Все приключения мушкетеров - Александр Дюма

Когда он сравнивал открытые преступления этого министра, гласные, известные всей Европе, с частными и неизвестными преступлениями, в которых обвиняла его миледи, он находил, что Бокингем гораздо был виновнее в тех проступках, которые были неизвестны народу. Любовь его к миледи, такая странная и пламенная, заставила его видеть низкие и вымышленные обвинения леди Винтер в огромных размерах: точно так едва заметные атомы через увеличительное стекло кажутся ужасными чудовищами.

Быстрота бега еще больше разогревала кровь его; мысль о том, что он расстался с женщиной, подвергавшейся опасности страшного мщения, с женщиной, которую он любил, или, лучше сказать, обожал; недавнее волнение чувств, усталость, все это воспламеняло душу его.

Он пришел в Портсмут около восьми часов утра; улицы наполнены были народом; барабаны били в городе и на пристани; десантные войска шли к морю.

Фельтон пришел к адмиралтейству, весь покрытый пылью и потом; лицо его, обыкновенно бледное, покраснело от жару и гнева. Часовой не хотел пропустить его; но Фельтон позвал начальника поста, и, вынув из кармана письмо, сказал:

– Важные бумаги от лорда Винтера.

При имени лорда Винтера, которого знали как одного из искренних друзей герцога, начальник поста велел пропустить Фельтона, бывшего притом в мундире морского офицера.

Фельтон вошел во дворец.

Когда он вошел в переднюю, вместе с ним вошел туда какой-то человек, усталый, весь в пыли, только что приехавший верхом на лошади, которая тотчас же пала от изнеможения.

Фельтон и неизвестный обратились в одно время к Патрику, доверенному камердинеру герцога; Фельтон сказал, что он от лорда Винтера; незнакомец не хотел сказать своего имени, говоря, что он только самому герцогу наедине мог сказать кто он. Оба настаивали, чтобы пройти прежде.

Патрик, знавший, что лорд Винтер был в деловых и дружеских сношениях с герцогом, отдал предпочтение тому, кто приехал от его имени. Другой должен был подождать, и заметно было, как он проклинал это замедление.

Камердинер провел Фельтона через большую залу, в которой дожидались депутаты из ла Рошели, под начальством князя де Субиз, и ввел его в кабинет, где Бокингем, выйдя из ванны, оканчивал свой туалет, которым он, как и всегда, занимался с особенным вниманием.

– Поручик Фельтон, – сказал Патрик, – от лорда Винтера.

– От лорда Винтера – повторял Бокингем, – проси.

Фельтон вошел. В это время Бокингем бросил на диван богатый халат, шитый золотом, и надевал камзол из голубого бархата, осыпанный жемчугом.

– Отчего барон сам не приехал? – спросил Бокингем; – я ожидал его сегодня утром.

– Он поручил мне сказать вашей светлости, – отвечал Фельтон, – что он, к сожалению, не мог иметь этой чести, потому что должен был караулить замок.

– Да, да, – сказал Бокингем, – я знаю, у него есть пленница.

– О ней-то я и хотел поговорить с вашею светлостью, – сказал Фельтон.

– Ну, говорите.

– То, что я хочу вам сказать, милорд, никто не должен слышать, кроме вас.

– Оставь нас, Патрик, – сказал Бокингем; – но не уходи далеко, я сейчас позову тебя.

Патрик вышел.

– Мы одни, – сказал Бокингем, – говорите.

– Милорд, – сказал Фельтон, – барон Винтер просил вас письмом подписать приказ об отправлении в ссылку одной женщины, по имени Шарлотты Бексон.

– Да, и я отвечал ему, чтобы он привез или прислал мне этот приказ, я его подпишу.

– Вот он, милорд.

– Давайте, – сказал герцог.

И взяв приказ из рук Фельтона, он быстро прочел его. Потом, удостоверившись, что это тот самый, о котором ему писал Винтер, он положил его на стол, взял перо и хотел подписать его.

– Извините, милорд, – сказал Фельтон, останавливая его; – известно ли вашей светлости, что Шарлотта Бексон не есть настоящее имя этой женщины.

– Да, я это знаю, – отвечал герцог, обмакивая перо в чернильницу.

– В таком случае вашей светлости известно настоящее имя ее? – спросил Фельтон.

– Да, известно.

Герцог положил руку на бумагу. Фельтон побледнел.

– И зная настоящее имя ее, – продолжал Фельтон, – ваша светлость, все-таки подпишете?

– Без сомнения, – сказал Бокингем, – и еще охотнее.

– Я не могу поверить, – продолжал Фельтон отрывистым голосом, что вашей светлости известно, что дело идет о леди Винтер…

– Я знаю это очень хорошо, хотя очень удивляюсь, откуда вы это знаете.

– И ваша светлость подпишите этот приказ без угрызения совести.

Бокингем гордо взглянул на молодого человека.

– Милостивый государь, – сказал он, – вы предлагаете мне очень странные вопросы, и я глупо делаю, что отвечаю на них.

– Отвечайте, милорд, – сказал Фельтон, – дело может быть гораздо важнее, нежели вы думаете.

Бокингем подумал, что молодой человек, присланный от лорда Винтера, говорил от его имени и смягчился.

– Без малейшего угрызения совести, – сказал он; – барону известно, так же как и мне, что миледи Винтер большая преступница, и что ограничить наказание ее ссылкой значит почти оказать ей милость.

Герцог хотел подписать бумагу.

– Вы не подпишете этого приказа, милорд! – сказал Фельтон, подходя к герцогу.

– Я не подпишу этого приказа? – спросил Бокингем; – почему же это?

– Потому, что если вы подумаете, то отдадите справедливость миледи.

– Ссылка в Тибурн будет справедливостью в отношении к ней; миледи низкая женщина.

– Миледи ангел, вам эго хорошо известно, милорд, и я прошу вас оставить ее на свободе.

– Верно, вы с ума сошли, что так говорите со мной, – сказал Бокингем.

– Извините, милорд; я говорю, как могу; я удерживаюсь. Но подумайте, милорд, о том, что вы хотите сделать и страшитесь переполнить меру ваших преступлений.

– Что? – вскричал Бокингем; – он, кажется, угрожает мне?

– Нет, милорд, пока я еще прошу; я вам говорю, что одной капли воды достаточно, чтобы переполнить сосуд, налитый до краев; одна легкая ошибка может привлечь наказание на голову человека, которого долго щадили, несмотря на все преступления его.

– Господин Фельтон, – сказал Бокингем, – ступайте вон и идите тотчас под арест.

– Вы выслушаете меня до конца, милорд. Вы соблазнили эту девушку, вы оскорбили ее, унизили; загладьте ваши преступления в отношении к ней, отпустите ее, и я больше ничего от вас не потребую.

– Вы не потребуете! – сказал Бокингем, смотря на Фельтона с удивлением и делая ударение на каждом слове.

Милорд, – продолжал Фельтон, постепенно разгорячаясь, – милорд, берегитесь; Англия утомлена вашими преступлениями, милорд, вы употребили во зло королевскую власть, которую почти присвоили себе; милорд, вы наводите ужас на всех; Бог накажет вас после, а я накажу вас теперь.