Дрессировщик. Приручение (СИ) - Николаева Ольга "Anabolik"

— Ты меня сейчас разочаровала, очень, Жень. — И не знал, чего больше в этой фразе — попытки образумить или откровенной констатации провала. — Неожиданно, и от того — еще сильнее.

— Чем?! — Девчонка же, явно плевать хотевшая на его методы, обиделась и разозлилась. — Тем, что не хочу выглядеть убогим ничтожеством на чужом фоне? Куда мне до девочек из школы? Зачем выделяться, чтобы быть еще смешнее?

Игорь уже не мог себя сдерживать. Вздохнул. Потер лицо руками, будто надеясь, что сейчас проснется и забудет этот дурацкий разговор. Открыл глаза. Нет. Не развеялось. Женя все так же стояла перед ним, с трясущимися от волнения губами. И ответа ждала. Видно было — не успокоится, пока не услышит хоть что-нибудь.

— Дура. Ты в зеркало, вообще, смотришься, хотя бы иногда?

— А зачем туда смотреть? И так все понятно! Тощая, страшная и облезлая курица! И лицо уродское! — Женя выплевывала слова, будто камни роняла. Тяжело, безнадежно, горько. И понятно было, что все определения давно обдуманы, вымучены и облиты слезами. У нее и сейчас глаза на мокром месте были. Еле сдерживалась, Игорь это прекрасно видел.

— А разве стройность сейчас не в моде? Мне казалось, что половина женщин в мире душу бы отдала, чтобы стать такой вот, как ты, "курицей". Или я ошибаюсь?

— В моде. Но не такая, как у меня. Я костлявая. У девочек в классе уже все выросло. До второго размера, и даже больше. А у меня и подержаться не за что…

Он чуть не закашлялся. Еле стерпел. Но воздуха в грудь пришлось набрать, а потом выпустить, чтобы удержаться.

— И кто, если не секрет, уже пытался…подержаться, как ты выразилась? — А руки уже чесались пойти и надавать по морде. И неважно, кому, и было ли у них взаимным желание потискаться.

— Пффф! Только бы попробовали — всю рожу бы сразу спустила, и ноги переломала! — В том, что девочка способна на такие "шалости", он и не сомневался — приходилось как-то уже разговаривать с директором школы на мотив ее поведения. Случалось. Правда, наказали, в итоге, тех самых пострадавших. Игорь бы и сам еще сверху добавил, но и без него хватило. Узнавал.

— Тогда, милая моя, определись уже. Тебе надо, чтобы тискали, или не надо? И от этого пляши?

— Да хоть бы один посмотрел на меня, а не тискал. Я же для всех мальчиков — пустое место! И что мне в этом празднике? Придти и стенки подпирать, когда все танцуют? Очень увлекательно…

— А, так вот, в чем дело. Нужно, чтобы смотрели, а не держались. Мне стало немного легче.

— Вы смеетесь, а ничего смешного в этом и нет.

— В общем, Жень, пойдем, все-таки, туда, где есть зеркало.

— Да что я там увижу нового?

— Ничего. Но я покажу. Может быть, тогда рассмотришь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Женя абсолютно потерялась в том, что происходит. И понять не могла, как они свернули на эту странную тему — про ее внешность и отношения с мальчиками. Вернее, их и не было в природе, этих отношений. А хотелось. Даже не свиданий под луной или походов в кино, тем более — обжиманий при всех в классе и коридорах школы (ее тошнило от таких парочек, которых с каждым днем в их классах становилось все больше). Но ведь любой девочке нравится, когда парни ей улыбаются, обращают внимание, помогают сумку носить, пишут глупости в соцсетях и смс-ках… А у нее только списывать просили, да узнавали расписание на следующий день. С одинаковой частотой — и девчонки, и парни. Ни девочка, ни мальчик — что-то среднее. Оно.

Но это была ее личная боль, несравнимая с другими проблемами. После голодных и холодных лет в интернате, после боев на выживание, все это было сущей мелочью. И она в жизни не догадалась бы пожаловаться, ни Игорю, ни Свете. Живая, сытая, здоровая, в школу ходит, все потребности в одежде, учебниках, даже в мелочах — выполнены, даже с лихвой. Игорь выдавал ей так много карманных денег, что она и половины не тратила — не на что было. Отказывалась — заставлял взять. Потом просто выдал ей карту и контролировал, чтобы тратила все исправно. Пришлось снимать с нее наличные и откладывать. Без всякой задней мысли — не на черный день, а потому, что лишние оставались. Света тоже постоянно таскала ее по магазинам. И пусть половина ее идей в одежде так и не реализовалась, но с шмотками у Жени проблем не возникало. Правда, куча платьев и юбок так и оставалась висеть в шкафу. Не умела их Женя носить, и учиться не хотела. Чтобы такие откровенные вещи напялить — нужно быть очень уверенной в своей внешности. А она была уверена, что ее "красоту" нужно прятать, и как можно дальше.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Как можно было пожаловаться этим людям на свои глупые претензии? Они же не виноваты, что такое ничтожество к ним прибилось. Еще и этим их озадачивать? Да ни за что в жизни!

И вот. Озадачила. А начали разговор с английского…

А продолжился он в ее комнате, перед большим зеркалом в стенном шкафу.

Игорь Дмитриевич поставил ее прямо, свет включил — на полную мощность. Попросил отойти чуть дальше, чтобы в полный рост было видно и приказал:

— Рассказывай.

— Что рассказывать? — Она еще, наверное, никогда так не терялась. Да и не пускала никого в свои мысли так близко. Будто раздели и выставили голышом, перед толпою…

— Что видишь. И что тебе в этом не нравится. Мне любопытно просто, какие сейчас у молодежи представления о красоте.

— А разве они когда-то другие были? Красота всегда одинаковая! — Лучшая защита — нападение. Не помнила, где услышала, но прием ей нравился.

— А кто его знает, Жень. Я думал тоже, что она не меняется. А видишь, как вышло: я вижу симпатичную девушку, с шансами стать красавицей, а ты видишь курицу. Как там? Да, облезлую…

— Вы опять надо мной издеваетесь, да? Зачем?

— А ты кому больше поверишь? Мне, взрослому, опытному мужчине, который точно понимает, что ему нравится, а что — не очень, или себе — которая сама не разобралась, чего хочет в этой жизни? Ты же то от людей шарахаешься и прячешься под балахонами и каким-то серым тряпьем, то внимания мужского хочешь… Думаешь, кто-то будет под невзрачным тряпьем выискивать твою прекрасную душу?

Женя молчала. А что ответить? Любая дурнушка именно об этом и мечтает: что ее полюбят за характер, чувство юмора, знания, доброту… И что прекрасному принцу ее внешность не помешает разглядеть красоту под невзрачной маской. Но никогда об этом вслух никому не скажет, конечно же.

— Угадал я, Жень? Да не отнекивайся. И слушай меня внимательно: мы все одинаковые. Любим смотреть на внешность. Яркую, притягивающую, запоминающуюся. Хороших людей тоже ценим. Но смотрим на красивых. Это — суровая правда жизни. А умненьких и сереньких, но очень добрых и милых мышек выбирают ботаны. Неудачники. Отщепенцы. Лохи, короче. И не потому, что они такие классные. А потому, что на красивых и ярких у них силенок недостаточно, и смелости. Подбирают то, что останется на обочине жизни, так как в центр им дорога заказана.

Он говорил размеренно, не торопясь. Каждым словом вбивая гвозди в ее и без того израненную душу. Разве Женя сама об этом не догадывалась? Конечно. Во всех книгах и фильмах счастливыми были героини с хорошей внешностью. А страшненькие — только в комедиях и драмах. Но ведь хотелось верить, что и другие люди бывают…

— Молчишь? Не споришь? Наверное, потому, что я сейчас твои главные мечты разрушаю. Но лучше сейчас, чем годам к пятидесяти. Когда тебя позовет замуж какой-нибудь урод, трижды разведенный с красотками.

— И что мне теперь делать? Пойти в монастырь или лучше сразу повеситься? — Никогда еще в жизни девушка не была так близка к истерике.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Поздно, дорогая. Надо было вешаться два года назад, а не проситься, чтобы я тебя забрал с той заправки. Столько сил потрачено, времени, денег… Зря, что ли? Даже не вздумай такой ерундой заниматься. С того света достану.

— Тогда — что?

— Ничего. Прекрати х…ней страдать. Смотри на себя внимательно, и учись недостатки превращать в изюминку. А достоинства, для начала, попробуй сама рассмотреть и другим показать.