Наследница огненных льдов (СИ) - Ванина Антонина

– Да хоть все сейчас и забирай, если найдёшь, – понуро отозвался Эспин, прохаживаясь по разорённому лагерю и выискивая уцелевшую снедь.

Оглядев стоянку, я пыталась оценить весь масштаб бедствия. Палатки смяты, может быть даже сломан каркас. Несколько рюкзаков разорвано, продуктовые запасы раскиданы по снегу, но кое-что ещё можно собрать и спасти. Но это мелочи в сравнении с травмой Тэйми. И, кажется, это понимали все, кроме неё самой.

Пока она отдыхала на нарточке, Вистинг подсел к ней и попытался прикоснуться к больной руке, но тщетно. Тэйми как ошпаренная вскочила с места и воззрилась на майора зверем:

– Я просто хочу осмотреть твоё плечо, – объяснил он. – Раз ты ещё шевелишь рукой, значит, перелома и разрыва связок нет. Скорее всего, вывих, а его надо вправлять.

– Как вправлять? – спросила она.

– Для начала тебе надо снять кухлянку, через шкуру я ничего прощупать не смогу. А потом придётся потерпеть, я буду вправлять руку в плечевой сустав.

– Ты будешь трогать меня?

– Разумеется. А как иначе, по-твоему, мне вправить твой вывих?

– Никак. Ты мне не муж, ты не посмеешь прикасаться ко мне.

– Да нужна ты мне, – огрызнулся Вистинг. – Я же просто помочь тебе хочу. Учти, откажешься от помощи сейчас, к концу дня у тебя опухнет предплечье, болеть будет так, что и пальцем не сможешь пошевелить. А через пару дней уже поздно будет что-либо вправлять. Рука твоя отсохнет, начнётся гангрена и ты будешь гнить заживо. Правда, проживёшь ты с червями под кожей недолго, но мучиться будешь сильнее, чем твой покойный отец перед смертью.

Думаю, он сильно преувеличил масштаб последствий невправленного вывиха, но это и к лучшему. Может после живописания всех ужасов Тэйми одумается и даст Вистингу себе помочь. Но не тут-то было.

– Что ж, значит, так тому и быть, – осталась непреклонна Тэйми. – Надеюсь, мой муж исполнит мою волю, затянет на моей шее удавку, чтобы я не мучилась и отправилась в Верхний мир к моему отцу.

– Да чтоб тебя… – не выдержал и ругнулся Вистинг. – упрямство почище, чем у Шелы.

– Тэйми, – подошёл к ней Эспин, и принялся уговаривать, – если ты боишься, что я обижусь, если к тебе прикоснётся другой мужчина, то не думай об этом. Представь, что Вистинг не мужчина, а просто врач. Ну, шаман, который может лечить. Позволь ему тебе помочь. Он здесь один, кто точно знает, что надо делать.

Тэйми посмотрела на Эспина как на врага и уверенно произнесла:

– Уж лучше мне отправиться в Верхний мир, чем быть женой мужа, который готов отдать её любому охотнику. Пускай на Тюленьем острове так развратничают, а я не стану.

Все уговоры оказались бесполезны – Тэйми не желала принимать помощь Вистинга и нарушать привитые ей с детства моральные нормы. Даже мои слова о том, что лечиться не стыдно, её не переубедили. И тогда Вистинг заключил:

– Крог, придётся вам самому вправлять ей вывих.

– Что? – опешил Эспин. – Но я не умею.

– Придётся научиться. Или здоровье жены вас совсем не волнует?

Всё, сопротивление было сломлено. Эспин даже не подумал морщиться при слове "жена", а Тэйми больше не капризничала и не собиралась помирать.

Пришлось Вистингу проинструктировать Эспина на предмет, как держать больную руку Тэйми, как её поднимать и медленно прокручивать, как придерживать при этом плечо, пока в суставе не раздастся щелчок.

Наглядным пособием в этом обучении стала я. Стоя за моей спиной, Вистинг ощупал через кухлянку моё плечо, поднимал и опускал руку, попутно объясняя всё Эспину. А ещё он скользил ладонью там, где ни руки, ни плеча у меня уже не было. Ну ладно, стерплю, не буду возмущаться, всё-таки мы все стараемся ради Тэйми.

Наконец с напутствиями было покончено. Эспин взял в руки пару шкур из запасов Тэйми и отвёл её в сторону от лагеря, где можно уединиться, уложить Тейми на землю и оголить её плечо. Надеюсь, у них всё получится.

Все пять упряжных собак увязались за ними, то и дело поскуливая. Понимаю, упряжка лишилась своего вожака и двух товарищей, а теперь собаки боятся потерять ещё и хозяйку. Надеюсь, если Тэйми вскрикнет от боли, когда Эспин будет вправлять вывих, собаки не подумают, что он желает ей зла и не станут на него набрасываться.

В лагере остались только я, Вистинг, Брум и Зоркий. Пока хухморчик стенал над раздавленными шишками, пёсик рыскал в поисках ошмётков рыбы и мяса, которые можно незаметно подъесть. Мы же с Вистингом принялись подбирать оставшийся провиант, выкапывали из снега чудом не сломанные, а просто вдавленные в наст снегоступы и лыжи, перетряхивали от снега шкуры и запасную одежду, чтобы уложить всё это в маленькую нарту.

– Не понимаю, – не смогла я и дальше в полном молчании заниматься делом, – что холхут вообще делал в озере подо льдом? Как он там оказался? Кажется, Тэйми считает, что холхуты прячутся от людей в Нижнем мире. В Ясноморье я тоже слышала от старичка Ерхолевли что-то подобное. Выходит, я не просто так видела вчера в озере искорки. Метеоритное озеро – это вход в нижний мир.

– Думаю, всё куда проще, – не стал высмеивать меня Вистинг, и предположил, – Рано утром стадо пришло на водопой к озеру, сначала холхуты продавили ногами лёд, чтобы напиться, потом самые смелые решили вспомнить летние деньки и зашли в воду поплавать. Проплыть далеко не получилось – лёд над головой, воздуха не хватает. Тогда один холхут проломил спиной лёд и выбрался на берег по чистой случайности прямо возле нашего лагеря. Это его облаяли собаки, пока мы спали, и те сосульки, что мы увидели на берегу, тоже остались после него. То ли это был молодой холхут, то ли слишком пугливый, но от собак он убежал быстро, мы с Крогом даже не успели его заметить. А потом из озера выплыл его опытный товарищ. Он собак не боялся. А молодой холхут добежал до того места, где остались двое других холхутов и позвал их на подмогу, выручать второго пловца. Вот так все четверо и оказались в нашем лагере. Нам просто сказочно повезло, что погибли только собаки. Всё могло закончиться куда хуже.

– Не думала, что холхуты могут быть такими коварными, – призналась я.

– Не то слово, принцесса. Это необычайно умные и злопамятные звери.

– Но ведь на Собольем острове живут такие милые крохи.

– Эти крохи потому и милые, что их маленькие клыки не интересны звероловам. А здешним холхутам повезло меньше. Островитяне на них никогда не охотились, потому что с луком и стрелами в битве с гигантом не преуспеть. А вот когда сто пятьдесят лет назад на остров высадились люди с огнестрельным оружием, всё в корне изменилось. Теперь живых холхутов по пальцам перечесть, и они не стремятся попасть в окружение десятка стрелков и умереть от пули в глаз. Они знают, что люди – это их верная смерть, потому и предпочитают напасть первыми, чтобы выжить. Твой кузен верно оценил ситуацию, при нас имелись клыки холхутов, а это верный сигнал ещё живым особям, что перед ними убийцы их сородичей, и их надо давить.

– Но отец Тэйми не убивал холхута, из которого вырезал цепи. Он нашёл его после схода лавины уже мёртвым.

– Однако тем четверым про то ничего не известно. Для них все люди на одно лицо – что аборигены, что пришлые. Холхуты предпочитают перестраховаться. С их массивными тушами глупо и дальше оставаться беззащитной мишенью. Они просто защищают себя.

– И вы бы их точно не смогли убить? – на всякий случай спросила я.

– Нет, принцесса. Нас здесь всего двое стрелков, а холхутов четверо. На такое стадо лучше выходить с дюжиной стволов, чтобы повалить всех наверняка.

– Какой кошмар, – прошептала я, представив картину массового убийства животных даже не ради их мяса, а всего лишь клыков,

– Вот поэтому я никогда и не охочусь на стада холхутов и на всякий случай держу при себе фальшфейеры.

Какое неожиданное признание. А ведь когда-то я думала, что Вистинг приехал на острова, чтобы бездумно убивать всё зверьё без разбору. А у него, оказывается, есть принципы. Капустников на мясо, белку для уплаты налога, водяную крысу тоже на мясо, но не ради шкурки. Медведя надо убивать ради защиты людей, толсторогов на прокорм и рога для поделок, куропаток про запас… Всё у него идёт в дело, никто не гибнет от его пули или дроби просто так, ради потехи. И ведь однажды я даже слышала от Вистинга неодобрительные слова в адрес браконьеров… Всё-таки он человек чести. Удивительно, что я раньше этого не поняла.