Заклинание для хамелеона - Энтони Пирс

Он рассказал ей обо всем, что произошло. Он поймал себя на том, что подробно описывает даже самые незначительные детали, и понял, что таким образом просто оттягивает момент, когда придется рассказать о том, как Честер бился в своей последней ужасной битве и проиграл. На самом деле он победил бы, если бы дурной глаз, предназначенный для Бинка, не поразил его, но эта деталь была слабым утешением. Чери теперь вдова, и он должен ей это сообщить.

Его повествование было прервано ревом. Им навстречу выскочил дракон, но что за жалкое зрелище представлял собой теперь этот монстр! Некогда блестящая чешуя стала пятнисто-серой. Когда он пытался извергнуть огонь, поднималось лишь облако пыли. Дракон выглядел слабым и больным, ведь его охота тоже зависела от магии.

Тем не менее дракон напал, собираясь сожрать и кентаврицу, и всадника, и жеребенка. Бинк обнажил свой меч, а Чери слегка перебирала копытами, готовая в любой момент лягнуть. Даже потрепанный дракон таких габаритов внушал ужас.

И тут Бинк увидел шрам на шее дракона.

— Слушай, разве мы не знакомы? — воскликнул он.

Дракон застыл, потом приподнял голову, давая понять, что тоже узнал Бинка.

— Честер, Кромби и я однажды уже встречали этого дракона и заключили с ним перемирие, — сказал Бинк. — Мыс ним вместе сражались с полушками.

— Полушки теперь безобидны, — сказала Чери. — Их клешни потеряли… — она пренебрежительно поджала губы, — свою магию. Я только что скакала по Провалу и наткнулась на них; они меня даже не ущипнули.

Такое Бинк уже знал.

— Дракон, магия ушла из Ксанфа, — сказал Бинк, — тебе придется научиться охотиться и сражаться без огня. Со временем ты превратишься в своего обыкновенского собрата или твое потомство станет таким. Я думаю, это будет просто большая змея. Мне очень жаль.

Дракон в ужасе уставился на него. Потом развернулся и кинулся прочь, то ползя на брюхе, то совершая подобия прыжков.

— И мне тоже жаль, — сказала Чери. — Я только теперь поняла, что без магии Ксанф уже не настоящий Ксанф. В нем было свое место и для чудес. Для существ, подобных этому, магия была естественным придатком нашего мира.

Для нее это было очень значительное признание.

Бинк возобновил свое повествование. Он больше не мог тянуть, испытывая свои нервы, и рассказал то, что должен был рассказать.

— Итак, Кромби здесь, со мной, в пузырьке, — начал он подводить черту. И тут же замолчал, почувствовав, как напряглось под ним тело Чери.

— Но Честер и Хамфри…

— Остались внизу, — сказал он, — и все потому, что я освободил демона.

— Но ты же не знаешь, что они мертвы, — сказала она; ее тело оставалось столь напряженным, что ехать стало очень неудобно. — Их можно найти, привезти обратно…

— Но я не знаю, как это сделать, — угрюмо признался он.

Все это ему совершенно не нравилось.

— Возможно, Хамфри просто потерялся, поэтому-то ты и не нашел его тела. Оглушило при обвале. Без его всезнающей магии его вполне можно спутать с гоблином. А Честер… Честер слишком упрям… Он не мертв, он просто лежит в маринаде. Ты же сам сказал, что это консервирующее озеро…

— Сказал, — согласился Бинк. — Я… Но оно настолько обмелело, что я даже видел извилины Мозговитого Коралла.

— Но не совсем же оно высохло! Он там, внизу, на самом дне. Я это знаю. Как грифон у тебя в пузырьке. Мы можем найти его, оживить…

Бинк покачал головой:

— Без магии это не пройдет.

Чери взбрыкнула и скинула его со спины. Бинк полетел, видя, как земля быстро приближается к его голове, и зная, что его талант теперь его не защитит, и… приземлился на руки Чери.

— Извини, Бинк. Меня просто очень раздражают эти непристойности. Кентавры не…

Она поставила его на землю, так и не закончив фразы. Может, она сейчас и не была красивой, но сила кентавра у нее осталась.

Сильная, но некрасивая. Во времена магии у нее был великолепный бюст, сейчас она осталась полногрудой, но как-то обрюзгла, как бывает с человеческими и человекоподобными женщинами подобных размеров. Ее лицо раньше было очаровательно лукавым, а теперь стало каким-то невыразительным. А что могло быть причиной таких разительных перемен, как не утрата магии?

— Давай поговорим без обиняков, — сказал Бинк, — Ты считаешь всю магию непристойной…

— Не всю магию, Бинк. Некоторым из вас она кажется естественной, но ведь ты всего лишь человек. А для кентавров это совсем другое дело. Мы слишком цивилизованные.

— А предположим, у кентавров тоже есть магия?

На ее лице появилось выражение отвращения, которое она с трудом сдерживала.

— Лучше продолжить путь, а то будет слишком поздно. Нам осталось пройти еще приличное расстояние.

— Как Герман-отшельник, дядя Честера, — настаивал Бинк. — Он мог вызывать манящие огоньки.

— Он был изгнан из нашего общества, — отрезала она.

На ее лице появилось грубоватое выражение, напомнившее Бинку о Честере.

— Предположим, что у других кентавров тоже есть магия…

— Бинк, почему ты все время хочешь меня оскорбить? Ты хочешь, чтобы я оставила тебя здесь, в Глухомани?

Она позвала своего жеребенка, который тут же подбежал к ней и поскакал рядышком.

— Предположим, что у тебя тоже есть магический талант, — сказал Бинк, — Ты что, его тоже будешь считать непристойностью?

— Ну хватит! — рявкнула она, — Я не потерплю такого непристойного поведения даже от человека. Пойдем, Чет.

И она затрусила по дороге.

— Да чтоб тебя, выслушай же меня, кобылица! — закричал Бинк, — Ты знаешь, почему Честер пошел со мной? Да потому, что он хотел найти свой магический талант. Если ты отрицаешь магию в кентаврах, ты отрицаешь и его, потому что у него была магия, хорошая магия, та…

Она развернулась и подняла передние копыта, собираясь его ударить. Хоть Чери и кобылица, она могла убить одним уларом своих копыт.

Бинк отскочил назад.

— Хорошая магия, — повторил он, — не какая-то там глупость вроде того, чтобы превращать зеленые листья в красные, и не что-то дурное вроде того, чтобы людям пятки припекать.

Он играл на волшебной флейте, серебряной, играл такую прекрасную музыку, какой я раньше не слыхивал. Глубоко внутри он очаровательная личность, но он все время это подавлял, потому что…

— Я тебя сейчас в лепешку сплющу! — заржала Чери, обрушиваясь на него обеими передними копытами, — Ты не имеешь права даже предполагать…

Он был абсолютно спокоен, в то время как ее ослепляла ярость. Он уклонился от ее копыт, как от нападения дикого единорога, не поворачиваясь к ней спиной и не отступая более, чем было необходимо. Бинк мог бы уже раз шесть поразить Чери своим мечом, но даже не вынул его из ножен. Их спор теперь являлся чисто теоретическим, так как в Ксанфе больше не осталось магии, и все же Бинк был полон решимости заставить ее признать правду.

— И ты, Чери… у тебя тоже есть магия. Ты заставляешь себя выглядеть так, как ты хочешь, ты сама себя околдовываешь. Это вроде иллюзии, ограниченной…

В бешеной ярости она попробовала ударить его обоими копытами. Он задел ее самое чувствительное место, сказав, что она сама непристойна. Но он предвидел такую реакцию и был к ней готов. Поэтому он уклонился от удара. Мечом Бинка на сей раз было слово, и он собирался победить с его помощью, Хватите него заблуждений, особенно собственных; теперь он хотел избавиться от них от всех одним махом. На самом деле он сейчас нападал на самого себя, на свой позор из-за того, что он сделал с Ксанфом, освободив демона.

— Я не отстану от тебя! — закричал он. — Взгляни на себя в озеро. Посмотри, что с тобой стало. Твоя магия исчезла!

Даже в ярости Чери поняла, что так она ничего не добьется.

— Хорошо, я посмотрю! — воскликнула она. — А потом так тебе наподдам, что на луну улетишь!

Случилось так, что они только недавно проехали мимо небольшого пруда. Молча они вернулись к нему. Бинк уже начат сожалеть о том, что он с ней сделал. Кентаврица взглянула на себя. Она была полностью уверена в том, что знает, что она там увидит, но оказалась достаточно честной, чтобы признать, что эта уверенность не оправдалась.

— О нет! — изумленно воскликнула она — Я некрасивая, отвратительная, я уродливее Честера!

— Нет, ты прекрасна, но с магией, — настаивал Бинк, стараясь утешить ее после того открытия, которое она сделала помимо своей воли, — Потому что магия естественна для тебя, так же как и для меня. И отрицать ее у тебя не больше причин, чем отрицать дыхание, кормление…

— Убирайся! — Она сорвалась на визг, — Ты монстр, ты…

В новом припадке ярости она ударила копытами по воде так, что брызги высоко полетели во все стороны. Но вода вновь вернулась на свое место, как всегда успокаивается вода, рябь улеглась, и перед Чери опять с неумолимой ясностью предстала правда.