История Византийской Империи. Том 3 - Федор Успенский

Деятельность катепана Боиояна оставила глубокие следы и в других отношениях. Он не только защищается, но смело идет вперед, постепенно расширяя сферу византийского влияния. Князья Беневента и Салерно искали сближения с катепаном и покровительства империи, еще важней было то, что герцог Капуи, Пандульф, и его брат Атенульф, аббат Монте-Кассино, признали над собой власть императора, в знак чего Пандульф послал Василию II золотой ключ. О приобретенном Византией положении свидетельствует тот факт, что катепан Боиоян прошел через капуанское герцогство в Кампанию, занял укрепленный замок на Гарильяно, которым командовал по поручению папы шурин бунтовщика Мели, Датто, и, взяв его в плен, привел в Бари. Все это вызвало большую тревогу в Риме, где Бенедикт VIII, внимательно следя за последними событиями, должен был усматривать в них прямую угрозу для независимости папского престола. Следствием этого были с его стороны настоятельные просьбы к императору Генриху II о скорейшей помощи. В конце 1021 г. западный император с огромным войском в 60 тысяч человек предпринял поход в Италию. Следует думать, что целью его похода была именно Южная Италия и происшедшие в ней в последние годы политические перемены. Союзники и друзья восточного императора поплатились очень дорого за свои политические симпатии. Кельнский архиепископ Пилигрим, под командой которого было 20 тысяч, имел целью движение на Рим и Кампанию, ему было поручено захватить герцога Капуи и его брата, аббата Монте-Кассинского монастыря Атенульфа. Случилось, что этот последний, боясь гнева немецкого императора, с забранными из монастыря сокровищами, дорогими рукописями и монастырскими актами бежал из Монте-Кассино и сел в Отранто на корабль, чтобы искать спасения в Константинополе. Но спустя несколько дней судно погибло от бури со всеми на нем находившимися. Сам император приступил к осаде Трои, которая, однако, в течение трех месяцев выдерживала осаду и не сдавалась немцам. Два года спустя катепан Боиоян дал грамоту жителям Трои, благодаря их за верность византийскому царю и пожаловав им некоторые привилегии. Князь Капуи, Пандульф, должен был сдаться на волю Генриха и отведен был пленником в Германию; в Монте-Кассино поставлен новый аббат, вступивший в прямую зависимость от Западной империи. Из мер Генриха II к утверждению его авторитета в Кампании следует отметить пожалование им графства Комино племянникам известного Мели, которые основывают на границе Кампании независимое владение, выделенное из связи с другими лангобардскими княжествами. Но все эти успехи были слишком кратковременны, так как смерть Генриха II в 1024 г. и вступление на престол новой династии в лице Конрада II значительно изменили положение дел в Италии.

Между тем окончательное подчинение царем Василием Болгарии, раздвинувшее границы его власти до Адриатического моря, поставило его в возможность поддерживать непосредственно из Драча своего катепана в Южной Италии, и, с другой стороны, этот последний стал принимать участие в делах, имеющих непосредственное отношение к побережью Адриатики; так, около 1024 г. он снарядил из Бари экспедицию на север от Драча с целью привести к повиновению хорватского князя. Оживление византийских политических притязаний на западной границе, как, впрочем, и на всех наиболее важных позициях, особенно доказывается тем, что царь Василий перед своей смертью питал планы предпринять энергичные действия против сицилийских арабов. Хотя поход под начальством евнуха Ореста, которому оказывал содействие и катепан Василий Боиоян, был вполне неудачен, но это скорей находит себе объяснение в неспособности вождя, чем в других условиях. Что сарацинский вопрос в Сицилии к тому времени вполне назрел и что царь Василий вполне оценивал положение дел, это видно из ближайших затем событий, положивших конец господству мусульман на острове и начало норманнскому владычеству в Южной Италии.

Смерть постигла царя Василия в преклонном возрасте; он умер в декабре 1025 г., когда занят был приготовлениями к походу в Сицилию, имея около 70 лет. Его можно считать последним представителем даровитой династии, давшей государству столько способных полководцев и просвещенных администраторов. Нельзя, конечно, ставить им в вину их узкого патриотизма, приносившего в жертву эллинизму другие народности империи; нельзя также относить на счет их политической недальновидности обнаружение и развитие в XI в. таких разрушительных сил, которые свели на нет все приобретения македонских царей на восточной и западной границах и которые угрожали поколебать внутренний порядок в империи. Наступившие в XI в. политические перемены на границах империи и постепенно вошедшие в строй Византийского государства посторонние влияния, вызывавшие в нем разные приспособления к новым потребностям, составляют первостепенную задачу историка, последних представителей династии по смерти Василия Болгаробойцы. Прожив до глубокой старости, Василий не оставил после себя потомства; едва ли даже он был женат, так как ни разу не встречается упоминание об его супруге. Да и вообще во весь почти пятидесятилетний период его царствования в придворной жизни Большого дворца женщина так мало имела значения, что и о второй царице, супруге Константина Елене, история сохранила весьма мало воспоминаний. У царя Константина и Елены были три дочери: Евдокия, Зоя и Феодора. Первая постриглась в монахини, две другие по смерти Константина в 1028 г. остались представительницами Македонского дома и правили государством, избирая себе товарищей из служилой аристократии, с которыми вступали в брак, до 1056 г. Таким образом, целое тридцатилетие отмечается еще именем македонского периода, хотя по существу в это время развивается, особенно в политическом отношении, совершенно новый порядок вещей, и разве только во внутренней истории византийских учреждений можно наблюдать естественную эволюцию, начатки которой относятся еще к X в. Редко бывают эпохи, выставлявшие такое количество ничтожностей, на долю которых выпадала, однако, высокая и ответственная государственная роль, такой бедности талантами, таких мало подготовленных к делу управления и так низко ставивших государственные интересы лиц. Казалось бы, никакому творчеству и движению вперед не могло быть места в этот период интриг и борьбы личных самолюбий, и между тем редкие эпохи столь чреваты зачатками и подготовкой важных событий, которые тогда нарождались и которых будущее значение не было замечено и угадано. К сожалению, научная разработка истории этого периода находится в зачаточном состоянии; это объясняется как бедностью материалов, так и недостатком крупных исторических характеров и цельных фигур, а равно отсутствием широких и глубоко захватывающих общественных движений, которые могли бы придать живой интерес этому периоду. Последний большой том «Византийской эпопеи», посвященный занимающему нас 30-летию, привел в изнеможение академика Шлумбергера: «из всех четырех томов, — говорит он, — этот стоит мне всего больше времени и труда; под конец эта работа почти надломила мои силы» (15).

Прежде чем приступать к фактам всемирно-исторического значения, имевшим место в этот жалкий период последних представителей Македонской династии, мы должны бросить хотя бы беглый взгляд на царский двор, на носителей самодержавной власти и на правительство. В то время как на всех почти границах велась ожесточенная война, в которой победа почти всегда склонялась на сторону врагов, в центре, у самого престола, наблюдается жалкая борьба мелких честолюбий, низкая интрига и сплетня, взаимное соперничество партий и отдельных лиц из-за влияния. Если случайно появлялся на том или ином поприще деятель с твердым характером, расположенный жертвовать личными интересами ради общественного блага — таковы были военные вожди и гражданские чины из школы царя Василия, — то господствовавшая посредственность принимала все меры, чтобы поскорей устранить его от влияния на дела. Для историка представляется здесь весьма важная проблема — отметить то, в чем заключались жизненные задачи для византийского правительства, и выделить частные интересы небольших групп.

Брат Василия, царь Константин VIII, был только на три года моложе, следовательно, в 1025 г. ему было около 67 лет. Хотя он все время царствования Василия пользовался именем и честью, соединенными с своим званием соимператора, но фактически не принимал участия в правлении. Это, впрочем, не вызывало с его стороны протеста: исключительная энергия и неослабная сила воли Василия не могла терпеть около себя другой власти, да и сам Константин предпочитал свободу жизни, удовольствия и приятное общество скучным деловым кабинетным занятиям. Он был хорошим охотником и прекрасно сидел в седле, и хотя в старости был слаб на ноги, но на лошади сидел твердо и красиво. Сделавшись полновластным государем, он нимало не изменил своих привычек и обычной жизни. Современники ставят ему в упрек его жестокость и частое применение пыток; он весьма часто наказывал ослеплением. Знатные роды служилого дворянства и крупных землевладельцев, начавшие поднимать голову в конце X в., воспользовались слабым правительством Константина и стали делать новые попытки к династическому перевороту. Вследствие этого — нерасположение Константина к знатным лицам, гордившимся заслугами предков, и предпочтение к людям из низкого состояния. Наиболее серьезное движение против Константина поднято было на Востоке Никифором Комнином, который поплатился за это ослеплением с семью своими соучастниками.