Большая судьба - Евгений Федоров

В юрте было дымно, убого и грязно. Литейщик заткнул нос.

- Дикий человек живет здесь! - брезгливо сказал он.

- У них просто несчастье: из-за гололедицы падают кони! - сказал Аносов и показал на склоненную фигуру истощенного старика: - Смотрите на несчастного: он голоден.

- Бачка, бачка! - забормотал башкир. - Погиб всё. Это злой зима. Что будем делать? - по смуглым скуластым щекам его текли слёзы. Он не утирал их и, схватившись за голову, горестно раскачивался. - Ай-ай, весь народ плохо. Умирать будем...

Тяжело было смотреть на хилого старика. Аносов вынул серебряный рубль и протянул кочевнику.

Башкир прижал к сердцу руку.

- Спасибо, большой спасибо. Не надо, - отказался он. - Дай кусок хлеба!

Павел Петрович вернулся к своему возку, вынул весь запас и отнес в юрту.

- Что вы делаете, господин шихтмейстер! - старался удержать его Петер Каймер, но горный офицер отдал подарок башкиру. Тот поднялся и схватил руку Аносова, стремясь поцеловать ее.

- Нет, этого не надо! - отступая, сказал юноша...

Они вышли из кибитки, сопровождаемые башкиром.

Снова потянулись блестевшие наледью степи.

- Вы поступил плёхо! - недовольно сказал Каймер. - У вас теперь нет продукт!

- Теперь недалеко, доеду? - отмахнулся Аносов и глубоко зарылся в возок.

Прошло два дня, горы совсем приблизились, и начался подъем. Впереди громоздились под самые облака вершины Таганая, Иеремеля и других величавых гор. Снежные их шапки сливались с белесым небом.

Всё выше и выше подъем, всё величественнее грозные горные хребты. Казалось, огромные океанские волны вдруг окаменели, преграждая путешественникам дорогу. На безлесных шиханах курилась поземка. Жгучим морозным дыханием встречал Каменный Пояс гостей. Аносов взглянул на скалистые крутизны, головокружительные пропасти, и сердце его сжалось. Неприветливо встречали дремучие горы, но всё же он поднял голову, улыбнулся и, сняв шапку, сказал уверенно:

- Здравствуй, Урал-батюшка! Здравствуй, русская земля!

Вдали, сквозь сизую дымку, в долине показались каменные строения и на скупом зимнем солнце блеснули купола церкви. Ямщик показал кнутовищем вперед и облегченно сказал:

- А вон, батюшка, и Златоуст виден!..

Ч А С Т Ь В Т О Р А Я

Глава первая

НЕСКОЛЬКО СТРАНИЧЕК ИЗ ИСТОРИИ

ЗЛАТОУСТОВСКОГО ЗАВОДА

Завод у подножья горы Косотур поставлен был в 1754 году тульским купцом Иваном Перфильевичем Мосоловым - большим пройдохой и выжигой. Человек он был хитрый и беззастенчивый, - набил руку на плутнях. В свое время, когда Мосолов подвизался в Туле, он обмеривал да обвешивал в своих лабазах и амбарах честной народ. Город на Тулице издавна славился оружейным мастерством. Здесь, в Кузнецкой слободе, жили и работали "казюки" - мастера государственного оружейного завода. Но, кроме них, по слободам и пригородам селились свободные мелкие ремесленники - умельцы оружейного дела. Мастерили они отменные заварные стволы для фузей, замки, ложа; каждый делал свое и доходил в том до совершенства. Вся громада ремесленников была голь перекатная и работала на богатых скупщиков: на Демидова, Баташева, Лугинина, Ливенцова, - всех не перечесть. Не гнушался также Иван Перфильевич выжать из кустаря-оружейника последнюю силу. Жил, добрел и шел в гору пронырливый купец, но внезапно стряслась беда: подвели под разорение торговые соперники. Мосолов запутался в темных сделках, оказался несостоятельным и попал в долговую яму.

С большим усилием, подкупив подьячих, - выбрался из ямы Иван Мосолов и упросил земляка-туляка Никиту Демидова взять его в услужение на уральские заводы. Задумал купец вновь разжиться и завести свое дело. Так оно и вышло.

Уральские горные заводы строились руками приписных крестьян да кабальных людей. Бежали от господ крепостные, оставя свои дома и "крестьянские жеребья" впусте, уходили от нестерпимых побоев, истязаний и надругательства дворян, брели куда глаза глядят от хлебного недорода, скрывались от рекрутчины и от податной повинности. Много беглецов было из солдат и матросов, немало было утеклецов с каторги и из сибирских дальних поселений. Бежали из тюрем, спасались от суда, унося свои "животы" от страшного застенка, укрывались от религиозного притеснения.

Вся эта бродячая Русь рассыпалась по заводам и фабрикам, ставленным государством и купцами в Московской, Тульской, Орловской и в прочих губерниях. А многие бежали в Сибирь, на Каменный Пояс, на Каму-реку, - на демидовские, строгановские и осокинские заводы. Забирались беглецы и на Усолье - на строгановские соляные варницы. Управители заводов знали о прошлом беглых и потому мало спрашивали. Для очищения совести пытали: "Ты откуда сбег, горюн?" - "Из-за синих гор, со щавелевых огородов!" - "Так! А ну-ка, покажи руки! - строго говорил управитель и, разглядывая застарелые мозоли, определял: - На шахту гож! А ты - в жигали, - уголь готовить, а вон тот смекалистый пойдет к домнице!"

Всем находилось место и работа. И никому выдачи с заводов не было. Пришел сюда по своей воле, а уносили только на погост, да и то не всегда в тесовой домовине.

Царь Петр Алексеевич, ввиду великой войны со Швецией из-за русских земель на Балтике, был весьма заинтересован в развитии горного дела. По его указам и приписали к заводам крестьян для отработки податей. Повелось по указу дело так: заводчики платили в казну за приписных к заводу крестьян налоги, внося их натурой - железом. Крестьяне за это обязывались работать на заводах, копать и возить руду, жечь в лесных куренях уголь и ладить дороги.

За каторжную работу заводчики платили приписным крестьянам конному гривенник, пешему - четыре копейки в день. За нерадивую работу и ослушание применяли к работным людям батоги и плети.

Иван Перфильевич Мосолов попал приказчиком на Шайтанский завод к Никите Никитичу Демидову. Хозяин был хвор и немощен: его, парализованного, долгие годы возили в кресле по горницам. Сын хозяина Василий догорал в злой чахотке. В чаянии смерти он много бражничал и заводскими делами не занимался. Мосолов попал на прибыльное место и развернулся, - по своей купецкой натуре стал сильно приворовывать.

Демидовы догадывались о проделках приказчика, но уличить в воровстве не могли. В короткий срок Иван Мосолов зажирел, подкопил денег и задумал свое дело.

Кругом лежали горы и земля, богатые рудой. Всё это искони принадлежало башкирскому народу. Заводчики теснили башкирцев, обманным путем захватывали их земли и леса. Они подкупали башкирских князьков-тарханов и за бесценок скупали огромные пространства. Башкиры не раз поднимали восстания. Тогда пылали заводы и русские деревни.

В сбереженье от башкирских набегов горнозаводчики строили крепостцы, обносили заводы тыном с рублеными башнями, окапывали рвами.

В феврале 1754 года по санному пути наехал Иван Перфильевич Мосолов в Сыгранскую волость Башкирии. Здесь было приволье: край простирался гористый, богатый, в недрах - залежи добрых руд, реки текли многоводные, в кондовых лесах, как океан, гудели смолистые сосны и ели, озёра изобиловали рыбой. Привольно кочевали кибитки башкир-вотчинников.

Иван Мосолов обладил дело приступом: одарил тархана бусами, гребнями, топорами, подпоил башкир и заключил купчую на плодородные земли. По ней отходили купцу огромные пространства с лесными угодьями, с покосами, с реками, с рудными местами. Отхватил Иван Перфильевич в один присест великий кус - двести тысяч десятин, а уплатил за него башкирам-вотчинникам всего-навсего двадцать рублей.

Летом Мосолов пригнал на купленные земли приписных крестьян и кабальных, и они великими трудами своими поставили среди гор в глубокой долине реки Ай бревенчатый острог. Реку перегородили высокой плотиной, возле нее соорудили завод для литья мортир и ядер. Назывался в ту пору завод по горе - Косотурским.

Горько жилось работным людям на этом заводе. Хозяин подобрал себе под стать и управителя. Степан Моисеев - заводский управитель - был лютый зверь и скряга. За каторжную работу платил гроши, кормил работных гнилым толокном и тухлым мясом, зато был щедр на батоги и плети. Приказчик Ванька Попов, с корявым лицом, всегда носил при себе кожаную трость, набитую песком. Чуть что, и пошла свистать трость по спинам тружеников!

Тяжелый гнет стал невыносимым, и работные люди тайком послали к царице Екатерине в далекий Санкт-Петербург верных людей с жалобой на заводчика.

Челобитчики писали государыне:

"Его приказчики и нарядчики, незнамо за что, немилостиво били батожьем и кнутьями, многих смертельно изувечили, от которых побоев долговременно недель по шести и полгоду не заростали с червием раны. От тех же побой заводских работ исправлять не могут, а иные померли..."

Рабочие-гонцы на завод больше не возвратились. Бродили темные слухи, что мосоловские люди настигли их в глухих лесах и пометали в страшные зыбуны-трясины.