Дорога Славы - Роберт Хайнлайн

— А, да перестаньте же, Сеймур! Вы думаете, что эта планета принадлежит вам, потому что вы случайно оказались здесь одним из первых? Вы думаете, что вам удалось выклянчить землю потому, что правительство здесь еще слабо?

— Я не хочу выступать против математики, — продолжал настаивать Сеймур. — Ганимед как можно быстрее должен стать самостоятельным — а потом мы должны захлопнуть двери перед новыми поселенцами.

Поль покачал головой.

— Этого не нужно.

— Что? — спросил Сеймур. — Почему не нужно? Ответь мне на этот вопрос. Какое же решение предлагает Комиссия? Ты ведь представляешь здесь Комиссию.

— Никакого, — ответил Поль. — Твои данные правильны, но твои выводы — нет. Ганимед должен быть самостоятельным, это все правильно, но о своих кораблях, доставляющих все новых и новых переселенцев, ты можешь забыть.

— И почему же, если можно тебя об этом спросить?

Поль осмотрелся вокруг и улыбнулся, словно прося извинения:

— Вы в состоянии выслушать небольшую докторскую диссертацию по динамике населения? К сожалению, у меня нет преимуществ Джока. Но я сравнительно хорошо разбираюсь в этих делах.

— Расступитесь, — сказал кто-то. — Место для докладчика.

— Ну хорошо, — продолжил Поль, — я сам все вам объясню. Многие люди думают, что колонизация проводится для того, чтобы смягчить тяжесть прироста населения и предотвратить голод. Но ничто не может быть дальше от истины.

— Что? — спросил я.

— Слушайте дальше. Во-первых, физически невозможно, чтобы такая маленькая планетка, как Ганимед, могла принять к себе излишки населения такой огромной планеты, как Земля. В этом Сеймур совершенно прав. Но существуют и другие причины, почему нас никогда не захлестнет поток переселенцев, — например, психологическая. Никогда не будет такого количества переселенцев-добровольцев, чтобы уравновесить прирост населения, вызванный рождаемостью. У большинства людей просто нет никакого желания покидать свою родину. Многие никогда не смогут даже отказаться от места своего рождения и переехать в другой город.

Мистер Вилла кивнул.

— И я того же мнения. Пионеры — это особая раса.

— Верно, — сказал Поль. — Но предположим на мгновение, что сто тысяч человек готовы эмигрировать и что Ганимед и другие колонии смогут их принять. Изменится ли ситуация на Земле? Нет!

Он, казалось, закончил свою речь. И я наконец смог спросить.

— Извините меня за настойчивость, Поль, но почему это ничего не изменит?

— Нужно ли мне рассматривать биологическую экологию с математической точки зрения?

— Э-э… нет.

— Но ты знаешь, что после больших войн количество населения на Земле всегда падает, безразлично, какое количество солдат бывает убито? Жизнь не только упряма, как выразился Джок. Жизнь взрывоподобна. Основная теория динамики населения, из которой до сих пор не было никакого исключения, гласит: население увеличивается до тех пор, пока не оказывается на грани уничтожения. Другими словами — если мы будем ежедневно принимать сто тысяч поселенцев, на Земле население будет ежедневно увеличиваться на двести тысяч человек.

На мгновение воцарилось молчание. Потом Сергей сказал:

— Это мрачная картина, босс. И каково же решение проблемы?

— Его нет, — сказал Поль.

— Я не это имел в виду, — сказал Сергей. — Чем все это должно закончиться?

Поль произнес только одно-единственное слово, так тихо, что мы бы не расслышали его, если бы в палатке не воцарилась мертвая тишина.

— Войной.

Следующую пару секунд мы молчали, потом зашаркали ногами. Некоторые из нас встали. Сеймур сказал:

— Послушайте, мистер дю Морье, я, может быть, и пессимист, но я не считаю, что все настолько плохо. Войны в наше время быть не может.

— Ты уверен? — спросил Поль.

Сеймур ответил, почти вспылив:

— Может быть, ты хочешь сказать, что Космический Патруль бросит нас на произвол судьбы? Только так может возникнуть война.

Поль покачал головой.

— Патруль не бросит нас на произвол судьбы. Но он не сможет остановить войну. Силы полиции пригодны для того, чтобы душить отдельные происшествия в зародыше. Но когда вспыхивает вся планета, даже самая сильная, мощная и умная власть ничего не может с этим поделать. Они будут пытаться сделать это — они будут героически вмешиваться. Но они не достигнут никакого успеха.

— И вы действительно так думаете?

— Я в этом твердо убежден. И не только я, но также и вся Комиссия. О, я имею в виду не комитет политиков — я имею в виду ученых.

— Но что, ради всего святого, намерена предпринять Комиссия?

— Она создает колонии. Мы думаем, что игра стоит свеч. Колонии должны быть независимыми от войн. Напротив, я думаю, что они должны держаться в стороне от них. Как это было с Америкой в конце девятнадцатого столетия. Разногласия в Европе тогда не достигли Нового Света. Я думаю, что война, если она разразится, будет настолько разрушительной, что, скорее всего, на некоторое время парализует все космические сообщения. Поэтому Ганимед должен быть независим от Земли. Нужна высокоразвитая космотехническая цивилизация, чтобы поддерживать отношения между планетами, а Земля после войны, может быть, не будет на это способна.

Я думаю, высказывания Поля удивили нас всех; для меня, во всяком случае, это было словно удар пыльным мешком из-за угла. Сеймур указал пальцем на Поля и сказал:

— Если вы в это верите, почему же тогда вы возвращаетесь обратно на Землю?

Голос Поля снова стал тихим.

— Я не вернусь на Землю. Я останусь здесь и стану поселенцем.

Теперь я понял, почему он начал отращивать бороду.

Сеймур пробормотал:

— Тогда война должна начаться очень скоро.

Это был не вопрос, а, скорее, утверждение.

— После того, как я зашел так далеко, я отвечу вам и на этот вопрос. Война начнется, самое большее, через сорок лет.

Можно было услышать вздохи облегчения. Сеймур сказал за нас всех:

— Сорок лет! Но тогда нет никаких оснований для переселения. Вероятно, ты даже не доживешь до войны. Пойми меня правильно… я ни в коем случае не хочу отговаривать тебя от Ганимеда…

— Я вижу эту войну, — продолжал настаивать Поль. — Я знаю, что она разразится. Могу я быть уверен, что мои дети и внуки переживут ее? Нет. Я остаюсь здесь. Если я когда-нибудь женюсь, то женюсь здесь. Я не хочу производить детей в мире, который, может быть, превратится в радиоактивную пыль.

В это мгновение внутрь палатки просунул голову Хэнк. Хэнк во время нашей дискуссии бродил снаружи. Теперь он крикнул:

— Эй, люди! Европа восходит.

Мы все вышли наружу. Я думаю, все мы были потрясены. Поль так убедительно преподнес нам эту правду. Наблюдение за Европой могло служить великолепным отвлекающим средством.

Конечно, мы не впервые видели Европу, но наблюдение за ней с этой точки — нечто совсем другое. Орбита Европы находится внутри орбиты Ганимеда, и спутник этот никогда не отходит слишком далеко от Юпитера, если тридцать девять градусов не считать “слишком далеко”. Мы находились на сто тринадцатом градусе восточной долготы, и Юпитер был на двадцать три градуса ниже нашего восточного горизонта. Это значило, что Европа, когда она находилась в самой дальней точке от края диска Юпитера, поднималась в максимуме на шестнадцать градусов над краем горизонта на том месте, где мы были.

Извините меня за эту математику. Можно выразиться и иначе: на востоке в небо поднимается высокая горная цепь, и один раз в каждую неделю Европа висит низко над горизонтом, над этой горной цепью; потом она исчезает точно на том же месте, где она недавно взошла, — как лифт, который то опускается, то поднимается.

В первый раз за все время нашего путешествия мы видели подобное зрелище, и мы, конечно, не могли его пропустить: маленькая серебряная лодочка, покачивающаяся в небе над волнами скалистого гребня с поднятыми вверх носом и кормой. Мы смотрели, восходит ли она или уже заходит, и сверяли наши часы. Некоторые люди утверждают, что они могут различить ее движение, но сейчас не было единого мнения о направлении этого движения. Спустя некоторое время я замерз и вернулся назад, в палатку.

Но я был рад перерыву. У меня было чувство, что Поль сказал намного больше, чем он намеревался сказать. Я думаю, в этом были виноваты снотворные таблетки. Они хороши, если их использовать по назначению, но они заставляют говорить вещи, о которых лучше умолчать.

19. ИНОЙ РАЗУМ

В конце второй светлой фазы стало ясно — по крайней мере, Полю, что эта долина подходит для колонизации. Она была не идеальна, и, может быть, по ту сторону гор были лучшие места, — но жизнь коротка. Поль сдался после ее оценки с помощью сложной системы, выдуманной Комиссией и состоящей из девяноста двух пунктов. Тут наличествовали как минимум семь пунктов. Более пригодная долина могла подождать до того времени, когда поселенцы ее откроют… что однажды, конечно, и произойдет.