Вельяминовы. За горизонт - Нелли Шульман

– Как не стоит ему говорить, что у него есть младший брат, по матери, юный Ворон… – усмехнулся Эйтингон, – или что его мать сбежала из СССР, угнав, на пару с мужем, военный самолет. Князева погибла, сражаясь с фашистами, в составе женского авиационного полка. Нечего больше ее обсуждать…

Наум Исаакович постучал сигарой по краю серебряной пепельницы:

– Правительство СССР поручило мне, Саша, поговорить с тобой о твоем покойном деде… – при упоминании правительства парень подтянулся:

– Он в Матвея такой, – ласково подумал Эйтингон, – поколения военных дают о себе знать. Но надеюсь, что характером он пошел в деда по матери. Матвею, все-таки, не хватало самостоятельности, а Горский, что хотел, то и воротил, как говорится… – о покойной Кукушке или ее дочери, об истинном происхождении Горского, парню, тоже, разумеется, не сообщали. Саша, недоуменно, кашлянул:

– Но мой дед, отец папы, происходил из черты оседлости. Он служил солдатом, стал большевиком, и погиб на гражданской войне… – Наум Исаакович взял теплую руку мальчика:

– Именно так. Его сожгли белогвардейцы в паровозной топке, под Волочаевкой… – он привлек парня к себе, – но это был твой дед по матери, Саша. Ты внук Александра Даниловича Горского.

Последний день старого года начался неожиданно ярким солнцем. Ночная метель утихла, оставив на заднем дворе коттеджа пышные, белоснежные сугробы. Снег лежал и на ветвях сосен, окружающих особняк.

Скрипнула дверь, с крыши шале вспорхнула птица. Снежинки посыпались на светлые волосы Саши. Помотав головой, мальчик улыбнулся. Он вышел на крыльцо в одной майке и спортивных штанах, босиком. В дневнике, оставленном на столе, в его спальне, появилась аккуратная запись:

– 31 декабря 1955 года. Отжимания – 100 раз, зарядка – 30 минут. Цитата дня… – дойдя до цитаты, Саша погрыз ручку. Он полистал старую, растрепанную книжку, «Герои революций и войн»:

– Когда товарищ Котов увозил меня из Перми, я оставил брошюру в библиотеке детского дома. На взлетное поле доставили новый экземпляр… – с книгой Саша не расставался до сих пор. В выходных данных значилось, что она написана группой авторов. Вчера, в разговоре с Сашей, товарищ Котов вздохнул:

– В основном, все рассказы пера твоего деда, редактировал сборник тоже он. Александр Данилович много писал. Даже с фронтов гражданской войны он посылал статьи и повести в Москву… – товарищ Котов помолчал:

– Когда твоего деда несправедливо обвинили в шпионаже, его книги изъяли из библиотек. Но здесь… – он погладил картонную обложку, – имя Горского не указано, книге повезло. Александр Данилович вообще был скромным человеком. Он обходился узкой койкой, одной кожаной курткой и обычным пайком красноармейца… – Саша открыл книгу на любимом рассказе, о герое покушения на Александра Второго, Волке. Заскрипела ручка:

– Цитата дня. Коммунист, превыше всего, ставит скромность и воздержанность, в быту и личной жизни… – Саша приписал: «Александр Горский».

Он еще не мог поверить случившемуся. Похлопав по карманам штанов, мальчик вытащил сигарету:

– Вообще плохо курить натощак, но я выпил кофе, с утра… – на первом этаже особняка Саша обнаружил маленькую кухоньку, с электрической плиткой:

– У меня холостяцкие привычки, – объяснил товарищ Котов, – я рано встаю, и не хочу никого беспокоить… – в рефрижераторе нашлась и бутылка молока. Саша затягивался ароматным дымом:

– Товарищ Котов еще спит. Сегодня мы пойдем в баню… – он разглядел у ограды участка деревянную избушку, – потом нас ждет новогодний стол… – вчера коллега отца объяснил Саше, что Горский стал жертвой ошибки:

– Ты, наверное, слышал о ежовских перегибах, о произволе и беззаконии, творившихся в органах до войны… – заметил товарищ Котов. Саша кивнул:

– Да. То есть получается, что Гор… дедушку обвинили в шпионаже задним числом… – с деда Саши снимали все подозрения в работе на западные державы. Имя Горского возвращали улицам, заводам и кораблям, его книги ставили обратно на полки библиотек. Саша вспомнил тихий голос наставника:

– Даже партия может ошибаться, милый. Партия состоит из людей, таких, как мы… – товарищ Котов взял сигару, – но нельзя обижаться на партию, или на страну. Все, что делали твои родители, твои деды, было ради торжества коммунизма и нашей советской родины… – сердце Саши забилось, он облизал пересохшие губы:

– Я тоже, товарищ Котов… – голос мальчика дрожал, – готов отдать все силы, и мою жизнь, ради нашей страны, ради строительства коммунизма… – товарищ Котов погладил его по голове:

– Я знаю, милый, и партия это знает. Ты достойный сын отца, Героя Советского Союза, достойный внук деда, соратника Ленина… – стоя на крыльце, Саша, незаметно, вытер глаза:

– Надо жить так, чтобы мне никогда не стало стыдно перед памятью папы и дедушки, настоящих бойцов мировой революции. Наставником дедушки был сам Волк… – Саша стиснул руку в кулак:

– Моя бабушка умерла в Забайкалье, белые убили дедушку. Мама выросла в детдоме. Она только в юности узнала, что ее отец, Горский. Я тоже не догадывался, чей я потомок… – потушив сигарету в медной пепельнице, Саша спустился во двор.

Мягкий снег холодил ноги. Наклонившись, он умыл разгоряченное лицо. Морозец обжег щеки. Мальчик закинул голову, вглядываясь в синее небо:

– Правильно сказал товарищ Котов, я плоть от плоти советской страны. Меня вырастил Советский Союз, я навсегда останусь его верным сыном, как папа и дедушка… – в спину Саши ударился снежок. Повернувшись, мальчик улыбнулся. Товарищ Котов, тоже в спортивной майке и штанах, поставил чашку кофе на перила крыльца:

– Разомнемся, перед завтраком, – весело сказал наставник, – защищайте ваши позиции, будущий офицер госбезопасности Гурвич… – Саша расхохотался:

– Доброе утро, товарищ Котов. Есть защищать позиции… – быстро налепив с десяток снежков, мальчик крикнул: «К бою готов!».

Куйбышев

Под каблучками сапожек поскрипывал снег. Развевались полы дубленого пальто, сшитого для Маши в закрытом ателье, где обслуживали семьи руководителей города и области. На улице Чкалова зажигались тусклые фонари. Сугробы здесь с утра не убирали, Маша шла медленно:

– Надо было поехать на машине, как говорила мама, – вздохнула девушка, – но неудобно, у меня пионерское поручение…

Последний день старого года выпал на субботу, учеников распустили по домам. Вчера Маша танцевала на новогоднем вечере, в школе:

– Жалко, что Саша уехал, – подумала она, – девочкам он понравился. Все спрашивали, вернется ли он в город, после нового года… – Маша обещала подружкам встречу с суворовцем на представлении «Щелкунчика». Она показала приятельницам фото Саши, в военной форме. После балета родители разрешили Маше устроить домашнее чаепитие, для одноклассников. Повар пек пирожные, из распределителя привозили фрукты:

– Сегодня тоже на столе будет виноград и мандарины… – в карман пальто она сунула пустую авоську, – Оля обрадовалась подаркам… – Маша вызвалась навестить одноклассницу, неделю назад сломавшую ногу, на лыжной прогулке. Оля жила на улице Пушкина, в большой, уютной квартире, в доме, выстроенном для инженеров гидроэлектростанции и самарских заводов. Остановившись под фонарем, рядом с газетным щитом, Маша огляделась:

– Я плохо знаю район. Кажется, я не туда свернула, автобусы здесь не ходят… – ее окружали покосившиеся, деревянные домики. Крупный снег падал на жирные заголовки «Волжской коммуны»:

– 29 декабря введена в строй первая очередь Куйбышевской ГЭС. Вперед, к новым победам коммунизма! Труженики области готовятся к тринадцатой партконференции…

За чаем, в столовой одноклассницы, ее отец, главный инженер гидроузла, рассказывал о строительстве станции:

– Он обещал устроить нам экскурсию, после нового года… – на часах Маши стрелка подбиралась к пяти вечера, – где же автобусная остановка, или, хотя бы, телефонная будка… – в ее ридикюле, крокодиловой кожи, лежал кошелек, с аккуратно свернутыми купюрами. Услышав, что Маша приехала на автобусе, отец Ольги предложил ей вызвать разгонную машину, обслуживавшую руководство строительства. Маше стало неловко:

– Почти новогодний вечер, все готовятся к празднику. Папа, кажется, и нашего шофера отпустил… – стоило Маше позвонить домой, как шофера вернули бы в особняк, однако она не теряла надежды отыскать автобус:

– Надо было запомнить дорогу, – рассердилась на себя Маша, – вечно я витаю в облаках. Марте шесть лет, а она гораздо наблюдательнее, чем я. Она бы меня сразу вывела на остановку… – когда Маша отправлялась к однокласснице, приемная сестра и мать хлопотали на кухне. Повар приготовил обеды и ужины на два дня. Журавлевым оставалось только разогреть судки и сервировать стол: