Абвер против СМЕРШа. Убить Сталина! - Николай Куликов

С этой, так тщательно готовившейся и так бездарно завершившейся попытки покушения на Сталина прошло чуть больше месяца. И вот — пожалуйста, перед ним, Глонцем, снова поставлена та же задача! То, что он не испытывал от этого восторга, — еще мягко сказано! Лучше сказать, оберштурмбаннфюрер СС в первый момент был попросту «раздавлен» вдруг «свалившимся» на его голову особым, государственной важности заданием. Второго подряд провала Глонцу не простят — пусть даже возглавлял операцию Шелленберг, а со стороны «Цеппелина» — его шеф Хенгельгаупт. «Козлами отпущения» в подобных громких акциях, в случае провала, обычно оказываются отнюдь не высшие руководители, а исполнители уровня Глонца — он это прекрасно понимал. Вот в случае успеха, тогда да — на первый план выйдут «тузы»! Тем не менее приказы не обсуждаются: подполковник с присущей ему настойчивостью взялся за реализацию «своей» составляющей «Прыжка…» — агентурной и диверсионной.

Рано утром Глонц разговаривал по телефону с заместителем Скорцени: капитан Радль доложил о полной готовности двух групп к выброске в Смоленскую область уже в предстоящую ночь. Тут все шло по плану — хотя нет, первая группа под командой Крота-Яковлева угодила в засаду. Однако ситуация не вышла из-под контроля и была поправимой. Серьезнейшая неудача, почти катастрофа, случилась в Москве — это следовало из радиограммы от агента Сороки. Как раз этот вопрос подполковник обсуждал лично с Шелленбергом, от которого вернулся в свой кабинет на Потсдамерштрассе всего полчаса назад — ровно в двенадцать дня.

К начальнику 6-го управления Глонц был вызван почти сразу после получения радиограммы от Сороки — как он понял из телефонного разговора с Шелленбергом, тому ее также недавно доставили. Помимо заместителя начальника «Цеппелина», бригадефюрер вызвал к себе для обсуждения создавшегося положения штандартенфюрера СС Шмидта из 4-го управления и полковника люфтваффе Дитца. Кроме того, Шелленберг во время встречи с ними неоднократно разговаривал по телефону с доктором Дорнбергером, находящемся в Пенемюнде на ракетном полигоне.

— Итак, господа, из радиограммы от нашего источника в Москве, полученной сегодня рано утром, следует вполне определенный вывод: радиомаяк около сталинской дачи в Кунцеве не заложен, поскольку не подает сигнала, — начальник 6-го управления нервно расхаживал по кабинету, обращаясь к сидевшим вокруг приставного столика офицерам. — Наш человек в русской столице имеет специальный радиопередатчик с расширенным диапазоном частот, который можно использовать как устройство для приема радиосигналов от «маяка» — так вот, «маяк» молчит!

— Прошу извинения, господин бригадефюрер, но, может быть, наш агент просто не успел произвести закладку «маячка» из-за каких-то помех: возможно, он это сделает чуть позже! — высказался гестаповский полковник.

— Вряд ли он это сделает вообще! — Шелленберг быстро подошел к письменному столу, открыл лежащую там посередине тонкую папку и достал небольшой лист бумаги — текст радиограммы. — Кроме фразы «сигнала нет», наш агент сообщает: «Закодированный знак от „Константина“ отсутствует …на службе 8.09. он не появился». Что это значит, может пояснить Глонц.

— После закладки радиомаяка агент «Константин» должен был оставить сегодня в шесть утра на одном из домов в пригороде Москвы, недалеко от места, где он проживает, условный знак — нанести мелом стрелку. Так вот, этого он не сделал и, мало того, не появился утром на службе! — сообщил Глонц.

— Это точно установлено? — поинтересовался Шмидт.

— Точнее некуда! — отозвался Шелленберг, продолжавший нервно расхаживать по кабинету. — Садитесь, Глонц. Сегодня около девяти утра мы получили эту самую радиограмму, которую я сейчас зачитал. Могу сказать только одно: человек, ее пославший, вне всяких сомнений, заслуживает нашего полного доверия!

— Но что же теперь делать? — растерялся полковник Дитц. — Неужели придется свернуть всю операцию?

— Ни в коем случае! — повысил голос Шелленберг. — Операция будет осуществлена — это не мое личное мнение, господа! Перед вашим приходом мне звонил начальник Главного управления и передал распоряжение самого рейхсфюрера: «Операцию „Прыжок тигра“ необходимо довести до победного конца!» От себя обергруппенфюрер добавил: «Любой ценой!»

В кабинете на некоторое время воцарилось напряженное молчание. Бригадефюрер сел в кресло за письменным столом и снова заговорил, но теперь уже более спокойным голосом:

— Я консультировался с доктором Дорнбергером, и он считает, что еще не все потеряно. Разумеется, в ход операции придется внести существенные коррективы — для этого, господа офицеры, мы собрались на это экстренное совещание! Времени на «раскачку» уже нет! Штандартенфюрер Шмидт!

— Слушаюсь, господин бригадефюрер, — вытянулся тучный гестаповец.

— Вы отвечаете за режим секретности операции и в связи с вероятным провалом в Москве ценнейшего агента еще раз самым тщательным образом проверьте списки лиц, допущенных к информации по «Прыжку тигра». Вы меня поняли — самым тщательным, исключающим какие-либо «утечки»!

— Так точно, господин бригадефюрер!

— Я приказал выдать вам дополнительные, совершенно секретные материалы по «Константину» — возьмите их у моего помощника. Идите и работайте!

Когда штандартенфюрер вышел, Шелленберг посмотрел на полковника люфтваффе:

— Теперь поговорим с вами, Дитц!

…Сирена воздушной тревоги вывела Глонца из состояния задумчивости: он стоял у окна кабинета и вспоминал недавний разговор у бригадефюрера. Тут было над чем поразмышлять! В бомбоубежище он не пошел — не до этого! То, что он услышал в кабинете начальника 6-го управления, походило на какую-то безумную авантюру — тем не менее не подлежащую обсуждению и утвержденную самим рейхсфюрером! Впрочем, многое из того, что происходило в Третьем рейхе — в последнее время особенно, — напоминало Глонцу трагическую фантасмагорию: вся эта пустая болтовня о каком-то таинственном «чудо-оружии», которое вот-вот появится и изменит ход войны, или рассуждения о скором развале союзнической коалиции и даже войне России с Америкой вызывали у оберштурмбаннфюрера лишь горькую усмешку — в чудеса он не верил! Но Глонц был прежде всего офицером СС — полученный приказ для него не подлежал обсуждению: его следовало выполнять!

Итак, в связи с арестом «Константина» (что представлялось наиболее вероятным) руководством РСХА было принято решение: нанести ракетный удар по резиденции Сталина не ночью, а в дневное время! Поскольку днем советский вождь работал в своем кремлевском кабинете, то объектом для управляемой «ФАУ» должен был стать именно Кремль — точнее, служебная резиденция Сталина в северной его части. Новая диспозиция завершающей стадии «Прыжка…», со слов Шелленберга, выглядела так: в ночь с 10 на 11 октября молниеносной атакой диверсантов захватывается аэродром «подскока» в тылу русских — примерно в пятистах километрах к западу от Москвы. Далее, после получения от них соответствующего сигнала, с авиабазы Нойкирхен в сопровождении эскорта ночных истребителей люфтваффе взлетает бомбардировщик «Хенкель» с управляемой ракетой под фюзеляжем. Приземлившись ночью на захваченном аэродроме, он остается там до рассвета — что вполне возможно, если атаку произвести быстро и без шума. При этом диверсанты, экипированные в форму советских военнослужащих, должны в случае необходимости сыграть роль аэродромной охраны — внешне ничто не должно указывать на то, что аэродром оккупирован. А дальше все зависело от радиограммы из русской столицы, которую предстояло получить утром 11-го числа от агента Сороки.

Подполковник Генштаба Красной Армии Митрохин, он же с 1942 года особо ценный агент «Цеппелина» под псевдонимом Сорока, имеющий знакомых в кремлевском окружении Сталина и занимающий довольно высокое служебное положение, должен был выяснить время прибытия Сталина в Кремль — в том случае, если советский вождь будет ночевать на Ближней или другой подмосковной даче. Если же Сталин на ночь останется в своей кремлевской квартире — об этом также обязан был известить именно Сорока, сообщив сведения по рации (которой он пользовался в исключительных случаях) в немецкий разведцентр. В дальнейшем операция могла развиваться по двум сценариям. Если Сталин ночует в Кремле — взлет «Хенкеля» производится в восемь утра: примерно через час он должен быть в двухстах километрах от Москвы. Здесь производится отделение «ФАУ» и ее самостоятельный полет в течение двадцати минут: навести ракету на цель в светлое время суток пилот должен по наземным ориентирам. Кстати, как заявил Шелленберг, имеется специальный макет Кремля со всеми постройками на его территории — по нему пилот «ФАУ» получит абсолютно точное представление о местонахождении Сталина. Если тот прибудет в Кремль с дачи позже, о чем и сообщит Сорока, — соответственно будет скорректирован взлет «Хенкеля» — до этого момента он должен быть тщательно замаскирован. Начальник 6-го управления приказал полковнику люфтваффе срочно разработать маршруты самолета-носителя и «ФАУ» в связи с новой оперативной обстановкой. Когда Дитц убыл выполнять задание, оберштурмбаннфюрер задал Шелленбергу вопрос: