Покуда я тебя не обрету - Джон Ирвинг

– Петра у нас молодая, а я старая! – гордо и радостно объяснила Элс.

Джек Петру не видел, но Нико сказал ему, что ей шестьдесят один год; Элс утверждала, что ей самой «около семидесяти пяти».

Основные клиенты посещают ее утром.

– После полудня они спят, а вечером на улицу не выходят – для этого они слишком старые.

Ночью она принимает только редких прохожих с улицы – в том смысле редких, что она редко сидит в окне по ночам, обычно в это время работает Петра.

– Ночью я сплю, – сказала Элс, сжав Джеку руку, – или хожу в кино, особенно на твои фильмы, Джеки!

Элс всю жизнь была «шикарная» женщина с огромным бюстом, ее грудь была гордо устремлена вперед, как бушприт у каравеллы; она до сих пор покачивала бедрами, но, заметил Джек, немного хромала, да и руки висели как плети. Элс сказала, что у нее что-то с сердцем, «а в мозгах эмболия», и ткнула с важным видом пальцем в висок. На голове у нее красовался парик, волосы от платиновой блондинки.

– Джеки, я каждый день пью столько таблеток, что сбиваюсь со счета! – сообщила она, поцеловав его в щеку.

Еще у Элс проблемы с арендодателем, сказала она так, чтобы Нико слышал – может, полиция ей поможет.

– Может, пристрелите его, – сказала она Нико, улыбнулась и тоже поцеловала его в щеку, а потом снова Джека. В общем, какие-то проблемы с арендной платой и с налогами; новый хозяин, сказала Элс, полный мудак.

Элс с давних времен – представитель профсоюза проституток по связям с общественностью, регулярно выступает в школах и рассказывает старшеклассникам про проституток и их жизнь. Ученикам по шестнадцать лет, у них постоянно вопросы про то, «как это бывает в первый раз». Много лет назад у нее был муж; о ее профессии он узнал три года спустя после свадьбы.

На лице у нее красовался синяк; Нико спросил, уж не клиент ли с улицы удружил ей.

– Нет, нет, что ты, – сказала Элс, – мои клиенты пальцем меня не смеют тронуть.

Оказалось, она ввязалась в драку в кафе на улице Нес, в двух шагах от площади Дам, – увидела старую знакомую по квартальным делам, так та отказалась с ней здороваться.

– Была блядь, а стала ханжа, понимаешь! Видел бы ты ее лицо, Нико!

Разговор о папе как раз удобно начать со слов «блядь» и «ханжа», подумал Джек. Элс, оказывается, не просто была знакома с ним; она регулярно ходила на его ночные концерты для шлюх, а Алиса и знать не знала! Джек про себя решил, что Элс «священного шума» не расслышала, только музыку. Но его ждал сюрприз – оказывается, однажды она притащила в Аудекерк Джека!

– Я решила, что даже если ты не запомнишь, как Уильям играет, то все-таки впитаешь его музыку, – сказала Элс. – Мне тебя пришлось нести, ты всю дорогу проспал и не разомкнул в церкви глаз, все лежал, положив голову мне на грудь. Ты проспал весь концерт, Джеки, два часа органной музыки! Не слышал ни единой ноты! Интересно, ты что-нибудь помнишь?

– Боюсь, почти ничего.

Джек помнил, что органист в Аудекерк не видит прихожан, так что понимал – отец не видел его в ту ночь. Впрочем, может, и к лучшему – все-таки папа считал тружениц квартала неподходящей компанией для Джека.

Саския и Алиса были куда популярнее Элс – в том смысле, пояснила она, что у них было больше клиентов, – и поэтому няней Джека почти все время была Элс.

– Я к тому же была сильнее их обеих, так что когда тебя нужно было перенести, вызывали меня! – воскликнула Элс; она таскала его из одной кровати в другую. – Я считала тебя одним из нас, такой же проституткой, как мы! Почему? Потому что ты, как настоящая проститутка, никогда не ложился в постель один раз за день, я все время вынимала тебя из одной кровати и клала в другую!

– Я помню, ты чуть не подралась с Фемке, – сказал Джек.

– Я готова была ее убить! Я обязана была ее убить, Джеки! – закричала Элс. – Но Фемке обещала заключить сделку, а так дальше продолжаться не могло. Просто, понимаешь, сделка оказалась плохая – поэтому-то я так и взбесилась. Это же адвокаты – им на справедливость плевать! Для адвоката хорошая сделка – любая, на которую есть обоюдное согласие сторон.

– Но так дальше продолжаться не могло, Элс, ведь ты сама это говоришь, – сказал Нико.

– Пошел ты в жопу, Нико! – парировала она. – Пей свой кофе и помалкивай.

Кофе был отличный, Марике принесла им еще печенья.

– Папа видел меня, когда мы покидали Амстердам? – спросил Джек.

– Папа видел тебя, когда вы покидали Роттердам, Джеки. Он видел, как корабль вышел из гавани. Фемке довезла его до самого пирса, из самой столицы и до самой воды, на своей машине. Саския – другое дело, ей «телячьи нежности» не по нутру, она проводила тебя, меня и твою маму до вокзала в Амстердаме, но больше не собиралась «терпеть эту мелодраму». Она так всегда называла поцелуи и объятия на прощание – «мелодрама».

– Значит, ты поехала с нами на поезде в Роттердам?

– Я проводила вас на пирс, на руках занесла тебя на корабль. Мама твоя, надо сказать, чувствовала себя не лучше папы. Сделку-то заключили целиком и полностью на ее условиях, она могла быть довольна – но только тут до нее наконец дошло, что в тот день она видит Уильяма в последний раз.

– Ты видела папу на пристани?

– Эта сука Фемке осталась в машине, а папа вышел к воде, – сказала Элс. – Он рыдал, рыдал не переставая, он был просто вне себя от горя. Он упал на землю, я его еле подняла, запихнула, как ребенка, в «мерседес» адвокатши.

– А у Тату-Петера правда был «мерседес»? – спросил Джек.

– «Мерседес» Тату-Петера не годился «мерседесу» Фемке в подметки, Джек. Фемке отвезла твоего папу обратно в Амстердам, а я вернулась домой на поезде. У меня перед глазами все стояла эта картина – ты машешь мне рукой с палубы, а я машу тебе. Ты-то думал, что машешь мне, а на самом деле прощался с папой. Нико, ничего сделочка-то получилась, а? – резко спросила она полицейского.

– Но так дальше продолжаться не могло, – сказал он снова.

– Пошел ты в жопу, Нико! – повторила Элс.

Вернувшись в «Гранд-отель», Джек обнаружил два факса на свое имя. Он прочел их в неправильном порядке, отчего запутался. Первый прочтенный факс был от Ричарда Гладштейна, продюсера. Боб Букман посылал ему копию сценария по «Глотателю».

Дорогой Джек,

Пожалуйста, не уезжай никуда из Амстердама! Давай встретимся втроем, ты, я и Уильям Ванфлек? Я знаю, ты с Бешеным Биллом раньше работал. Мне кажется, что «Глотатель» – нечто вроде римейка, по-моему, Римейк-Монстр идеальный режиссер для нашего фильма. Подумай, подумай хорошенько! Наш ведь фильм – это как бы римейк порнофильма, но сам не порнофильм. Мы же порнографии никакой показывать не будем, но сами отношения Джимми Стронаха и Мишель Махер – ведь это чистой воды порнуха, разве не так? У нее «слишком маленькая», у него «слишком большой», великолепно! Надо нам все это обсудить. Но ты мне сначала скажи, что думаешь про Голландского Психа. Знаешь, он сейчас в Амстердаме, и ты тоже в Амстердаме. Если тебе нравится мысль нанять Ванфлека режиссером, я с радостью к вам прилечу.

Ричард

Все стало куда понятнее, когда Джек прочел второй факс, который следовало читать первым. Его прислал Боб Букман из Си-эй-эй.

Дорогой Джек,

Ричард Гладштейн просто влюбился в твой сценарий по «Глотателю». Он хочет обсудить с тобой, кого взять режиссером. У Ричарда совершенно безумная – впрочем, может, и не совсем безумная – идея пригласить Бешеного Билла Ванфлека. Позвони мне и Ричарду.

Боб

Джек так обрадовался, что немедленно позвонил Ричарду Гладштейну домой, подняв его с кровати (в Лос-Анджелесе в это время было раннее утро).

Бешеному Биллу Ванфлеку перевалило за семьдесят, он уехал из Беверли-Хиллз и вернулся в Амстердам. Уже несколько лет ему никто из Голливуда не звонил. Римейк-Монстр продал свою уродину на Лома-Виста-Драйв, видимо, что-то случилось с борзыми. Джек помнил, как псы бегали по всему особняку, поскальзываясь на отполированном полу.

Что-то точно случилось с поваром и садовником Бешеного Билла, супругами из Суринама. Кто-то из них утонул в бассейне у Билла, сообщил Джеку Ричард Гладштейн, то ли миниатюрная женщина, то ли ее муж (а может, и борзая!).

В общем, Голландский Псих вернулся на голландскую родину и нашел себе юную голландскую женщину, много младше его. Он снимает телесериал, его с бешеным успехом показывают по нидерландскому телевидению; по описанию Ричарда Гладштейна Джек решил, что Ванфлек снял римейк «Грехов Майами» в амстердамском квартале красных фонарей.

Ричард долго объяснял Джеку, как непросто будет уговорить «Мирамакс» нанять Уильяма Ванфлека – при том условии, что он их с Джеком устроит. Однако сама идея ему нравится – Джеку она тоже понравилась, они оба согласились, что с Биллом откроются любопытные перспективы. А Боб Букман тем временем, оказывается, уже послал Римейк-Монстру сценарий.

Ричард и Джек придумали пригласить на главную женскую роль Лючию Дельвеккио.