Анахрон (полное издание) - Виктор Беньковский

— Столица Мадагаскара из двенадцати букв? — спросил Федор.

— А хер ее знает.

Федор склонился над газетой, зашоркал карандашом.

— «Ахереезнает»… Не, Сигизмунд Борисович, получается одиннадцать.

— А ты восклицательный знак поставь.

Федор отложил карандаш, молвил задумчиво:

— Может, нам маком торгануть?

Сигизмунд с интересом посмотрел на Федора. Тот не шутил.

— Давай уж сразу коноплей.

— Да нет, Сигизмунд Борисыч. Тут я тоже щупал. Рисково да и грязно. Плохо это — людей травить. Грех это. Я про пищевой мак. Заодно и кожей…

— Какой кожей?

— Искусственной.

Сигизмунд помолчал, осваиваясь с услышанным. Бизнес–предложения Федора никогда не страдали отсутствием оригинальности.

А Федор раздухарился, слегка покраснел даже. Видно было, что сейчас выношенные мысли высказывает, не с бухты–барахты брякает. Процесс мыслительный всем этим речам предшествует. Напряженный.

— Подумайте, Сигизмунд Борисович. Мы тут с шурином одну телефонную книгу надыбали, «Желтые страницы». Вы по–испански понимаете?

Сигизмунду мгновенно вспомнились индейцы с Сенной площади. Которые в пончо и поют душевно.

— Санта–Мария, — сказал Сигизмунд. — Санта–Лючия. Буэнас эта… ночес.

— Санта–Лючия — это по–итальянски, — поправил Федор.

— При чем тут испанский?

— А, в этом все дело… — Федор сунулся в письменный стол. — Я вот тут приготовил. Гляньте.

Сигизмунд ошеломленно глянул.

Книга представляла собою справочник «Желтые страницы» города Аликанте. Из справочника неоспоримо явствовало, что Аликанте представляет собою курортную дыру с пальмами и живописными развалинами; размерами же вряд ли превосходит город Вытегру.

Справочник был двуязыкий.

— Он что, на французском? — спросил Сигизмунд.

— Нет. Мы выясняли, — бодро ответил Федор. — Язык не опознан.

— При чем тут мак? И кожа?

— Дело такое, Сигизмунд Борисович, — заговорил Федор убежденно. — Вы находите спеца и с его помощью вычленяете из списка те фирмы, которые торгуют пищевым маком и искусственной кожей. Так. Затем мы налаживаем с ними контакты и везем сюда мак и кожу.

— Да почему мак и кожу? Может, лучше трубы и макароны?

— Там это дешево. Мы с шурином выяснили.

— Федор, а кем работает твой шурин?

— Бизнесменом, — не моргнув глазом ответил Федор.

— Хорошо. Дальше что?

— Привозим сюда. Реализуем партию. Мы прикидывали: тут, конечно, все это есть, и мак, и кожа, но накрутка — бешеная. Так что наличествует поле деятельности для энергичных людей.

Сигизмунд опустил глаза. Машинально прочитал: «Популярная российская певица». Из восьми букв. Начал выводить в клеточках: «Мартышка»…

* * *

Было слякотно. «Дворники» с ленцой возили грязь по лобовому стеклу. На переднем сиденье — там, где нормальные люди возят красивых девок, — валялись «Желтые страницы». Точнее, «PAGINAS AMARILLAS — PAGINES GROGUES» неведомого города Аликанте. Время от времени Сигизмунд косился на справочник. Дожил: женился на вандалке, теперь вот щупальца мелкооптового бизнеса тянет невесть куда.

Конечно, как всякий человек своего поколения, Сигизмунд не хотел бы возвращения в брежневские времена. Безнадегой и тухлятиной оттуда веяло. Но бывали отдельно взятые дни, когда оголтелое разнообразие абсурда начинало угнетать. Возможно, сказывался возраст.

Сигизмунд Борисович Морж, невзирая на солидные реквизиты, зафиксированные в паспорте (тридцать семь, образование высшее, женат–разведен и т.д.), все больше ощущал себя дурочкой–Алисой в Стране Чудес. И чем дальше, тем страньше и страньше.

Уже на лестнице стало ясно: дома на полную катушку идет веселье. Позвонил на всякий случай — нет, не слышат, лишь кобель бесполезно надрывается за дверью. Открыл своим ключом.

Пес приветствовал хозяина преувеличенно бурно и тотчас устремился в гостиную. Оттуда метнулся назад. Явно зазывал туда, где весело.

Из гостиной доносился тяжкий топот и визгливое пение Аськи. В прихожей валялись две большие опорожненные сумки, в каких лоточники обычно таскают товар.

В гостиной Аська, Вика и Вамба ритмично нахлестывали в ладоши. Все были уже красны. Аська выпевала, бренча на гитаре:

Года идут, чего мы ждем? Во имя всех святых, пойдем, — Пойдем плясать в Ирландию, В Ирландию, в Ирландию, — Пойдем плясать в Ирландию!..

В кругу, самозабвенно топоча, отплясывал вандальский раздолбай Вавила. На нем были линялые джинсы и футболка с какой–то глупостью. И темные очки. Светло–рыжие патлы болтались в такт прыжкам.

Лантхильдин брозар был облачен в потертую черную кожу с желтоватыми пятнами на сгибах. Видуха у шурина оказалась еще более бандитской, чем у Вавилы. Прямо дрожь пробирает при виде этой парочки.

Кисло пахло пивом.

Затем Сигизмунд обнаружил дорогую супругу. Лантхильда, судя по всему, была уже в дупель пьяна. Сидела за столом, бессмысленно и радостно улыбаясь.

— Сигисмундс, тиин'квино ист ослиза афдринкья! — закричала Вика, не переставая хлопать.

Вамба заржал, а Лантхильда слабо протянула:

— Йаа–а!

— М–морж! — завопила Аська, прерывая пение. — А Вика–то никуда не едет! Пон'л?

— Йа–а! — подтвердила Вика. И пошатнулась. Вамба заботливо поймал ее.

Несколько секунд Сигизмунд, сатанея, глядел на все это безобразие. Вавила продолжал плясать. Ему было весело.

Наконец Сигизмунд перехватил гриф гитары и зарычал на Аську:

— Ты, дура набитая! Лантхильду–то зачем напоили? Она же беременная, будто не знаешь!

— Г–говорю тебе как многажды беременная… — проговорила Аська и неверной рукой ухватила со стола едва початую бутылку пива. — Вот тут написано, в–видишь? «Экоголически»… «Экологически…» Безопасное, понял, ты? Сам дурак…

Сигизмунд взял бутылку, повертел перед глазами, силясь найти надпись. Влил в себя содержимое.

Стало легче. Окружающие перестали восприниматься как злонамеренные идиоты.

Аська подергала Вавилу за футболку:

— Вавила, кончай выеживаться. Морж посмотреть хочет, чему ты научился. Спелан!

— Спилл, — поправила Вика.

Вавила радостно уставился на Сигизмунда. Сквозь потные пряди волос светились голубые арийские глаза.

— Давай, Вавилыч, что изведал ты в новом мире? — наседала Аська.

«Вавилыч» напрягся, осклабился и выдал по слогам:

— Ян–ка… Ум–ка… Ле–нин… Дай!

— А еще? — Аська так и сияла, явно гордясь.

Вавила провизжал исключительно противным голосом:

— Пiiiво!

В другом углу гостиной, прямо под иконой, сидел на полу скалкс, одетый в джинсы и черную футболку с американским орлом на фоне полос и звезд. Он привалился к стене и тоже потягивал пивко.

Аська вдруг сунула Вике гитару и повисла на шее у Сигизмунда. Зашептала:

— Хорошо–то как, Морж! А? Слушай, пускай вон тот, из угла, спляшет! Скажи Вавиле, пусть, а? Он знаешь как пляшет? Я чуть не обкончалась! Наш реж бы обкончался! Его в театр надо. Морж, дай я тебя поцелую… Морж, а он не вандал, представляешь? Он какой–то другой… Я думала, они там все одинаковые. Их же на первый взгляд не различить, все равно как негров…

— Я негров различаю, — сурово сказал Сигизмунд. — У нас в институте…

— Ну не кобенься, Морж! Попроси, что тебе стоит? А я тебе за это такое скажу! Тако–ое!..

И неожиданно взревела прямо в ухо Сигизмунда:

— Пойдем плясать в Ирландию!!!

Вавила, заслышав знакомые звуки, попытался вновь пуститься в пляс. Но Аська оборвала его.

— Сгинь, Вавилыч! Ты пьян! Пускай этот твой, как его… — Она махнула в сторону скалкса. — Вот он… Сигисмундс, Морж который, — он хочет посмотреть. Вика, зараза, переведи, видишь — Вавилыч совсем осовел, русского языка не понимает…

Вика бросила пару фраз. Вавила просиял ликом и рявкнул что–то скалксу. Тот солидно допил пиво, обтер рот, встал. Тигриной походкой вышел на середину комнаты. Аська, заранее сдавленно хихикая и переступая с ноги на ногу, уставилась на него восхищенным взглядом. Вика вдруг громко икнула.

Скалкс победно огляделся по сторонам, охорашиваясь, расправил плечи. Задрал бородатое лицо к потолку. И неожиданно заорал престрашным голосом. Сигизмунд впервые в жизни понял, что такое «кровь застывает в жилах».

Легкие у скалкса оказались замечательные. Он орал, не переводя дыхания, очень долго. Нескольких зубов у него не хватало, что придавало его разинутой пасти устрашающий вид.

Затем он запел и стронулся с места. Пляска почти мгновенно сделалась оргиастической. Скалкс кружился на месте, размахивая черной гривой, подпрыгивал, поворачиваясь в прыжке, падал оземь и тут же вскакивал, метался взад–вперед. И не переставая пел.

Даже Сигизмунд слышал, что поет он не по–вандальски. Это был абсолютно другой язык. Древний и страшный. Чужие ломаные, скачущие ритмы завораживали.