Смерч войны - Эндрю Робертс

К показаниям ответчиков следовало относиться с чрезвычайной осторожностью. Чего стоило, например, утверждение Дёница о том, что «после победы Германии национал-социализм скорее всего рухнул бы»[1414]. Нет ничего необычного в том, что подсудимые обвиняли во всем Гитлера, Геббельса, Гиммлера, Бормана, Гейдриха и Лея, которые были мертвы ко времени начала процесса. Без сомнения, некоторые нацисты, как, например, Юлиус Штрейхер, заявлявший, что «Иисуса Христа родила еврейская шлюха», полностью соответствовали своему назначению[1415]. В большинстве своем ответчики единодушно утверждали, будто им ничего не было известно о холокосте, и если бы они знали о том, что Гитлер планирует войну, то непременно ушли бы в отставку, а после того, как война началась, делать это было неуместно по моральным и патриотическим соображениям. Возможно, кое-кто из приближенных фюрера и был с ним не согласен — Клейст даже якобы кричал на него, — факт остается фактом: практически никто из них добровольно не подал в отставку даже тогда, когда в поражении уже не было никаких сомнений.

Как на Нюрнбергском процессе подсудимые пытались возложить на мертвого фюрера всю ответственность за преступления, совершенные нацистским режимом против человечности, так и после войны немецкие генералы в многочисленных мемуарах, опубликованных в пятидесятых и шестидесятых годах, обвиняли в поражениях на фронтах Гитлера и его ближайших подручных Кейтеля и Йодля. И автобиографическая книга Манштейна «Утерянные победы», и мемуары Гудериана «Танковый лидер» справедливо критиковались за самодовольство, высокомерие и самооправдание авторов[1416].[1417] Общий характер этого наполовину военно-исторического и наполовину автобиографического жанра отразил в 1965 году генерал Понтер Блюментрит, изгнанный из генштаба в сентябре 1944 года, несмотря на непричастность к бомбовому заговору:

«Гитлер, с точки зрения военного человека, никакой не гений. Он был дилетантом, любившим копаться в деталях и стремившимся удержать все, «упрямо и твердолобо удержать все, что завоевал». Конечно, у него возникали неплохие военные идеи. Иногда он даже оказывался прав! Тем не менее он оставался непрофессионалом и действовал, руководствуясь чувствами или интуицией, но не разумом. Он не понимал разницы между реальным и нереальным».

Сталин как-то в разговоре с Гарри Гопкинсом назвал Гитлера «очень способным человеком», но в немецкой генеральской литературе, опубликованной после войны, трудно найти такую оценку фюрера[1419]. Некоторые предполагают, что в основе критики Францем Гальдером и Вальтером Варлимонтом стратегии Гитлера лежит «зависть профессионалов к успешному любителю», а мемуары генералов служат им своего род алиби, потому они и показывают «некомпетентного ефрейтора, вторгающегося в военные дела, в которых он ничего не смыслит, и мешающего им выиграть войну»[1420].

После войны немецкие генералы много разглагольствовали о «долге и чести», но лишь очень маленькая генеральская группа действительно попыталась избавиться от Гитлера при помощи двухфунтовой бомбы, остальные же, большинство, служили ему с поразительной преданностью. И заговорщики вроде графа фон Штауффенберга хотели лишь убрать никчемного стратега, а не дать немцам демократию, равенство и мир. В личном плане у генералов имелись свои причины для того, чтобы сражаться до последнего патрона. Манштейн отдавал приказы о массовых убийствах мирных граждан, евреев и военнопленных. Рундштедт заседал в «суде чести». Гудериан брал денежные подачки от Гитлера и с удовольствием принял от него великолепное поместье в Польше. Немцы прозвали функционеров нацистской партии «золотыми фазанами», и больше всего «позолоты» было, конечно, на генералах вермахта. «Они не могли не знать о том, что происходит вокруг, — писал Дэвид Чезерани, касаясь того факта, что генералы фюрера игнорировали Женевскую конвенцию, особенно на Восточном фронте. — Гитлер постоянно информировал партийных соратников, министров и военных деятелей о своих расовых принципах и целях. Иногда кто-то возражал… но большинство соглашалось. К 1939 году успехи Гитлера, рост его популярности, а также стиль руководства привели к тому, что в стране не осталось альтернативных центров власти, способных или хотя бы желающих его остановить»[1421].

Немецкие генералы в большинстве своем развратились, морально деградировали, стали оппортунистами и вовсе не походили на доблестных рыцарей, какими пытались себя изобразить. О том, кем они были на самом деле, можно составить некоторое представление по их частным беседам в Трент-Парке, в которых они откровенничали, не предполагая, что их подслушивают и записывают (глава 16). Все это, конечно, не означает, что они наводят тень на плетень, жалуясь на назойливое вмешательство в их дела дилетанта фюрера, подстрекаемого Кейтелем и Йодлем. Хотя генералы и выгораживают себя и частенько лгут по поводу степени лизоблюдства, нельзя сказать, что их анализ уже совсем неверен. Вся стратегия стран Оси так или иначе опиралась на Гитлера: из 650 основных директив, выпущенных за годы войны, все за исключением семидесяти двух были подписаны им или выпущены от его имени[1422].

Говорят, что ожидание виселицы способствует умственной деятельности, и ее призрак не мог не воздействовать и на Адольфа Гитлера, как, впрочем, и на любого другого человека. Но фюрер должен был корить себя не столько за неудачное руководство войсками в последние десять месяцев войны, сколько за идиотские решения, принятые раньше, когда он, можно сказать, еще был в здравом уме. Они имели столь ужасные последствия, что Гитлер должен был совершить самоубийство из-за допущенных ошибок, а не из-за страха натерпеться унижений от русских перед казнью.

И война должна была начаться не в 1939 году, а тремя или четырьмя годами позже, как он и обещал командующим вермахтом, люфтваффе и кригсмарине. Если бы Гитлер начал войну с тем же количеством подлодок, с каким ее заканчивал — то есть располагал 463 субмаринами, а не двадцатью шестью, как в 1939 году — то Германия могла иметь шансы на то, чтобы задушить Британию. Ему надо было бы своевременно употребить все силы и на строительство подводных лодок Вальтера (вооруженных самонаводящимися торпедами и приводимых в движение перекисью водорода), а также субмарин со шноркелями.

Если бы заводы люфтваффе были вынесены из крупных промышленных зон или размещены под землей и если бы Гитлер раньше начал производство реактивных самолетов «мессершмитт» Ме-262, способных изгнать американские «мустанги» из неба Германии, то воздушная война могла принять совсем другой оборот. Ме-262 был взят на вооружение как истребитель только в октябре 1944 года, когда уже вряд ли что можно было изменить. Он, конечно, был громоздок, неуклюж и потреблял слишком много горючего, но все эти недостатки можно было поправить, если бы фюрер не настоял на его бомбардировочном исполнении вопреки мнению генерала Галланда. Крах бомбардировочной кампании союзников позволил бы Гитлеру высвободить значительную часть истребительной авиации для Восточного фронта, а не держать 70 процентов истребителей на охране западного воздушного пространства.

В ноябре 1939 года Гитлер приостановил ракетную программу на полигоне Пенемюнде, посчитав ее бесполезной после победы в Польше. Она была возобновлена в сентябре 1941 года и стала приоритетной только в июле 1943 года, когда Шпеер напугал фюрера бомбежкой Гамбурга, предупредив: еще шесть таких ударов, и от рейха ничего не останется. (Гитлер так и не посетил Гамбург и даже отказался принять делегацию из города.) Ракетную программу надо было либо продолжать, либо вообще не возобновлять, поскольку она отвлекла огромные ресурсы на оружие, запущенное в массовое производство слишком поздно и уже не способное коренным образом изменить ситуацию.

В мае 1940 года Гитлеру следовало поддержать тех генералов, которые хотели отменить приказ Рундштедта, остановившего танки и войска перед Дюнкерком, захватить британские экспедиционные силы и не дать им уйти с континента. Военный девиз «L'audace, L'audace, toujours L'audace» («Смелей, смелей, всегда смелей»), приписываемый Фридриху Великому[1423], вполне применим и к Гитлеру, по крайней мере в период между «пивным путчем» 1923 года и поражением под Сталинградом, которое он потерпел двадцать лет спустя. Он был игрок и всю жизнь играл, делая большие ставки, но на встрече с Рундштедтом в «Мезон-Блерон» проявил чрезмерную осторожность, за что и поплатился. После того как Геринг не выполнил обещание уничтожить британский экспедиционный корпус в Дюнкерке в 1940 году, его надо было перевести на менее значительную должность. Однако он продолжал командовать люфтваффе. Геринг не смог остановить и бомбежки Берлина в 1940 году, хотя и грозился сделать это. Затем он не справился с задачей обеспечить всем необходимым войска, окруженные под Сталинградом. Рейхсмаршал проявлял исключительную верность Гитлеру почти до самого конца, и эта личная преданность нациста была для фюрера важнее профессионализма командующего военно-воздушными силами. Фюрер уже потерял одного заместителя — улетевшего в Шотландию Рудольфа Гесса; лишиться второго зама было бы непростительной беспечностью. Гитлеру вообще было свойственно держать при себе профанов — вроде шефа разведки в люфтваффе полковника «Беппо» Шмида, дававшего неоправданно оптимистические сведения о численности самолетов в британских ВВС, что отчасти и способствовало поражению немцев в «Битве за Англию», хотя и делал он это из благих побуждений, представляя данные, которые хотело видеть его командование.