Человек - Алексей Прохоров

И если мы видим много общего у человека с животным, это не обязательно кто-то из кого-то, просто видна рука одного и того же конструктора - Творца. Частица Его мудрости в различной мере отпущена тем и другим, известная доля жизни вложена в тех и других. В строении тела тех и других положены одни принципы, так как жить им в одной среде. Но человек будет продолжать жизнь в вечности. Для этого-то ему дан дух. Эта дистанция разделяет параллельные прямые двух классов, которые не пересекаются в пространстве. И если кажется, что на горизонте они сливаются, как бегущие вдаль рельсы - это лишь оптический обман, рожденный расстоянием. И напрасно эволюционисты пытаются выдать этот обман за действительность. Стоит напомнить, что отец эволюционистов - Дарвин на склоне лет назвал свои труды «злым заблуждением». Интересно, на кого укажут пальцем сторонники этой школы, если попросить назвать переходное звено между этими классами. Могут, конечно, пойти на такой трюк и идут: сопоставить дрессированную обезьяну и человека с крайне отсталой психикой, побеспокоиться о сходстве внешности, так чтобы была ничья по всем параметрам, и победно разведенными руками перекинуть между ними мост, тем самым якобы породнив их. Но и темный, необразованный островитянин никогда не успокоится в своих джунглях в среде хитрых сообразительных обезьян, пока не найдет себе, как Адам, свое, родное, может быть, не столь сообразительное и хитрое, но... свое.

Конечно, этим не исчерпывается арсенал твоих вопросов. Их, этих булыжников, - более, чем достаточно. Заботливое неверье побеспокоилось о том, чтобы не было в них недостатка. На все вопросы, начиненные ядом неверья, есть достаточно ответов-противоядий. Вся трудность лишь в том, чтобы в наше атеистическое время всякий желающий мог приобресть полную духовную аптечку. Причина нездоровья твоей души кроется в том, что ты однажды занял неверную позицию - вдали от Бога и тебе приходится теперь все объяснения подгонять под тот образ мыслей, который обязателен для материалиста. Материализм очень удобен для оправданий животных выпадов человека - ведь мы в прошлом животные. Чего уж огорчаться какой-либо слабостью, - это пережитки прошлого и виною тому необразованность наших далеких предков, но не мы сами.

В странное время мы живем. Тебя убеждают, что ты животное, хотя и усовершенствованное, а ты на радостях хлопаешь в ладоши, восторженно сообщаешь всем об этом и даже искренно огорчаешься, когда тебе возражают.

Один из отечественных поэтов писал:

«При мысли великой, что я ЧЕЛОВЕК,

Всегда возвышаюсь душою».

Конечно, трудно тебе перестроить себя. Ты сопоставляешь.

С одной стороны известные авторитеты, кого без устали рекламируют, чьи имена позволено произносить лишь с благоговением. С другой - простые смертные без титулов и ученых степеней, те, которых без устали унижают и высмеивают всенародно. Они так серо выглядят на фоне разрекламированных авторитетов, заслонивших горизонт твоего свободного мышления, раз и навсегда решивших за тебя кто ты и что ты.

Трудно верить, что в глубине твоей души никогда не раздавался голос, протестующий против привитых тебе понятий. Голос, напоминающий о Божественном в тебе. Мысль не раз пыталась увести тебя к Творцу, но всякий раз ты боязливо пятился назад. Напрасно, конечно. Это были светлые минуты. Это прогулки души, которую на короткое время выводили мысли свыше из камеры твоих бесперспективных понятий. Ищи эти минуты, не беги от них и ты узнаешь правду о себе и своем родстве с небом.

7. Глава 4. Тело. Внешний человек

Из чего?

Над грубо сколоченным верстаком склонился старец почтенного возраста с глуповатым выражением лица. В его руках глиняная матрешка, на которую он усердно дует. Под картинкой слова: «Вот он, библейский миф о сотворении человека» и ссылка на Библию: Бытие 2,7.

Автор очередной атеистической поделки пересчитал вырученные сребреники (то бишь гонорар) и с затаенной в уголках губ иудиной усмешкой довольно потер руки.

Две тысячи лет назад Христос вопрошал толпу:

«Есть ли между вами такой человек, который, когда сын его попросит у него хлеба, подал бы ему камень?» (Мат. 7, 9).

Народ промолчал, видимо, таковых не нашлось. А в наш просвещенный век такие отцы - не редкость.

Вот и этот... Подал читателю, алчущему правды, булыжник вместо хлеба и принялся за очередную поделку, окрыленный щедрым гонораром. А не лучше ли нам самим открыть Бытие 2,7 и разобраться в так называемом «библейском мифе»:

«И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни и стал человек душою живою».

Речь идет о том, что стройматериалом для тела послужила земля - прах. И в достоверности этого убедиться совсем не трудно. Родившийся человек располагает несколькими килограммами материи. А когда над ним, уже недвижимым, разольются леденящие кровь звуки реквиема, тело содержит десятки, а то и более, сотни килограммов ее. Образовавшийся прирост - не что иное, как результат поглощения той же земли, прошедшей через лаборатории растений, дающих нам свои плоды. И от самых великих остается со временем небольшая первоначальная горсть праха.

Француз Габриэль Бертан подсчитал, что стокилограммовое тело человека содержит:

63 кг кислорода,

19 кг углерода,

9 кг водорода,

5 кг азота и т.д.

В человеке есть все из таблицы Менделеева. Как раз то, что в своих многочисленных соединениях составляет понятие земли или праха.

Неверующему остается лишь удивиться: как задолго до Бертрана Библия могла знать это?

Для чего?

А теперь, читатель, позвольте своему воображению нарисовать избушку где-нибудь на краю поселка. Сушат ее ветры, обмывают холодные дожди осени, непогода оставляет на ней свои мрачные автографы, время метит ее своей печатью. Хозяин подновляет, подбеливает, подкрашивает свою хижину, ставит подпорки. Но когда-то ветхость скажет свое последнее слово и жилец вынужден будет оставить пришедшую в полную негодность обитель. Вы уже догадались, вероятно, о чем идет речь. Библия сообщает нам, что назначение тела - быть жилищем внутреннего человека:

«Земной наш дом, эта хижина» (2Кор. 5,1).

Можно ли подыскать более удачное сравнение? Дом. Для его окончательной отделки требуется четверть века. Это расцвет. Формирование закончено. Некоторое время внешность сохраняется неизменной. Но вот тучки жизненных невзгод, проносясь над головою, одна за другой бросают свои тени на лицо. И тускнеет взгляд человека. Время своим резцом намечает пока еще чуть заметные морщины, и он все отчетливее ощущает дыхание приближающейся старости, которая протягивает руку с печатью, намереваясь наложить на чело ее оттиск. Неведомо откуда являются непрошенными гостями недуги, вынуждая жильца ставить подпорки пошатнувшемуся здоровью, которое начинает вытекать из поврежденного сосуда. Таблетки, диета, санатории - все пойдет в дело, чтобы как можно надольше задержать ускользающую пору расцвета. Человек не желает стареть. Ему неприятно видеть углубляющиеся морщины на лице. Он с тоскою замечает, как гаснет его взгляд и уходит свежесть. Все неохотнее встречается он с собою в зеркале, учащаются протяжные вздохи. Для человека без веры это трагедия. В его понятии ЧЕЛОВЕК- это всего лишь материя, и она-то на его же глазах медленно, но неотвратимо рушится. И если человек жил только для тела, если спешил исполнять все его запросы и прихоти, - он впадает в отчаяние. С тоскою видит он, что все безразличнее скользят по его внешности глаза встречных, никто уже не ищет его внимания, молодость проходит мимо, не проявляя интереса к его дряхлеющим чертам. Трудное время для такого человека. Он протягивает руки к ускользающим удовольствиям и, не находя их в прежней мере, отдается меланхолии и алкоголю. Особенно прослушивается эта тоска в подборке стихов Василия Федорова, увенчанной изящной фразой:

«Я ковал свое сердце для вечной любви».

«Огонек» предоставил ему две полных страницы, чтобы пред многомиллионной аудиторией читателей он мог излить тоску своей еще не насытившейся любовью души, которой тесно в телесной храмине, уже изрядно потрепанной ветрами страстей и безнадежно дряхлеющей.

Вспоминается личное знакомство с пожилым профессором. На высоком лесистом берегу Волги утопала в зелени дача. Наши двери выходили в один коридор, где мы чаще всего и встречались. Профессор всегда был чем-то подавлен, угрюм, и мне ни разу не удалось увидеть его улыбку. Он вошел в полосу тех безрадостных дней, когда человек начинает жить одними воспоминаниями. Он решается провести на себе смелый эксперимент - делает себе операцию омоложения. Сущность ее осталась мне неясной. Эксперимент постигла неудача, и вместо второй молодости на профессора обрушилась преждевременная дряхлость. К следующему моему приезду его уже не было: он умер на руках попечительниц. И когда мы останавливаем взор на ветхом лице глубокого старца, нам трудно представить себе его молодым. В его уже почти нездешних чертах не осталось и следа от былого расцвета. А сколько старушек, доживающих свои немногие дни в отчаянном борении с недугами, были когда-то цветущими девушками, которых когда-то любили, искали взаимности, слагали стихи, о их красоте пели. А теперь... Ушли в безвозвратную даль и красота, и свежесть.