Вовка-центровой - 4 (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

Ничего удивительного. В Москве при отправлении поезда начался дождик, нудный, противный, осенний. Дома у Вовки в Куйбышеве, в семь часов вечера, вся семья за ужином всегда слушала радио, и после выпуска новостей диктор обязательно говорил про погоду в Москве на завтра. Павел Александрович, иногда вздыхал, а иногда указывал пальцем на тарелку чёрную и говорил: «О, послезавтра потеплеет. Погода из Москвы до нас как раз день добирается». И на самом деле, погода, объявленная в Москве на завтра, через два дня добиралась до Куйбышева». Мишка даже как-то Вовке тетрадку под нос сунул и какую-то цифру приличную показал.

- Смотри Вовка, вот с такой скоростью облака движутся. Это я расстояние до Москвы на двадцать четыре часа разделил. - Вовка тогда глянул на задачку и щелбан брату отвесил.

- А ну-ка, ещё раз раздели.

Мишка снова послюнявил карандаш. Пыхтел, выписывая в тетрадке столбик цифр, все губы сине-зелёные стали. Голову потирал, искоса поглядывая на старшего брата. Выпыхтел всё же.

- Так что - тридцать семь километров?! Да, я на велике пашкином эти облака обгоню! – и, задрав хвост, усвистал на улицу, к Пашке, должно быть, облака на его велике обгонять.

Поезд приехал в обед и на улице шёл тот же самый дождик, что провожал их из Москвы, нудный, противный, холодный, осенний. Вовка хотел выйти на перрон при полном параде. На новом бостоновом костюме, «тестюшкой» построенном, на лацкане висел югославский орден, а рядом два значка, точнее, медаль и значок. Значок был в виде развивающегося на ветру красного знамени с серебряным портретом Горького вверху – членский значок «Союза писателей СССР». Медаль была «золотая» На самом деле - бронза или латунь, с хоккеистом на аверсе и красной колодкой – медаль чемпиона СССР по хоккею с шайбой. Если бы поехал на неделю позже, то медали были бы две, добавится почти такая же медаль за победу в Чемпионате СССР по футболу за 1948 год. Это потом медали будут на ленточках выдавать, сейчас в СССР они и имели вид настоящих медалей. На колодке.

Похвастаться значком члена «Союза композиторов СССР» не получилось. Почему-то не было такого значка. Вовка, получая красное удостоверение из рук самого Бориса Асафьева, даже хотел спросить, типа, а значок-то где, но передумал. Главный музыкальный начальник смотрел на великана, выше его на две головы и не знающего даже, как ноты называются, не снизу вверх, а наоборот, сверху вниз и даже с презрением. Вышел в приёмную, там всякие разные «великие» композиторы толпились, видимо специально пришли на это чудо чудное и диво дивное посмотреть. Вовка им головой мотнул, сказал, провоцируя, нарочито бодро и громко:

- Здравствуйте, товарищ композиторы!

- Доброе утро, молодой человек, - ответил лишь один, некоторые даже не кивнули. И все ломанулись в кабинет Асафьева. Новости узнать про нового «члена».

Вовка ни у одного из них значка с каким-нибудь скрипичным ключом не заметил. Интересно, почему у «Союза писателей» есть значок, и в приёмной у Фадеева и другой значок на груди мужичка в военной форме без погон видел, «Союз архитекторов СССР», очень похожий на значок мастера спорта, а у «союза композиторов» своего значка нет. Шифруются композиторы. А то будут прямо посреди улицы в Москве останавливать и требовать автограф: «Ведь это вы написали сюиту «Утро на синоферме»?

Вышел, попал под дождь этот нудный, и пришлось открывать чемодан и плащ доставать. Плащ купил в Белграде на блошином рынке. Стоял огромный серб, наверное, и держал это произведение портняжного искусства на вытянутых руках. Серб был даже выше Вовки. Все два метра. И в плечах поширше. Углядел, проходящего мимо Фомина, и дёрнул к себе. И как давай рассказывать чего-то. Быстро-быстро и непонятно-непонятно. Не «зразумил» ни слова Вовка, тогда мужик на него плащ накинул.

- Мал. Сам мал.

Вона чё, мужику плащ маловат, понял Фомин. Он надел плащ тёмно серый, с большими пуговицами тоже серыми, ремнём и даже узкими погончиками. Красота, пришлось у Ишина занять двадцать динар. Свои уже истратил почти все деньги. Последнее выгреб из кармана даже мелочь, в том числе и советскую.

Шёл Фомин по вокзалу, с муравейником людским внутри и вдыхал влажный пахнущий углём и дымом воздух с удовольствием. Ночью спина решила проявить чувство сострадания и перестала почти болеть, ну или маршальская мазь германская подействовала. Дошёл до автобусной остановки и всё, хорошее настроение улетучилось. Люди штурмом брали небольшой автобусик, что ходил до их посёлка. Мазь, мазью, а рисковать уплотняться в этом автобусе Вовка не решился. И при этом отлично понимал, что следующий будет так же забит по самое не балуйся.

Такси не наблюдалось. Хоть пешком иди, только дождь и грязь по дороге страшенная, да и не близкий путь, неизвестно, что лучше, полчаса пешей прогулки или давка в автобусе для спины.

И тут Вовка увидел физорга их завода Лукина Юрия Александровича и Серёгина рядом. Инвалид стоял возле полуторки и ругался, размахивая одной рукой, с шофёром. Анатолий Иванович ничуть не изменился, такой же взъерошенный и боевой. Лукин степенно прохаживался вдоль машины и в перебранку не вступал. Вовка даже про спину забыл, поспешил к землякам.

- Юрий Александрович, Анатолий Иванович! Здравствуйте! – Фомин почти подбежал к бывшим своим руководителям.

Немой сцены, как у Гоголя не получилось. Узнали. Обниматься бросились. Вовка, конечно, понимал, что серьёзно подрос, но вот тут, наконец, ощутил это зримо. Серёгин был лишь на сантиметров пять ниже его, а физорг завода, и вовсе с него ростом, когда они летом прошлого года познакомились. Но это год назад. Теперь он почти на голову над ними возвышался. Как там Гус Хиддинк потом обзовёт Павлюченко – «Спящий гигант». Когда Челенков уже тренером в «Спартаке» работал, руководству клуба удалось перекупить Романа у «Ротора» и Челенков был заметно ниже Романа, у того рост был под метр девяносто. Так он сам теперь дорос до этого же размера, ну и худой и даже тощий Павлюченко, гигантом, если честно, не смотрелся, скорее жердью. А вот вымахавший в отца не только в длину, но и в плечах, Фомин точно теперь гигантом стал, тем более, что и рост средний в стране сейчас на десяток сантиметров меньше, чем на рубеже веков.

- Ух, а вырос-то, - первым отступил, чтобы осмотреть с головы до ног Фомина, Лукин, - Ого, Володя, это что - орден? А это медаль чемпиона страны по канадскому хоккею? Знай наших Самарских!

- А ты на долго, Володя? - продолжая похлопывать Фомина по плечу отступил и Серёгин

- На три дня. Третьего награждение. Нужно в Москве быть.

- Ох, мать же ж, да ты ведь с "Динамо" чемпионом страны стал. Так … - Лукин сдвинул кепку на лоб и почесал затылок. – Так, завтра в восемь, чтобы был на проходной завода. Соберу актив и парторг, наверное, своих соберёт. Выступишь перед земляками, про чемпионат расскажешь, про Москву, про вашу поездку в братскую Югославию. Ясно, подготовься, материалы последнего пленума почитай, народ обязательно про международное положение вопросы будет задавать.

- Юрий Александрович, может не надо. Какой из меня лектор про Международные отношения. - Вот уж про Югославию братскую Челенков Фёдор точно рассказывать не хотел. Вилка, как в шахматах, получалась. В середине следующего года, а может и в начале, точно Фёдор не помнил, но Сталин вусмерть разругается с Тито. Друг друга будут клеймить, и втянут в это и обе страны поголовно. Но сейчас мир и дружба. Спросят про братушек, и что отвечать, хвалить и говорить, что они верные ленинцы, а потом через полгода, допустим, когда драка лидеров начнётся ему это припомнят и обязательно донос напишут, вот, мол, приезжал ренегат Фомин и врага всех коммунистов проклятого Тито хвалил, значит, сам оппортунист и троцкист. А ещё орден у него от самого Тито. Не шпион ли он Югославский. А если прямо сейчас «братушек» и маршала Тито ругать, то донос прямо сейчас и напишут. Не успеет проходную завода в обратном направлении перейти.

- Не выделывайся, Фомин, загордился, что ли, и не хочешь с товарищами поговорить. Ты ведь комсомолец. Ну, поиграешь там, в Москве, несколько лет и домой, на свой завод вернёшься, так что не выпендривайся, завтра в восемь, чтобы был на проходной.