Покуда я тебя не обрету - Джон Ирвинг

Едва ли папа выбрал «Возвращаюсь домой», решил Джек. В том корабле, что унес Джека прочь от отца, Уильям явно видел или «Моряцкую могилу», или «Прощай навсегда». Корабль, покидающий гавань, – можно ли лучше передать неведомое будущее?

А может, Уильям Бернс остался верен себе и Герберт вытатуировал ему очередной нотный стан. Джек легко вообразил себе и это.

Из Лос-Анджелеса в Амстердам рейс прямой – десять с лишним часов в воздухе, Ричард Гладштейн устанет как собака. Он покинет Лос-Анджелес в 16.10, а в Амстердам попадет в 11.40 на следующее утро. Наверное, Ричард приляжет поспать, а вечером они с Ванфлеком встретятся в ресторане.

Два дня подряд Джек просидел в своем номере, выходя лишь в спортзал на улице Рокин. Ел он в номере, а время убивал тем, что писал письма Мишель Махер, страницу за страницей. Ничего такого, что было бы можно ей послать, из-под его пера не вышло, зато бумага в «Гранд-отеле» красивее, чем в отеле «Торни», да и листов кладут побольше.

Джек придумал хитрющий способ задать Мишель Махер вопрос про людей с татуировками по всему телу – подошел с дерматологической стороны.

Дорогая Мишель,

Хотел спросить тебя как профессионального дерматолога. Говорят, людям с татуировками на всем теле всегда холодно, но я не знаю, правда это или нет; можешь ли ты придумать какое-либо медицинское объяснение этому феномену?

Отошли мне, пожалуйста, свой ответ (поставь галочку в нужном окошке), я прилагаю открытку с обратным адресом и маркой.

Твой Джек

Джек приложил открытку с видом на канал Аудезейдс-Фоорбургвал, на которой изобразил следующее:

□ Нет

□ Да, давай поговорим об этом!

С любовью,

Мишель

Разумеется, письмо он не отослал. Во-первых, он не смог найти на почте нужную марку (чтобы открытку приняли на почте в США), во-вторых, «С любовью, Мишель» – не слишком ли много после пятнадцати лет молчания?

На второй день одиночества Джек решил было пойти к Элс на Синт-Якобстраат. Нет, он не собирался заниматься любовью с семидесятипятилетней проституткой, просто ему нравилось ее общество.

Он плохо спал, лежал ночью в кровати и воображал свое крошечное лицо, воображал, как мама взяла его на руки и подняла над фальшбортом. Джек просто улыбается и машет, словно дирижирует оркестром, а вокруг стоят люди, истекающие кровью от глубоких ран, – и в первых рядах папа.

Наверное, в Гамбурге Уильям познакомился с какой-нибудь женщиной и смог в результате забыть Джека (до той степени, до которой он мог его забыть). Ведь переписывался же папа с мисс Вурц, пока Джек учился в школе Св. Хильды. Судя по всему, Уильям не перестал думать о Джеке так уж сразу.

Приехал Ричард и сразу улегся спать, а Джек отправился в спортзал. Джек ел теперь больше углеводов и поднимал штанги потяжелее; он уже добавил пару кило, но до Джимми Стронаха ему еще качаться и качаться. Жаль только, нет упражнений для удлинения пениса.

Назойливая музыка в спортзале на улице Рокин так надоела Джеку, что он стал напевать песенку, которую мама пела только пьяная или под кайфом (и обязательно с шотландским акцентом):

Ни за что не стану шлюхой,я ж не вовсе без ума,знаю точно – хуже Доковтолько Литская тюрьма.Нет, нет, шлюхой я не стану,это клятва вам моя,никогда не быть мне в Доках,на панель не выйду я.

Какая ирония! Ведь были времена, когда Алиса пела эту песенку в надежде, что она не позволит ей стать проституткой!

Джек вспомнил и их ежевечернюю молитву, которую они повторяли вместе, пока он был маленький. Он вспомнил ту ночь, когда мама заснула раньше его, и Джеку пришлось произнести молитву одному. Джек говорил громче обычного – потому что молился сразу за двоих: «День, что ты даровал нам, Господи, окончен. Спасибо тебе».

Вполне возможно, впрочем, что таких случаев было несколько.

Джек направился обратно в «Гранд-отель» по пешеходному мосту через канал, но остановился на полдороге посмотреть, как мимо проплывает экскурсионный трамвайчик. На корме стоял маленький мальчик, смотрел на пешеходный мост, прижавшись лицом к стеклу. Джек помахал ему, но мальчик не стал махать в ответ.

Когда Джек с Ричардом направились в сторону канала Херенграхт, в ресторан под названием «Зюйд Зееланд» на встречу с Уильямом Ванфлеком, Джек пребывал в не подходящем для беседы настроении. Он все думал о другом Уильяме – о том, отыскать которого так хотел, встретить которого так боялся.

Часть пятая. Доктор Гарсия

Глава 31. Терапия

Пять лет спустя некая юная полуодетая дама (куда моложе, чем Джек думал поначалу) сидела на диване в Джековой гостиной, в одиноком доме на Энтраде, где Джек до сих пор жил. Она листала его записную книжку и зачитывала вслух женские имена – казалось бы, ничего особенного, но именно в этот миг жизнь Джека в Лос-Анджелесе запылала синим пламенем; ей суждено было сгореть дотла, сгореть со всеми декорациями и костюмами, оставив Джека голым – чтобы он отправился наконец искать отца.

Девушка не просто произносила вслух имена – она вкрадчивым голосом затем добавляла, в каких, по ее мнению, отношениях Джек находится или находился с обладательницей имени. Поведение однозначно подростковое – уже одно это должно было навести Джека на мысль, что девушка моложе, чем утверждает; да и по другим признакам он мог бы определить ее настоящий возраст. Но у него и правда всегда были нелады с цифрами.

Когда Джеку пришло в голову сказать: «Хватит!» – девушка уже дошла до буквы «Г». Он отобрал у нее записную книжку, но было поздно.

– Элена Гарсия, – произнесла девушка. – Думаю, она у тебя убирала в квартире или убирает до сих пор. Разумеется, ты ее трахал.

Элену Гарсия Джек обычно называл «доктор Гарсия», поскольку она была его психиатром. Он, конечно, не спал с ней; за все пять лет их знакомства Джек ни разу даже не воображал ее своей любовницей, однако ни за кого в жизни он не держался так крепко, как за нее. Даже Эмма Оустлер не знала про Джека столько, сколько Элена Гарсия.

Джек часто звонил ей в слезах, иногда посреди ночи. Он звонил ей из Канн, после вечера в «Отель дю Кап». В тот день он столкнул с яхты за борт одну чересчур назойливую женщину, фотографа-папарацци; ему пришлось заплатить поистине чудовищный штраф.

В другой раз он трахнул какую-то девицу на пляже отеля «Мартинес»; она представилась Джеку актрисой, а оказалась из «завсегдатаев» набережной Круазетт, ее уже арестовывали за секс на пляже. А за потасовку, в которую Джек ввязался у фестивального дворца, ему вообще надо присудить «Золотую пальмовую ветвь». Дело было вечером после дефиле на красном ковре. Джек поднимался по узкой лестнице дворца куда-то наверх, и какой-то журналист толкнул его в компанию мордоворотов, которые на фестивале обеспечивают безопасность; секьюрити решил, что это Джек толкнул его, причем намеренно, и решил показать ему, кто здесь хозяин. Джеку представилась отличная возможность тряхнуть стариной и исполнить боковой бросок; Ченко гордился бы им в этот миг, а равно тренеры Клум, Шапиро и Хадсон. Однако история попала во все газеты – мордоворот в падении сломал себе ключицу, Джеку пришлось заплатить еще один штраф. Вот такие они, французы, мразь да и только!

Ну а еще Джек однажды вылил с балкона своего карлтонского номера с видом на океан целую бутылку ледяного шампанского на голову Ларри, того самого, который в давние времена хотел трахнуть Эмму, – этот говнюк показывал Джеку неприличные жесты с террасы! Мудаков вроде Ларри полные Канны, только и спотыкаешься о них во время фестиваля; Джек терпеть не мог этот городишко.

С точки зрения доктора Гарсия, Джек лишь немногим лучше вел себя в Венеции, Довиле и Торонто, куда приезжал на кинофестивали вместе с Ричардом Гладштейном, Бешеным Биллом Ванфлеком и Лючией Дельвеккио рекламировать фильм по «Глотателю». В журнале «Вэрайети» опубликовали статью под названием «Либидо на Лидо» – удивительно, что Джек не был ее героем.

Джек называл кино по «Глотателю» Эмминым фильмом; он отлично прошел на экране, вообще тот год стал лучшим в карьере Джека. Ленту отсняли осенью 1998 года и успели показать на летних и осенних фестивалях 1999-го – буквально за пару месяцев до официальных премьер в Лондоне и Нью-Йорке.

Инцидент с Лючией Дельвеккио приключился в «Отель де Бен» в Венеции; она слишком много выпила и потом горько сожалела, что переспала с Джеком. Никто не узнал об этом – даже Ричард и Бешеный Билл, не говоря уже о ее муже (впрочем, он единственный мог обидеться). В этой гадкой лагуне происходят порой чудовищные вещи.

– Лючия, не кори себя так, – сказал ей Джек, – ведь это же насквозь гнилой город. Висконти снял в «Отель де Бен» «Смерть в Венеции», я уверен, он знал, что делал.

Но виноват, конечно, был Джек. Лючия напилась, как студентка, Джек знал, что она замужем; отсюда срочный звонок доктору Гарсия. Он и из «Отель Норманди» в Довиле ей звонил; там даже не Лючия попала в его объятия, а член жюри, дама старше его.