Смерч войны - Эндрю Робертс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гитлер извлек неверные уроки из Зимней войны русских с финнами — о слабости Красной Армии, не подумав о том, что она могла натолкнуться на отчаянное и упорное сопротивление финских войск, которым к тому же помогали необычайно суровая зима, леса, озера и плохие дороги. Несмотря на убедительный пример Финляндии, фюрер, вторгаясь в Россию, не подготовил свои войска к зиме. Обычно этот недочет объясняют тем, что Гитлер собирался закончить кампанию в России за четыре месяца. Аргумент сомнительный: 22 октября сезон грязи и дождей переходит в сезон морозов и снегопадов. В апреле 1941 года он отложил вторжение в Россию на шесть недель, решив вначале оккупировать менее значительную Югославию, где правительство симпатизировало союзникам, подрывая его престиж, но не создавая существенной угрозы его южному флангу. Однако и в ходе этой успешной кампании — Югославия пала быстрее, чем Франция, а за ней последовали Греция и Крит — Гитлер сделал неверные выводы в отношении применения воздушно-десантных войск. Потери парашютистов Карла Штудента при высадке на Крите были достаточно серьезные — четыре тысячи из двадцати двух тысяч, — и Гитлер заявил командующему: «Время парашютных войск закончилось»[1424]. В нападениях на Сен-Назер и Дьеп воздушные десанты не участвовали, и фюрер, заключив, что союзники отказались от них, не использовал воздушно-десантные части во время атак на Мальту, Гибралтар, Кипр и Суэц, игнорируя настойчивые требования Штудента. Гитлер превратил воздушных десантников в элитные пехотные подразделения и крайне удивился, увидев в день «Д», что воздушно-десантный компонент вооруженных сил, который первыми успешно применили страны Оси, союзники довели до совершенства.
В июне 1941 года Гитлер начал операцию «Барбаросса», совершая величайшую ошибку в развязанной им войне. Если Африканский корпус Роммеля, состоявший из двенадцати дивизий, смог захватить Тобрук и к октябрю 1942 года подойти к Александрии на расстояние шестидесяти миль, то немцам потребовалась бы лишь малая часть той силы, которую они бросили против России, для того, чтобы вымести британские войска из Египта, Палестины, Ирана и Ирака. Взятие Каира открыло бы дорогу к практически незащищенным нефтяным промыслам Ирана и Ирака, позволило бы выгнать королевский флот из Александрии, главной военно-морской базы британцев в Средиземноморье, закрыть для союзников Суэцкий канал и создать предпосылки для нападения на Индию с северо-запада, в то время как японцы атакуют ее с северо-востока. Закрепившись на Среднем Востоке, немцы отрезали бы Британию от источников нефти и создали бы угрозу не только Британской Индии с запада, но и Советскому Союзу и Кавказу с юга. Если бы даже Британия продолжала сражаться из метрополии Соединенного Королевства, Канады и Индии, то немцы по крайней мере, избавились бы от британской угрозы на южном фланге.
Для вторжения в Россию Гитлер тогда в любое время мог бы послать группу армий «Юг» из Ирака в Астрахань, находившуюся в нескольких сотнях миль, и ему не пришлось бы преодолевать тысячи миль, как в 1941 и 1942 годах. Если учесть, что Сталин не допускал даже мысли о нападении Гитлера в 1941 году — несмотря на восемьдесят или около того предупреждений разведки, поступавших из самых разных мест, о грядущей агрессии, — то Советский Союз вряд ли был бы готов к войне в 1942-м или в 1943 году лучше, чем в 1941-м. Группе армий «Юг» было бы легче захватить Кавказ с юга, а не с запада. Пройдя между Каспийским и Черным морями и завладев Кавказом и Южной Россией, немцы отрезали бы Советский Союз от главного источника несибирской нефти[1425], а, как отмечал Меллентин в связи с Эль-Аламейном, бронетанковая техника без горючего — не более чем груда металлолома.
Союзникам чрезвычайно повезло в том, что страны Оси не координировали свои действия, не обменивались даже информацией об основных технических средствах — например о противотанковых вооружениях. Министр иностранных дел Японии Ёсукэ Мацуока в июле 1941 года ушел в отставку, так и не добившись, чтобы его страна напала на Россию с востока одновременно с вторжением немцев на западе. Гитлер испытывал невероятные трудности под Сталинградом, и ему была крайне необходима поддержка японцев, но они уже сами сдавали свои позиции, завоеванные предыдущей весной, когда под их контролем находилось двадцать миллионов квадратных миль земной поверхности. Тесное военное взаимодействие между Берлином, Римом и Токио должно было быть нацелено на то, чтобы Япония напала не на американцев, а на русских, и тогда, когда к этому была бы готова Германия. Японии для ее военной машины была нужна нефть, и ее она могла получать в Сибири, а не в Голландской Ост-Индии[1426].
Гитлер же не проявлял ни малейшего интереса к участию Японии в операции «Барбаросса», а японские лидеры не информировали его о предстоящем нападении на Пёрл-Харбор, точно так же как Муссолини не предупредил Гитлера о нападении на Грецию, а Гитлер ничего не сказал Муссолини о вторжении в Югославию.
Гитлеру следовало не обращать внимания на провокации Франклина Рузвельта, особенно в Атлантике: фюрер ведь знал, что президент не имеет политических полномочий для объявления войны Германии, испытывающей чувства дружбы и симпатии к Соединенным Штатам. Если бы Гитлер не объявил войну Соединенным Штатам после Пёрл-Харбора — на нем не лежало никаких договорных обязательств делать это (они все равно для него ничего не значили), — то Рузвельт вряд ли смог бы вмешаться в войну в Северной Африке в 1942 году. Тем не менее фюрер безо всякой необходимости объявил войну далеким и неприступным Соединенным Штатам, дав Рузвельту повод для поддержки политики «Германия прежде всего». Это была его вторая величайшая ошибка в жизни, совершенная через шесть месяцев после первой. Однако и она не вызвала у немецких генералов сколь-нибудь серьезной оппозиции, не говоря уже об адмиралах, воспринявших с энтузиазмом этот самоубийственный шаг. После Пёрл-Харбора Гитлер должен был распустить Тройственный союз, который ему мало что дал, и уволить Риббентропа с его нелепыми оценками возможностей и намерений Америки (глава 6). Британия нейтрализована или вообще выбита из войны, Америка поглощена борьбой с Японией на Тихом океане, вот тогда Гитлер и мог начать операцию «Барбаросса», воюя на один, а не на два фронта, что традиционно гарантирует поражение.
Относясь презрительно к славянам, нацисты соответственно не могли проводить и более разумную политику по отношению к местному населению в ходе операции «Барбаросса». Немцам следовало бы отложить на время реализацию идеи «жизненного пространства» и этнические чистки — заняться ими уже после победы — и сделать своими союзниками народы, подвластные великороссам и недовольные большевистскими угнетателями. Надо было разрешить Украине, Белоруссии, Прибалтийским государствам, Крыму, республикам Кавказа и другим пользоваться как можно более широкой автономией, совместимой с германской гегемонией в Европе, наподобие той, которая была предоставлена вишистской Франции. Политика «голодомора», проводившаяся Москвой в отношении Украины в двадцатых и тридцатых годах, породила непреходящую ненависть к центральному советскому правительству. Первоначальная доброжелательная встреча вермахта в 1941 году показала, что многие националисты воспользовались бы возможностью иметь ограниченную независимость в составе рейха.
Операциями на Восточном фронте должен был с самого начала руководить один-единственный верховный главнокомандующий — Эрих фон Манштейн (возможны и другие варианты), но никак не Гитлер, поставивший себя на место Вальтера фон Браухича в декабре 1941 года. Фюрер все меньше и меньше прислушивался к своим старшим генералам. (Он даже признался в этом секретарше Кристе Шредер. Когда она спросила его, можно ли перефразировать предложение, которое он продиктовал, Гитлер, не сердясь и не раздражаясь, ответил: «Только вам я позволяю поправлять меня!»)[1427]. Фюрер больше доверял находчивым и изобретательным эсэсовцам. Он перекраивал планы и тасовал армейские кадры, а ему нужен был один умный стратег, который бы организовал единый мощный прорыв. Такой командующий скорее всего пренебрег бы Киевской операцией, отвлекшей в августе 1941 года слишком много танковых сил из группы армий «Центр» на захват второстепенной украинской столицы, а не главного русского города.
Как только стало ясно, что русские не собираются складывать оружие и даже контратакуют (со времени контрнаступления Жукова 6 декабря 1941 года и далее), Гитлер начал отдавать приказы «стоять насмерть», подменяя стратегические решения своей волей и «готовностью солдат отдавать за него жизни». «Великим генерала делает солдатская кровь», — говорили в XVIII веке. Некоторые, как генерал Вильгельм Кейтель и историк Алан Кларк, полагали, что в таких приказах была определенная военная логика в условиях плохой погоды, когда отступающие войска могли преодолевать не более трех-четырех миль в час и им приходилось оставлять тяжелую технику. Возможно, в определенных обстоятельствах так и надо было делать, но для Гитлера скоро стало навязчивой идеей удерживать любой ценой даже самую незначительную завоеванную им территорию. В этом проявилась и окопная психология ефрейтора Первой мировой войны, никогда не учившегося в штабных колледжах, и мышление закостенелого идеолога, привыкшего демонстрировать «силу духа», и азарт профессионального игрока, которому впервые за двадцать лет перестало везти.