Убийство по расписанию - Алексей Макеев

– А какое отношение к «Эдельвейсу» имеет сам Ромашов?

– Он курирует деятельность фонда. И отправка детей за рубеж – это, можно сказать, его личный вклад в данный законодательный проект, – отчеканил Цаплин.

– Кто возглавляет фонд?

– Некто Доронин. Альберт Николаевич. К уголовной ответственности не привлекался. Ни в каких криминальных связях, исключая Валета, замечен не был. Кристально чистый человек.

– Меня всегда настораживали кристально чистые люди, – буркнул полковник. – Как говорится, кто без греха, пусть первым бросит в меня камень. Либо ты грешишь, либо ты свои грехи скрываешь за маской благочестия.

Цаплин не понял последнего изречения Гурова, а потому посчитал, что в данном случае лучше промолчать. Полковник тоже не спешил возобновлять беседу. Он прокручивал в голове какие-то собственные мысли, и Цаплин по былому опыту работы с Гуровым знал, что рано или поздно они должны будут сформироваться в четкую, стройную версию. Ожидая решения старшего по званию, майор незаметно массировал кончик мизинца правой руки, стимулируя кровеносно-сосудистую деятельность. Этому его тоже научила супруга. Она утверждала, что нервные окончания каждого пальца отвечают за тот или иной орган и за его правильное функционирование. Цаплин был склонен верить в это.

– Значит, так, – произнес наконец Гуров, видимо, приняв какое-то решение. – Ты возвращайся в управление, Яша, и собери мне все, что сможешь, на этого Доронина. Адрес, семейное положение, друзья... В общем, все, как обычно. Изложишь в письменном виде и мне на стол. Если не успею заехать за бумагами сам, позвоню – расскажешь. Ясно?

– Считайте, уже сделано, Лев Иванович, – не без бахвальства в голосе выдал майор. – Я когда-нибудь вас подводил?

– Никогда. Ладно, хватит петушиться. Дуй.

Цаплин проворно выбрался из машины и слишком шумно захлопнул за собой дверцу. Гуров не стал наблюдать за тем, как майор, смешно взбрыкивая ногами, перебежал на противоположную сторону улицы, спеша к автобусной остановке. Достав свой мобильник, полковник набрал номер Крячко.

– У аппарата, – отозвался Станислав бодрым голосом.

– Я вижу, ты там отлично проводишь время, Стасик, – не смог сдержать своих негативных эмоций Гуров. – Не хочешь поменяться со мной ролями? А то я вспотел, как конь, гоняясь по городу и вступая в драки с пьяными анестезиологами, уволенными твоей ненаглядной красоткой.

Крячко сухо откашлялся:

– Что у тебя случилось, Лева?

– Расскажу при случае. – Гуров вывернул руль и вывел «Пежо» на проезжую часть. Со слов Цаплина он уже имел представление о том, где находится детский фонд «Эдельвейс». – Очень занимательная история. Будешь девушкам рассказывать вместо анекдотов. Ладно. Дело тут вот в чем, Стас. – Он взял наконец деловой тон. – По твоей просьбе Яша тут выяснил кое-что интересное. Я тебе пересказывать не буду – времени жалко. Оно, как ты сам знаешь, не на нас сейчас работает. Позвони ему сам – он расскажет. А потом попытай на этот счет Завладскую.

– Попытать?

Гуров услышал в трубке два коротких гудка. Затем через незначительный интервал времени еще два. Он отнял трубку от уха и посмотрел на дисплей. Вторым вызовом к нему прорывался Юрий.

– Мне звонят, Стас. Поговорим потом. – Он сбросил номер Крячко и тут же ответил новому абоненту: – Да, Юра. Что у тебя? Нашел?

– Нашел, Лев Иванович, – старого, не раз проверенного на деле информатора буквально распирало от гордости. – Чтоб я да не нашел?

– Хватит, хватит, – осадил его Гуров. – Рассказывай.

– А что рассказывать? – Звук немного ушел в сторону, видимо, из-за того, что Юрий зажал трубку плечом, но зато Гуров услышал, как пальцы с мягким щелканьем забегали по клавиатуре. – Я нашел газету, о которой вы спрашивали. Действительно, называется «Харьков таймс». Придумают же... От шестнадцатого января сего года. Она передо мной на экране, но тут куча разных статей. Какая вам нужна, Лев Иванович? Спорт, недвижимость, политика?..

– Политика? – Гуров задумался. Он и сам не знал, что именно ищет. – Может, и политика, Юра. А криминальная сводка есть?

– Есть и криминальная.

Полковника осенило. Он решил выстрелить, что называется, наудачу, но чем черт не шутит.

– Что-нибудь про больницы. Родильное отделение. Есть?

Пальцы Юрия снова пробежались по клавиатуре, а уже через пару секунд Гуров услышал, как информатор удивленно присвистнул.

– Как в воду смотрите, Лев Иванович, – сказал он. – Есть в криминальной сводке статья про родильное отделение восьмой харьковской горбольницы. То есть не совсем статья, а заметка небольшая.

– Что там?

От волнения на лбу у полковника выступила легкая испарина. Он перестроил «Пежо» в правый ряд, где движение было менее интенсивным, и немного сбросил скорость. Ужасно захотелось закурить, но руки были заняты, и Гуров подавил это желание.

– Зачитываю. – Юрий прочистил горло и начал: – «На скамье подсудимых оказались два медика – два гинеколога и бывший главврач восьмой горбольницы Т. И. Минаева. Обвиняемые находили среди рожениц потенциальных «отказниц», а затем продавали младенцев в Канаду на органы по четыре тысячи долларов за каждого. Подсудимые обвиняются по статье 127.1 УК РФ, предусматривающей наказание до двадцати пяти лет лишения свободы. В связи с деликатностью вопроса дело слушается за закрытыми дверями. И как стало известно специальному корреспонденту...»

Он продолжал читать, но дальнейший ход статьи не имел для Гурова такого уж существенного значения. Все и так было понятно. И интерес к этому материалу «Харьков таймс» со стороны Завладской полковнику совсем не нравился. И сотрудничество первой горбольницы с «Эдельвейсом» тоже. Возможность совпадения Гуров исключал. Он машинально прибавил скорость.

Вторник. 13 часов 20 минут

Дверь в спальню Завладской была приоткрыта настолько, что сидящий в центральной зале на диване Крячко имел прекрасную возможность видеть половину запорошенного снегом окна и расположенный вдоль ближней стены голубенький комод. На полу, привалившись спиной к комоду, сидел большой игрушечный кот. Он весь был черного цвета, за исключением кончика хвоста и незначительного по площади треугольника на груди. Эти участки у кота были белыми.

– Ты думаешь, «Эдельвейс» может иметь отношение к сегодняшнему письму? – откликнулась Юлия из недр спальни.

– А ты сама-то как думаешь? – Стас взял в руки пульт от телевизора, покрутил его, но затем положил обратно на стеклянный столик, поддерживаемый металлическими намагниченными ножками. – Не может?

– Вообще-то, если честно, Стасик, у меня уже мелькнула такая мысль. Тогда, в кабинете, как только я получила это злосчастное письмо, и позже, когда я пыталась проанализировать для себя ситуацию, но...

– Но? – поторопил ее Крячко.

Завладская вышла из спальни и прикрыла за собой дверь. И игрушечный кот, и комод, и половина окна скрылись из поля зрения полковника, зато теперь он мог прекрасно видеть саму женщину. Переодевшись, Юля появилась перед ним в легком домашнем халатике кристально белого цвета, едва прикрывающем колени. На талии туго затянутый поясок. Роскошные белокурые волосы по-прежнему свободно спадают на плечи. Крячко сглотнул появившийся в горле ком и поднялся Завладской навстречу. Она остановилась возле камина и оперлась рукой на конусообразный колпак.

– В этом бизнесе замешаны деньги, Стасик. Большие деньги, скажу тебе по секрету. А деньги – это своего рода мотив. Тебе ли об этом не знать? Ты же сыщик. Однако я склонна считать, что выгодна для «Эдельвейса» живой, нежели мертвой. Зачем им меня убивать? Это же все равно, что отрубить голову курице, несущей золотые яйца.

Крячко скрестил руки на груди и буквально титаническим усилием воли заставил себя оторвать взгляд от голых ног Завладской и поднять его выше, на уровень лица.

– Ну а насколько законен этот ваш бизнес? – спросил он. – Что, если они решили избавиться от тебя, как от опасного свидетеля?

– Да какого там свидетеля, Стасик! О чем ты говоришь? – Юля небрежно взмахнула рукой, но полковник заметил, как при этом она быстро потупила глаза. – Все вполне законно. И я даже считаю, что это очень благородное дело. По отношению к детям. В нашей стране каждая четвертая женщина отказывается от рожденного ею чада... Это уже статистика. Поверь, я знаю, о чем говорю. Я уже больше двадцати лет работаю в этой области. И что происходит с теми детьми, от которых отказываются? Детские дома со скудным финансированием и призрачная надежда на то, что кто-нибудь когда-нибудь решится их усыновить или удочерить. И если кому-то везет, Стасик, то это меньшинство. А тут... Детей отправляют за рубеж, где их ждет благополучное и безбедное существование в надежных, крепких семьях тех, кто просто не в состоянии завести собственных отпрысков...