, повсюду — тазы, лёд, полотенца. Осколки разбитого ручного зеркала валялись на полу.

Лицо у Дженни было землистого цвета. Она дышала прерывисто и с трудом. Глаза смотрели в потолок. В них был ужас, в этих глазах; они, казалось, цеплялись за потолок, боясь его выпустить.

Сердце Дэвида словно расплавилось и затопило все внутри.

Он стал на колени у постели.

— Дженни, — сказал он, — ах, Дженни, Дженни!

Глаза оторвались от потолка и обратились на него. Белые губы, как бы извиняясь, прошептали:

— Мне хотелось тебе понравиться.

Слёзы текли по лицу Дэвида. Он взял её бескровную руку и не выпускал её больше.

— Дженни! О Дженни, Дженни, родная моя.

Она прошептала, как затверженный урок:

— Мне хотелось тебе понравиться.

Слёзы душили его: он не мог говорить. Он прижал белую руку к своей щеке.

— Пить хочется, — всхлипнула она слабо. — Дай мне воды. Он взял поилку («какая забавная, совсем как чайничек!») и поднёс её к бескровным губам. Дженни с трудом подняла руку и взяла поилку. Но тут слабая дрожь пробежала по её телу. Жидкость из чашки вся вылилась на её ночную сорочку.

В последний миг всё вышло так хорошо. Мизинец, которым она всё ещё держала чашку, был изящно согнут. Дженни было бы приятно, если бы она могла это видеть. Дженни умерла, как прилично благовоспитанной особе.

XXII

В утро после похорон Дженни, в половине девятого, Дэвид вышел из вагона на платформу в Слискэйле и был встречен Питером Вильсоном. Весь предыдущий день 15 октября прошёл как в тумане, в отрешённости горя, в быстрой смене последних печальных приготовлений. Он проводил на кладбище то, что оставалось от Дженни, возложил венок на её могилу. Он выехал из Лондона ночным поездом и спать пришлось мало. Но он не чувствовал усталости. Свежий ветер с моря дул на платформе и заряжал его крепкой энергией. С ощущением особенной физической бодрости он поставил на землю свой саквояж и пожал руку Вильсону.

— Вот и вы! — сказал Вильсон. — И не слишком-то рано!

В ленивой и добродушной усмешке Вильсона было сегодня что-то уклончивое. Остроконечная бородка беспокойно дёргалась, что у него всегда было признаком душевного волнения.

— Очень жаль, что вы вчера пропустили собрание. Комитет был сильно этим озабочен. Ведь никогда не знаешь, с чем придётся столкнуться.

— Думаю, что нам предстоит трудная борьба, — отвечал Дэвид спокойно.

— Может быть, труднее ещё, чем вы думаете, — заметил Вильсон. — Слышали, кого они выставляют против вас? — Он помедлил, смущённо и пытливо глядя в глаза Дэвиду. Потом бросил резко:

— Гоулена.

У Дэвида сердце остановилось, весь он похолодел и содрогнулся при звуке этого имени.

— Джо Гоулена! — повторил он глухо. Натянутое молчание. Вильсон хмуро усмехнулся.

— Это выяснилось только вчера вечером. Он теперь живёт в «Холме» — и живёт на широкую ногу. С тех пор как он вновь открыл «Нептун», он стал местной знаменитостью. Всеми командует — и Ремеджем, и Конноли, и Лоу. Большинство консерваторов слушается его во всём, ест из его рук. Из Тайнкасла тоже сильно нажимают в его пользу… Да, он выставлен кандидатом. Это окончательно оформлено.

Тупое удивление, смешанное с чем-то похожим на ужас, овладело Дэвидом, он не в силах был поверить. Нет, это слишком дико, слишком немыслимо. Машинально он спросил:

— Вы это серьёзно говорите?

— Никогда в жизни не говорил серьёзнее.

Снова пауза. Значит, это правда. Значит, потрясающая жестокая новость — правда. С застывшим лицом Дэвид поднял саквояж и пошёл за Вильсоном. Они вышли из вокзала и зашагали по Каупен-стрит, не обменявшись больше ни одним словом. Джо, Джо Гоулен упорно не выходил у Дэвида из головы. Преимущества Джо несомненны: у него — деньги, успех, влияние. Он пройдёт в парламент, как прошёл Леннард, например, который, нажив состояние продажей дешёвой дрянной мебели, хладнокровно купил Клиптон на последних выборах; Леннард, который не произнёс в своей жизни ни единой речи, который в свои редкие посещения Палаты только и делал, что угощался в буфете или решал «головоломки» в курительной. И это один из законодателей страны! Впрочем, — с горечью сказал себе Дэвид, — не в пример легкомысленному Леннарду, Джо использует своё пребывание в парламенте для чего-нибудь посерьёзнее, чем решение «головоломок». Нельзя предвидеть, для каких разнообразных и любопытных целей Джо может использовать своё положение, если попадёт в парламент…

Дэвид резко отогнал горькие мысли. Что пользы в них? Единственный ответ на создавшееся положение заключается в том, что Джо не должен пройти в парламент. «О господи, — думал Дэвид, шагая навстречу резкому морскому ветру. — О господи, если суждено мне ещё хоть что-нибудь сделать, пускай это будет победа на выборах над Джо Гоуленом».

Более, чем когда бы то ни было, полный сознания лежавшей на нём ответственности, он позавтракал у Вильсона, и они принялись усердно обсуждать положение. Вильсон не скрывал ничего от Дэвида. Непредвиденная задержка Дэвида в Лондоне создала неблагоприятную атмосферу. Более того, Дэвид уже знал, что Исполнительный комитет Рабочей партии не поддержал его кандидатуры. Со времени его речи в Палате о новом угольном законе он считался бунтовщиком, к нему относились враждебно и подозрительно. Но партия, бывшая в долгу у Союза горняков, не хотела открыто проваливать его кандидата. Это не помешало ей, впрочем, послать агента для агитации среди шахтёров в пользу другого кандидата.

— Он затесался среди, нас, как какой-нибудь проклятый шпион, — прорычал Вильсон в заключение своего рассказа. — Но ничего ему не удалось сделать. Местная организация шахтёров хочет вас. Она нажала на избирательную комиссию, и этим все дело кончилось.

Затем Вильсон настоял на том, чтобы Дэвид пошёл домой и выспался до заседания, которое должно было состояться в три часа. Дэвиду спать не хотелось, но он всё же пошёл домой. Надо было на досуге все самому обдумать.

Марта ожидала его — он накануне вечером известил её о приезде телеграммой. Глаза её сразу устремились на траурную повязку. Эти глаза ничего не выдавали, только вобрали в себя чёрную повязку, и Марта ничего не спросила.

— Ты изрядно опоздал, — сказала она. — Вот уж целый час завтрак готов и ждёт тебя.

Он сел к столу.

— Я завтракал с Вильсоном, мама.

Недовольная этим, она настаивала:

— Неужели ты не выпьешь хотя бы чашку чаю?

— Ну, хорошо, — согласился Дэвид. Он наблюдал, как она заваривала свежий чай, сначала налив кипятку в коричневый чайничек, затем точно отмерив порцию чая из медной коробки, доставшейся ей ещё от матери. Он наблюдал её уверенные и чёткие движения и с чем-то вроде удивления подумал о том, как мало она изменилась. Ей уже около семидесяти лет, а она всё та же крепкая, черноволосая, упрямая, неукротимая женщина. Дэвид вдруг произнёс вслух:

— Дженни умерла три дня тому назад.

Лицо Марты осталось все так же непроницаемо и несколько сурово.

— Я так и думала, что этим кончится, — сказала она, ставя перед ним чай.

Наступило молчание. Неужели это всё, что она может сказать? Дэвиду показалось нестерпимо жестоким, что мать приняла весть о смерти Дженни без единого слова сожаления. Но пока он про себя возмущался её злопамятностью, Марта сказала почти резко:

— Мне жаль, что ты огорчён, Дэвид.

Она словно выжала из себя эти слова. Затем с каким-то замешательством искоса глянула на него:

— А что ты будешь делать теперь?

— Снова выборы… снова все сначала.

— И не надоело тебе это?

— Нет, мама.

Напившись чаю, он пошёл наверх полежать час-другой. Лёг, закрыл глаза, но сон долго не шёл. В голове всё время стучала одна мысль, настойчивая, тревожащая, походившая на молитву: «О господи, помоги мне провалить Джо Гоулена, не допустить его в парламент». Все то, против чего он боролся в своей жизни, сконцентрировалось в этом человеке, теперь выступившем его противником. Он должен победить Джо Гоулена. Должен. Он хотел этого всеми силами души. И в мыслях об этом он задремал, а потом наконец и совсем заснул.

Следующий день, 16 октября, был днём официального оглашения кандидатов, и в одиннадцать часов утра, когда кампания ещё только что началась, Дэвид столкнулся с Джо. Встреча произошла перед входом в зал муниципального совета. Дэвид с Вильсоном поднимался по лестнице, чтобы вручить комиссии свои документы, и в это же самое время Джо, сопровождаемый Ремеджем, Конноли, преподобным Лоу и всеми членами их комитета, а также группой сторонников, выплыл из двери и начал спускаться вниз. Увидев Дэвида, он круто остановился в картинной позе и посмотрел на него с видом благородного человека, отдающего должное и врагу. Он стоял на две ступеньки выше Дэвида, красивый, крупный, внушительно выпятив грудь; двухбортный пиджак расстегнут, в петлице — большой пучок голубых васильков. Возвышаясь над Дэвидом во всём своём грубом великолепии, он протянул ему мясистую руку. Он улыбался своей характерной, открытой улыбкой, улыбкой мужчины мужчине.