Европейская поэзия XVII века - Автор неизвестен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стр. 436…Здесь обнаружит призрак, тленье, прах. — Аналогичные строки встречаются в финалах сонетов у Гонгоры и Кальдерона.
Стр. 436. Десимы, в которых благородные усилия разума противоборствуют тираническому игу с т р а с т и. — Из раздела «О любви и сдержанности». Напечатан в 1692 г.
А. Грибанов
ИТАЛИЯ
Джордано Бруно (1548–1600) — Филиппо по крещению, уже в 1563 г. он стал братом-доминиканцем с монашеским именем Джордано. В 1576 г. был начат первый процесс по обвинению Бруно в ереси, и он бежал из Неаполя в Рим, оттуда — на север Италии. Через несколько лет оставил родину, перебрался во Францию; скитался по Европе, бывал в Англии и Чехии, Швейцарии и Германии. В 1591 г. вернулся по приглашению некоего Дж. Мочениго в Венецию, преподавать последнему мнемотехнику — науку памяти; вскоре ученик донес на учителя в инквизицию; венецианская инквизиция выдала Бруно римской. Следствие велось восемь лет; Бруно отказался признать еретическими некоторые свои высказывания — как сделанные во время следствия, так и извлеченные из его сочинений; церковный суд передал не раскаявшегося еретика в руки суда гражданского, и Бруно был сожжен.
Философское творчество Бруно представляет собою последнюю фазу возрожденческого неоплатонизма, переросшего у Бруно в пантеизм, в котором властно заявляют о себе уже и материализм, и релятивизм, и монизм нового времени. И в том и в другом качестве — восприемника неоплатонического философствования мыслителей XV в. и героически-одинокого провозвестника построений века XIX — Бруно оказался противником всех и вся в своем собственном веке; его сочинения — яростная полемика с ортодоксией не только католической, но и различных протестантских исповеданий, со всяким, кто выдвигал или разделял истипы и мнения, не согласующиеся с мнениями Бруно. Ученая и художественная литература нового времени, посвященная Бруно, огромна: Бруно стал символом неколебимой веры в собственную правоту как правоту новой науки перед лицом средневекового мракобесия. Элемент художественности присутствует в большинстве произведений Бруно писателя плодовитого и страстного. Уже самая полемичность почти всех его сочинений настоятельно требовала от него ораторски-проповеднической интонации, а нетерпимость к чужим воззрениям сделала его постоянным оружием сатиру. Основные произведения Бруно написаны в форме диалога — со времен Сократа и Платона формы художественно-философской. Сверх том Бруно — автор одной из лучших комедий итальянского Возрождения «Подсвечник» (1582), неоконченной антиклерикальной поэмы «Ноев ковчег», многочисленных философско-лирических стихотворений.
Стр. 438. «Любви своей неся высокий стяг…» — Этим сонетом открывается второй диалог книги «О героическом энтузиазме». Бруно предваряет его репликой одного из собеседников, неаполитанского поэта Л. Тансилло (1510–1568): «Теперь энтузиаст начинает выказывать свои чувства и раскрывать раны, обозначенные па теле и в субстанции, то есть в существе души». И далее поясняет диалектику сонета: «Не существует ничего чистого и без примеси… все вещи состоят из противоположностей; откуда следует, что результаты наших страстей, вследствие сложности вещей, никогда не имеют в себе некоей приятности без некоторой горечи… и вообще при исследовании всегда оказывается, что одна противоположность является причиной того, что другая противоположность очень желательна и нравится».
Стр. 438. «Даруя высшей истины прозренье…» — Этот сонет предпослан вместе с другими стихотворениями, итальянскими и латинскими, диалогу «О причине, начале и едином» (1584) и включен в первый диалог книги «О героическом энтузиазме» (1584). В последнем трактате Бруно пишет, что его сонет говорит о том, «что любовь сама по себе не слепа и не сама делает некоторых влюбленных слепыми, но лишь при посредстве низменных расположений субъекта; так бывает с ночными птицами, которые становятся слепыми при наличии солнца. Значит, сама по себе любовь освещает, проясняет, раскрывает интеллект, заставляет его проникать во всё и вызывает чудесные эффекты».
Стр. 439…В ее раю неистовствует ад. — В подлиннике: «Он позволяет увидеть все, что есть на небе, на земле и в преисподней».
Томмазо Кампанелла (1568–1639) — Страшные испытания выпали на долю Джан Доменико Кампанеллы, в пятнадцать лет сменившего свое крестильное имя на монашеское — фра Томмазо. Четыре инквизиционных процесса между 1591 и 1597 гг.; обвинения сравнительно легкие, обвиняемый знакомится с пытками, отрекается от своих заблуждений и в конце концов по приговору возвращается в родную Калабрию, глухую и нищую, которую оставил восемь лет перед тем без дозволения орденского начальства, в погоне за знаниями и всемирной славой. На родине Кампанелла оказывается в центре большого заговора, долженствовавшего опрокинуть власть испанцев, владевших Южной Италией; заговор объединяет господ и крестьян, горожан, монахов, бандитов, обещана помощь турецких пиратов; но он раскрыт, и из множества схваченных предательство и клевета главным ответчиком делают Кампанеллу. Гражданское и церковное обвинение на этот раз одновременны; пытки; Кампанелла расписывается под смертным приговором в своей полной виновности и — знаток тогдашних уголовно-процессуальных обычаев — разыгрывает безумие, выдерживая роль даже под трехдневной пыткой; сошедшего с ума после вынесения приговора — казнить нельзя, жизнь спасена. Двадцать семь лет заключения. В 1626 г. Кампанеллу освобождает ходатайство Рима, а через месяц уже он попадает в руки римской инквизиции — на три года. Потом короткие годы особого благоволения папы Урбана VIII, но происки завистников и испанцев заставили Кампанеллу бежать во Францию, где он и умер.
В духовном облике Кампанеллы черты, роднящие его с людьми Возрождения, сильнее не определившихся еще примет человека нового времени. Его жизненная драма более сходна с судьбой Т. Тассо, родившегося слишком поздно, чтобы сродниться со своим веком, а не Г. Галилея, создателя будущего естественнонаучного миропонимания. Столкновения с инквизицией не обнаруживают в Кампанелле атеизма, подлинной ереси пли антиклерикализма; недолгое время — когда он проповедовал восстание и в первые тюремные годы — Кампанелла склонен был к пантеизму и даже к богоборству, но, пережив религиозный кризис, он с неизбежной своею страстностью отдался служению грандиозной, как всё в его замыслах, цели — преобразования и всемирного распространения католической веры. Ее истины совпадали, по Кампанелле, с естественным законом природы, что делало, в его глазах, легким и неизбежным обращение всего человечества к истинной вере. Самый пафос борьбы с «далеким» знанием аристотелизма и защиты знания, основанного «на чувствах», разрешался у Кампанеллы в неоплатонизм, характерный для мыслителей уже минувшей эпохи Возрождения, равно с аристотелизмом отвергаемый Галилеем, Декартом и другими представителями новой науки и философии. Титаном Возрождения под стать и неколебимая вера в собственное великое предназначение: Кампанелла утверждал, что он «рожден от Разума и Софии» (поясняя: «Разум — вечный интеллект, София — сотворенная мудрость, проникающая всякое сущее»), и прямо называл себя Прометеем — похитителем «солнечного огня». И ненасытная всеохватность разума Кампанеллы, не сомневавшегося, что он сумеет свести воедино богословие и физиологию, астрономию и риторику, физику, логику и все прочие науки, — ставит его в ряд с Фичино, Пико, Леонардо. Самое разительное отличие его от предшественников — в отсутствии всякого почтения к классической древности. Разум, постигая сокровенную сущность всякой вещи, сливаясь с нею, приобщается непосредственно к мировой гармонии, учит Кампанелла.
Литературное наследие Кампанеллы огромно, нет отрасли науки, от рассмотрения которой он уклонился бы. И латинский его стиль, и итальянский отличаются дерзким — и не понятым в его время — пренебрежением к школьным нормам подражания древним. Это позволило Кампанелле вылепить свое слово в необычном для той эпохи соответствии с каждым поворотом яростной мысли. Предела напряжения словесная ткань достигает и его поэзии. В произведениях, подчиненных классическому канону, слово всегда предстает в конечном счете носителем объективного, внеличностного смысла, и субъективизм, творческий произвол — у поэтов-маринистов, например, — оформляется лишь перестроением традиционных поэтических средств, так что центр творческого усилия обнаруживается в тематической новации. У Кампанеллы слово — даже тогда, когда он занят в стихотворении самыми отвлеченными метафизическими вопросами, — пропитывается волей и чувством, изменяет свою внутреннюю структуру, запечатлевая в себе полноту духовного и душевного изъявления личности в самый момент рождения каждого данного слова. Лирика маринистов обретает свой смысл в законченности произведения, где мгновенно вспыхнувшая метафора — «кончетто» — развертывается в картину. Лирика Кампанеллы — непрестанное извержение, в котором каждое слово — вполне самоценная картина, сиюсекундное творение автора. С одной стороны, таким образом, творчество Кампанеллы — новая фаза осуществления платонической поэтики, подразумевающей любовное, а значит, и лирически-взволнованное, проникновение в изображаемый предмет. Но, с другой стороны, лирическое изъявление у Кампанеллы ценно и значительно лишь постольку, поскольку оно индивидуально, как и у его современников — маринистов. Нарочитый, в одном случае, и неизбежно естественный, в другом, индивидуализм, рожденный потребностью овладеть неудержимо уносящимся временем, делает Кампанеллу и маринистов поэтами одного века, века барокко.