Финансы как творчество: хроника финансовых реформ в Казахстане - Григорий Марченко

Эта формула не означает ежегодного автоматического увеличения жалования, потому что доходы частного сектора то повышаются, то понижаются. Когда в 1995 году доходы в частном секторе снизились, в 1997 году было соответственно уменьшено и жалованье всех министров и высших должностных лиц.

Когда страны Восточной Азии – от Южной Кореи до Индонезии – были опустошены финансовым кризисом 1997 года, коррупция и кумовство только ухудшили их проблемы.

4. ДЕНЕЖНО-КРЕДИТНАЯ ПОЛИТИКА

В чем заключалась основная на тот момент проблема? Банковская система нашей республики по многим параметрам оставалась рудиментом советской финансово-распределительной модели. Деньги не циркулировали в организме экономики естественным образом под действием рыночных законов, а директивно закачивались и в государственные, и даже в приватизированные предприятия (!) в виде кредитов. Скажем, легкая и пищевая промышленность, а также торговля к 1994 году были уже частными, но казенные деньги тем не менее просили как родные государству.

Эту модель следовало менять в принципе. В рыночной системе коммерческий банк самостоятельно ищет на рынке свободные ресурсы и кредитует бизнес на вполне конкретных коммерческих условиях – срочности, платности и возвратности. Иными словами, деньги предприятиям не раздает, а ссужает взаймы с обязательным возвратом, на определенное время и за вознаграждение. И при этом еще просчитывает риски, то есть реальную вероятность получения долга.

В Казахстане же в то время львиная доля кредитования экономики – до 80 % всех кредитов – ложилась на Национальный банк, который давал кредиты коммерческим банкам путем необеспеченной эмиссии. Возвратность при этом, мягко говоря, получалась не каждый раз. А с платностью дело обстояло так: кредиты выдавались по ставкам 55–60 % годовых при инфляции в 2000 %. Получив такой кредит, предприимчивый человек мог сразу «уйти в доллары» (или в товары), а спустя полгода часть долларов конвертировать обратно в тенге. Поскольку из-за инфляции девальвация была огромной, то полученных от «прокрутки» денег хватало на то, чтобы погасить и основную сумму кредита, и проценты Национальному банку, и вдобавок очень хорошо заработать. Эта экономически ненормальная система порождала инфляцию: в экономику выбрасывалось все больше денег, а производство сокращалось.

Понятно, что такую схему следовало менять. Но только не путем закачивания в экономику еще большего количества денег. А именно этот способ был выбран в начальный момент. В феврале-марте 1994 года в республике был проведен так называемый межзачет – мероприятие, имевшее катастрофические последствия. В чем была его суть? Ряд товарищей убедили президента в том, что самая главная проблема – нехватка у предприятий оборотного капитала. Так что если капитал дать, то промышленность сразу заработает, а экономика начнет развиваться прямо-таки семимильными шагами.

Предпосылкой этих решений был, естественно, лоббизм директорского корпуса, фундированный непониманием экономических процессов. Национальный банк был категорически против, поскольку понимал, что впрыскивание в экономику больших денег однозначно приведет к резкому скачку инфляции. Но у правительства такого понимания в тот момент еще не было: так что соответствующий указ был подписан, хотя и без визы НБК. А исполнение в лучших аппаратных традициях возложили именно на Национальный банк, который против проведения межзачета резко возражал.

Я в то время находился в Вашингтоне и приехал уже на грустные последствия этого решения. (Собственно, именно с этого и началась моя работа в Национальном банке.) А последствия не замедлили появиться. Предприятия вернули (в номинале) всего 22 % полученных по межзачету средств (в реальном выражении это составляло порядка 5 %). Взамен мы получили инфляцию (в июне 1994 года ее месячный показатель достигал 46 %) и девальвацию национальной валюты. Когда национальную валюту только ввели, курс тенге к доллару был 4,75. Чуть подергавшись из-за накопившегося спроса на доллар, к февралю курс стабилизировался на уровне 11 тенге. А потом, когда правительство только еще объявило о проведении тенгового межзачета для предприятий, курс за три месяца упал до 40 тенге.

На мой взгляд, в результате неудачно проведенного межхозяйственного зачета взаимной задолженности самым тяжелым периодом для тенге стала именно первая половина 1994 года. Денежная масса в марте по сравнению с февралем выросла в 3,8 раза – до 58,6 млрд тенге. В последующие месяцы ее уровень постепенно снижался и к концу сентября составил 40 млрд тенге. Но даже этот уровень превышал уровень конца 1993 года в 4,9 раза. В результате инфляция за год составила 1158,3 %. No comment.

С другой стороны, нет худа без добра. После того как последствия межзачета удалось ликвидировать, большинство разумных политиков в нашей стране поняли, что, во-первых, с денежно-кредитной политикой шутить нельзя, и что, во-вторых, Национальный банк действительно должен иметь независимость. Это помогло нам потом, при создании базового банковского законодательства. Необходимые выводы были сделаны, так что когда в 1994 и в 1995 году на той же почве кредитования у Национального банка возникали серьезные разногласия с правительством, президент совершенно однозначно поддерживал представителей банковского регулятора.

Но полностью прекратить кредитование реального сектора тоже было нельзя – экономику бы просто парализовало, потому что оборотных средств у предприятий действительно не имелось. А большинство предприятий имело еще к тому же государственную форму собственности. Процесс кредитования надлежало перевести в рыночный режим. Но определенные вещи невозможно делать в лоб: нельзя, скажем, говорить, что Национальный банк больше не будет кредитовать промышленность – такая позиция вызвала бы неоднозначную реакцию, даже отторжение. Нас бы, в конце концов, просто уволили. Само по себе это, конечно, не страшно, но ведь все наши завоевания (и планы!) пошли бы тогда прахом. Так что мы старались быть политиками. Мы не говорили, что на Западе центральные банки кредитованием промышленности не занимаются: не их это дело в принципе.

Дело не столько в том, откуда банки получают кредиты. Просто если кредиты дает ЦБ, то тем самым он подменяет собой коммерческие банки, что неправильно. Это, во-первых. Во-вторых, деятельность Центробанка по выдаче кредитов приводит к расширению денежной массы. В-третьих, специалистов или служб, которые разбирались бы в состоянии дел того или иного предприятия, у ЦБ, понятное дело, тоже нет. Следовательно, адекватно оценить риски кредитуемого бизнеса он тоже не в состоянии. Поэтому получается, что выдача кредитов – во всех аспектах не свойственная Центральному банку деятельность.