Товарищ Кот, английский жмот и человек-патефон, или Добро пожаловать в Велкомбританию - Александр Вяземка
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я величайшее разочарование своей жизни, если, разумеется, не принимать во внимание сам мир, в котором мы живем, мир, который не устает разочаровывать всех и каждого, включая своего Творца, с самого момента своего создания. Ведь это мир, в котором властвует анархия, в котором крупные галактики пожирают малые созвездия, астероиды бросаются на ничего не подозревающие планеты, старые волки и коты запугивают молодняк, демонстрируя им преимущество кулака, никчемные москиты запугивают все живые существа, а всякое живое существо стремится занять место, которого не заслуживает.
Что касается вашего покорного слуги, у меня никогда не было претензий планетарного масштаба, однако меня не может не разочаровывать тот факт, что распоряжаться своей собственной жизнью монополии у меня нет. Близким другом Счастья я назвать себя не могу. Но и не несчастлив я. Должно быть, я один из тех оптимистически настроенных пессимистов, что верят лишь в освобождающий конец, каким бы плохим тот ни оказался: ведь ничего хорошего от того, что произойдет до его наступления, они не ждут. От пессимиста подобного рода требуется достаточное мужество, чтобы выдержать все, что случится до собственно освобождающего конца. А проявил ли мужество я? Я запаниковал, опасаясь, что вот-вот грядут новый дефолт и финансовый кризис. А были ли у меня основания для подобной трусости? Каждый раз, как случается финансовый кризис, его волна гонит за рубеж экономических беженцев, готовых поступиться честью ради куска более светлого хлеба и серой родиной ради более красивого фасада. А ведь дефолт наших душ страшнее любого финансового коллапса.
Ну… что сделано, то сделано. Мы, Весы, жалеем и о том, что сделали, и о том, что не сделали. Это наше проклятье, но не единственный наш недостаток. И тем не менее есть свое утешение в сознании того, что тысячи лет носители Проклятья пестовали все эти недостатки с особой тщательностью и заботой. Поэтому не могу сказать, что ненавижу себя, если неумение понять и принять свою природу вообще можно приравнивать к ненависти.
От комплексов страдают все. Только, в отличие от нас, Весов, другие способны выражать страдания с необычайной страстью. Взять, к примеру, Борю. Разве он не кричал как резаный: «Я буду славным!» – в ответ на предложение Паши выбрать человека, который принимал бы за нас коллективные решения в одностороннем порядке? Как ему было не закричать в панике, когда он проснулся не в родной кроватке, а в чужой машине? Я сам едва сдерживался, чтобы не закричать. Чтобы хоть как-то успокоить Борю, я сделал единственное, что пришло мне в голову: я похлопал его по плечу, и этого, представьте себе, оказалось достаточно, чтобы он моментально успокоился. Я упоминаю об этом не для того, чтобы похвастаться – боже упаси. Я лишь рекомендую похлопывание по плечу медицинским работникам в качестве действенного и быстрого способа привести пациента в чувство.
Как я уже сказал, о себе и своих скромных талантах мнения я весьма невысокого. Поэтому я надеялся вопреки безнадежности ситуации, что среди нас четверых найдется человек, который предложит взять руководство на себя. Но подобного мужа среди нас не нашлось, если среди нас вообще были люди, достойные называться мужчинами. Я патологически ненавижу брать на себя руководство, принимать ответственные решения, заставлять всех идти в ногу, когда идти в ногу каждый считает ниже своего достоинства. Но, несмотря на все мое нежелание, моим долгом было согласиться принять на себя командование после того, как Боря проголосовал за то, чтобы роль Мужчины досталась мне. Да и в голосах Паши и Жан-Поля отчетливо звучали тревожные нотки отчаяния.
Боря оказался самым слабым среди нас. Он с трудом переносит выпавшие нам лишения, и мне пришлось взять его под свою опеку. Полагаю, Судьба не случайно послала мне испытание в его лице. Судьба отказывает мне в моем единственном желании – жить спокойно – снова и снова, хотя я вот Судьбе не отказываю ни в чем.
Знаю, Бориной вины здесь нет, но мне от этого не легче: нести за него ответственность тяжело. Правду вам говорю: нелегко нести ответственность за человека, оказавшегося на пороге зимы в чужой машине и чужой стране в летних сандалиях на босу ногу!
За Борей вообще нужен глаз да глаз. Слишком уж любит он вовлекать других в свои шумные игры. Вот, к примеру, неделю назад он не поделил что-то с одной мадамой в магазине. Я как раз протирал лицо «Нивеей для суперменов» в надежде, что это поможет укрепить мой авторитет в глазах ребят, как вдруг Боря берет в клинч эту мадаму, которой мы никогда и представлены-то не были, и они начинают кататься по полу в этой совершенно неудобной для катания по полу манере! Все это можно было бы списать на шутку, не разбей они столько баночек и пузырьков. После того как мы выловили Борю из образовавшегося на полу озерца, в которое его начисто отбеленное ужасом лицо нырнуло пару раз после появления службы безопасности магазина, нам сообщили, что на улице нас дожидается полицейская машина. Что было как нельзя кстати: у нас как раз не было при себе ни пенни, чтобы оплатить такси и довезти до дома все диковины, обнаруженные нами в магазине.
Однако по дороге водителю пришлось остановиться. У него оказалось срочное дело в офисе, и он любезно пригласил нас скоротать время у себя за столом. В благодарность мы помогли ему в составлении нескольких рапортов: он то и дело обращался к нам с вопросами, предлагая нам по ходу работы то кофейку, то водички, то сигаретку, кивал головой, улыбался, скалил зубы и вообще производил впечатление человека, которому общение с нами доставляет несказанное удовольствие. Но вот Начальник Отделения полиции, прослышав о том, что мы у него в гостях, в довольно мрачной форме поведал нам о своих преклонных годах, своей печени – отдав приказ немедленно убрать с глаз долой кофе и сигареты – и о покушениях всех кому не лень на его душевное равновесие. Под последним, я так понимаю, он имел в виду наш скандал в сандалях, потому что Борю тотчас убрали с глаз долой и отправили прямо в чем его когда-то мама родила ночевать в подвал.
Что касается меня, то, уверяю вас, я провел самую спокойную ночь со дня нашего появления в Англии и надеялся провести еще немало таких ночей. Но и этой моей надежде не суждено было сбыться. Примерно в 10 утра нам сообщили, что мы свободны. Нам выдали Борю, и вы не представляете, чего мне только стоило не ущипнуть Жан-Поля, встречавшего нас на выходе из участка, когда я узнал, что освобождение нас под залог было его рук делом. При этом сам он, казалось, не замечал ни моего раздражения, ни возмущения Паши. А в ответ на мое «В гробу я видел такое доброе утро!» он лишь вытянул нос, по которому так и хотелось щелкнуть, в направлении уходящей вдаль улицы и с возмутительным спокойствием пригласил нас следовать за ним:
– Прошу сюда, джентльмены.
Непоколебимое спокойствие и благожелательность Жан-Поля невольно наводят на мысль, что с ним явно не все в порядке. А зачем ему держаться от нас особняком, постоянно наблюдая за нами? Он следит за тем, как мы едим, – когда есть чем заморить червячка. Следит за нами, пока готовит нам обед. Следит за тем, как мы чешемся и скребемся, за тем, как мы выясняем отношения. Он следит за нами даже тогда, когда нам кажется, что за нами следить никто не может! Я чувствую себя подопытным кроликом в аквариуме. Это ужасно! Я, бывает, и пытаюсь смутить его своим ответным взглядом, но он лишь отводит глаза и делает вид, что наслаждается едой, или ее приготовлением, или безумством, с которым мы скребемся и чешемся, или тем, что его допускают до участия в выяснении отношений. Короче, сыграть в открытый футбол и проиграть он отказывается. Играть против него – все равно что играть против команды, которая удирает от мяча, унося ворота вместе с собой.
Тут было отчего задуматься: человек, который всегда уверен в том, что он делает и что он знает, более чем подозрителен. Я сразу почувствовал, что этот голубок не так-то прост, как может показаться. Паша это тоже просек. Он предложил было связать Жан-Поля и похлопать его по плечу, но какая от этого могла быть польза, если тот и так был до невозможного спокоен? Искусство вести допрос зиждется на дипломатичности, а не на том, чтобы настраивать допрашиваемого против себя. Есть люди, вроде Паши, которые делают, а потом думают. Есть люди, которые делают и не думают. Есть люди, которые думают и не делают. Мне в помощники никого из них не надо.
Как оказалось, Жан-Полю было что рассказать и без увещеваний, хотя по мне, так лучше б он ни в чем не признавался. Но он признался. Во-первых, он принялся утверждать, что он – англичанин. Пусть он и знает топографию местности и ее обычаи, но никаких других доказательств своих слов он и по сей день не представил. Поскольку Паша спит вместе с Жан-Полем, я поручил ему тайком понюхать ноги нашего псевдо-англичанина. Наутро Паша лишь неуверенно пожал плечами: