Адмирал Колчак. Жизнь, подвиг, память - Андрей Кручинин

Советские войска, только что битые в междуречьи Тобола и Ишима, и в своем новом продвижении на восток шли отнюдь не триумфальным маршем. Положение их тыла вовсе нельзя было считать устойчивым (в частности, аннулирование «колчаковских» денежных знаков сильно ударило по крестьянству и не могло не вызывать его недовольства). Возвращение на фронт 1-й армии Пепеляева значительно увеличило бы противостоящие красным силы по сравнению с первоначальными расчетами Дитерихса. Весы еще колебались, и нельзя совсем отвергать возможность того, что Каппель и Войцеховский совершили бы под Омском чудо; а остановка красного наступления в условиях начинающейся зимы, скорее всего, «заморозила» бы фронт на несколько месяцев. Но нужен был полководец…

Помимо Дитерихса, в Сибири с середины августа 1919 года находился генерал Н.Н.Головин – боевой офицер, известный теоретик и преподаватель, талантливый генштабист. После Октябрьского переворота он некоторое время числился на советской службе, затем, уехав на Украину, служил у Гетмана П.П.Скоропадского, затем – в русской заграничной миссии генерала Щербачева. В Омске на Головина возлагались большие надежды как на военного, а после его прибытия – и как на потенциального политического деятеля (Гинс из первого же разговора сделал вывод, что Головин был сторонником «сотрудничества с социалистами», и решил продвигать генерала на пост товарища Председателя Совета министров). Будберг не без удовлетворения отмечал влияние Головина: «Адмирал его слушается, ему доверяет и очень считается с его мнением». Сам Головин, однако, большого энтузиазма не проявил, избрал позицию человека, присматривающегося к будущему высокому посту, а в октябре благополучно отбыл заграницу для лечения.

Имя генерала Лебедева было ненавистно, кажется, уже всем, от Действующей Армии до его недавних коллег по кабинету. Из Командующих же армиями действительно оставался один Сахаров – пусть не самый авторитетный или прославленный, но как будто самый решительный и волевой. (Заметим, что в поисках объяснений, почему Сахаров пользовался таким влиянием, подчас заходили в область предположений совершенно фантастических: рассказывали даже, будто Сахаров «когда-то сидел в тюрьме у большевиков вместе с адмиралом Колчаком»!)

Передавали, что командование было предложено Верховным Правителем одновременно Каппелю, Войцеховскому и Сахарову, из которых согласился лишь последний (но это противоречит другим свидетельствам и слишком похоже на легенду). Передавали, что «в присутствии Каппеля и Войцеховского Сахаров дал торжественное обещание отстоять Омск». Сам же Сахаров в своих воспоминаниях был более осторожен и утверждал: на заседании Совета министров он «предупредил, что на защиту Омска рассчитывать нельзя, что, может быть, удастся собрать резерв к востоку от Иртыша и там дать красным генеральное сражение». При этом, правда, непонятно, чтó имеет в виду Гинс, когда пишет: «Казалось, все было сделано для защиты Омска. Начальник гарнизона докладывал Совету министров, какие у него части, какие приняты меры, и выходило, что беспокоиться не о чем». Почему доклад делал «начальник гарнизона», когда сам же Гинс указывает, что «защита города была поручена» Войцеховскому («он показался мне глубоко сосредоточенным, как-то несоответственно явной молодости, и своим печальным и серьезным видом он резко отличался от других генералов»), – сказать сложно. Но версию Главнокомандующего фронтом как будто поддерживает Вологодский, рассказывая о совещании членов кабинета у Верховного 6 ноября: «Ген[ерал] Сахаров также пришел к заключению, что нам не удержать в руках Омск и придется все эвакуировать из Омска и отойти в глубокий тыл, вплоть до Оби» (то есть, по-видимому, на рубеж Томск, Ново-Николаевск, Барнаул). И тщетным оказывалось обращение Верховного Правителя «К населению города Омска», опубликованное четырьмя днями ранее:

«Наши Армии, – писал тогда Колчак, – под давлением численного превосходства врага отошли на р[еку] Ишим.

С этим отходом создается угроза городу Омску. Несмотря на героическое сопротивление и самопожертвование, наши Армии отходят потому, что они численно ослаблены и требуют пополнений.

Граждане города Омска! Армия защищала Вас, но теперь она требует от Вас выполнения долга перед Родиной.

Вы должны помочь Армии и выступать на защиту города, своих семейств и своего достояния с оружием в руках…

Я призываю граждан города Омска вступать в добровольческие части, находящиеся под знаком Св[ятого] Креста и Зеленого Знамени Пророка, и сделать это добровольно, пока я не объявлю обязательного общего призыва…

Призываю граждан города Омска к оружию для помощи Армии и защиты своего города».

На население столицы и остальных районов, еще остававшихся свободными, стремились воздействовать не только требованиями. Так, воодушевлению и укреплению моральных сил призвано было способствовать опубликованное еще 22 октября со ссылкой на «французское радио» сообщение, «что согласно полученной с Севера телеграмме войска генерала Юденича заняли Петроград» (увы, многие из тех, кто прочитал это в «колчаковских» газетах, опровержение вскоре узнали из газет советских…). Впрочем, у самого Колчака известия, правдивые или ложные, об успехах русских войск на других театрах скорее вызывали озабоченность: «Они могут взять Омск, если Деникин придет в Москву, – вспоминал Гинс слова Александра Васильевича. – Я знаю, что большевики обрушатся тогда всей силой на Сибирь. Я боюсь, что мы тогда не выдержим…» Но, не ожидая для своего фронта ничего хорошего даже от побед на других фронтах, Верховный Правитель был готов не просто к сопротивлению до конца, но и к новому сражению, которому предстояло стать генеральным.

А что же Главнокомандующий фронтом и какова была подоплека перемены его позиции? Первоначально генерал Сахаров взялся за дело очень решительно. В день вступления в должность он отдал грозный приказ, в соответствии с которым в Омске и Ново-Николаевске следовало установить «сильные заставы и пункты для проверки документов всех проезжающих мужчин в возрасте от 18 до 45 лет». Правомочными признавались только разрешения на выезд из столицы, выданные министрами (штатским), командующими армиями (офицерам и военным чиновникам) и командующими корпусами (нижним чинам); не имевшие таких документов подлежали задержке и возвращению в свои части, а гражданские лица – направлению «в кадровые части» (запасные) или «в Инструкторские школы» (краткосрочные военно-учебные заведения для подготовки офицеров). Из Омска запрещалось вывозить теплую верхнюю одежду «более чем одну вещь на человека» – остальное следовало «реквизировать и сдавать Начгарнизонам для снабжения армии». Приказ явно говорил о намерении бросить на чашу весов все возможное и умереть или остановить противника. Тому же призвано было служить распоряжение остановить эвакуирующуюся в тыл армию Пепеляева и вернуть ее в боевую линию. Но…