Серебряный век русской поэзии - Сборник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
18 июня 1904, с. Шахматово
Книга вторая
(1904–1908)
Из цикла «Город»
«Твое лицо бледней, чем было…»
Твое лицо бледней, чем былоВ тот день, когда я подал знак,Когда, замедлив, торопилаТы легкий, предвечерний шаг.
Вот я стою, всему покорный,У немерцающей стены.Что сердце? Свиток чудотворный,Где страсть и горе сочтены!
Поверь, мы оба небо знали:Звездой кровавой ты текла,Я измерял твой путь в печали,Когда ты падать начала.
Мы знали знаньем несказаннымОдну и ту же высотуИ вместе пали за туманом,Чертя уклонную черту.
Но я нашел тебя и встретилВ неосвещенных воротах,И этот взор – не меньше светел,Чем был в туманных высотах!
Комета! Я прочел в светилахВсю повесть раннюю твою,И лживый блеск созвездий милыхПод черным шелком узнаю!
Ты путь свершаешь предо мною,Уходишь в тени, как тогда,И то же небо за тобою,И шлейф влачишь, как та звезда!
Не медли, в темных тенях кроясь,Не бойся вспомнить и взглянуть.Серебряный твой узкий пояс —Сужденный магу млечный путь.
Март 1906
Незнакомка
По вечерам над ресторанамиГорячий воздух дик и глух,И правит окриками пьянымиВесенний и тлетворный дух.
Вдали, над пылью переулочной,Над скукой загородных дач,Чуть золотится крендель булочной,И раздается детский плач.
И каждый вечер, за шлагбаумами,Заламывая котелки,Среди канав гуляют с дамамиИспытанные остряки.
Над озером скрипят уключины,И раздается женский визг,А в небе, ко всему приученный,Бессмысленно кривится диск.
И каждый вечер друг единственныйВ моем стакане отраженИ влагой терпкой и таинственной,Как я, смирён и оглушен.
А рядом у соседних столиковЛакеи сонные торчат,И пьяницы с глазами кроликов«In vino veritas!» кричат.
И каждый вечер, в час назначенный(Иль это только снится мне?),Девичий стан, шелками схваченный,В туманном движется окне.
И медленно, пройдя меж пьяными,Всегда без спутников, одна,Дыша духами и туманами,Она садится у окна.
И веют древними поверьямиЕе упругие шелка,И шляпа с траурными перьями,И в кольцах узкая рука.
И странной близостью закованный,Смотрю за темную вуаль,И вижу берег очарованныйИ очарованную даль.
Глухие тайны мне поручены,Мне чье-то солнце вручено,И все души моей излучиныПронзило терпкое вино.
И перья страуса склоненныеВ моем качаются мозгу,И очи синие бездонныеЦветут на дальнем берегу.
В моей душе лежит сокровище,И ключ поручен только мне!Ты право, пьяное чудовище!Я знаю: истина в вине.
24 апреля 1906, Озерки
«Там дамы щеголяют модами…»
Там дамы щеголяют модами,Там всякий лицеист остер —Над скукой дач, над огородами,Над пылью солнечных озер.
Туда манит перстами алымиИ дачников волнует зряНад запыленными вокзаламиНедостижимая заря.
Там, где скучаю так мучительно,Ко мне приходит иногдаОна – бесстыдно упоительнаИ унизительно горда.
За толстыми пивными кружками,За сном привычной суетыСквозит вуаль, покрытый мушками,Глаза и мелкие черты.
Чего же жду я, очарованныйМоей счастливою звездой,И оглушенный и взволнованныйВином, зарею и тобой?
Вздыхая древними поверьями,Шелками черными шумна,Под шлемом с траурными перьямиИ ты вином оглушена?
Средь этой пошлости таинственной,Скажи, что делать мне с тобой —Недостижимой и единственной,Как вечер дымно-голубой?
Апрель 1906 – 28 апреля 1911
Холодный день
Мы встретились с тобою в храмеИ жили в радостном саду,Но вот зловонными дворамиПошли к проклятью и труду.
Мы миновали все воротаИ в каждом видели окне,Как тяжело лежит работаНа каждой согнутой спине.
И вот пошли туда, где будемМы жить под низким потолком,Где прокляли друг друга люди,Убитые своим трудом.
Стараясь не запачкать платья,Ты шла меж спящих на полу;Но самый сон их был проклятье,Вон там – в заплеванном углу…
Ты обернулась, заглянулаДоверчиво в мои глаза…И на щеке моей блеснула,Скатилась пьяная слеза.
Нет! Счастье – праздная забота,Ведь молодость давно прошла.Нам скоротает век работа,Мне – молоток, тебе – игла.
Сиди, да шей, смотри в окошко,Людей повсюду гонит труд,А те, кому трудней немножко,Те песни длинные поют.
Я близ тебя работать стану,Авось, ты не припомнишь мне,Что я увидел дно стакана,Топя отчаянье в вине.
Сентябрь 1906
Из цикла «Снежная маска»
Снежное вино
И вновь, сверкнув из чаши винной,Ты поселила в сердце страхСвоей улыбкою невиннойВ тяжелозмейных волосах.
Я опрокинут в темных струяхИ вновь вдыхаю, не любя,Забытый сон о поцелуях,О снежных вьюгах вкруг тебя.
И ты смеешься дивным смехом,Змеишься в чаше золотой,И над твоим собольим мехомГуляет ветер голубой.
И как, глядясь в живые струи,Не увидать себя в венце?Твои не вспомнить поцелуиНа запрокинутом лице?
29 декабря 1906
На страже
Я – непокорный и свободный.Я правлю вольною судьбой.А Он – простерт над бездной воднойС подъятой к небесам трубой.
Он видит все мои измены,Он исчисляет все дела.И за грядой туманной пеныЕго труба всегда светла.
И, опустивший меч на струи,Он не смежит упорный взор.Он стережет все поцелуи,Паденья, клятвы и позор.
И Он потребует ответа,Подъемля засветлевший меч.И канет темная кометаВ пучины новых темных встреч.
3 января 1907
