Научный атеизм. Введение - Андрей Куликов

По одну сторону — православные моджахеды, которые хотят превратить эту часть мира в огромную клерикальную помойку средневекового образца. Это — мои враги.

По другую сторону — люди разных убеждений, готовые отстаивать цивилизацию, прогресс и свободу. Сражаться в одном строю с ними я почитаю своим естественным долгом.

Мы обязательно победим. Мы победим, даже если численный перевес будет какое-то время на стороне противника. Мы победим потому, что любой успех православных моджахедов в этой войне будет разорять их самих, причинять ущерб их сторонникам и нести всевозможные лишения их семьям. Господство православной церкви 100 лет назад уже привело страну к нищете, голоду, междоусобной бойне и распаду. И сейчас любая попытка возвращения этого господства отзывается признаками таких же бед. Они будут ослаблять сами себя, и в один прекрасный день, как 100 лет назад, предстанут тем, чем и являются: испуганной толпой легковерных глупцов и кучкой амбициозных негодяев.

В этот день они проиграют войну, которую сами и затеяли. И мы постараемся, чтобы эта война была для них последней.

4. Что будет, когда мы победим.

Православных моджахедов не устраивает положение одной из религиозных субкультур, они хотят быть единственными и общеобязательными. Послушать апологетов православия, так все науки и искусства — исключительная заслуга их церкви. Как будто не было ни Античности, ни Возрождения, ни Просвещения, как будто православная церковь — единственный фундамент цивилизации.

Доигравшись 100 лет назад до кровавой бани, эта церковь дождалась, пока свинство, которое она тогда творила от имени «отца, сына, святого духа и православного народа», перестанет быть актуальной темой. Теперь она снова завела старую шарманку о своей «культурообразующей роли» и жаждет провернуть все это по второму разу.

На самом деле православная церковь не дала ничего человеческой цивилизации.

Бестолковая имитация мысли в философии, дегенеративный трайбализм и паранойяное ханжество в литературе, пещерный примитивизм в изобразительном искусстве и воинствующий обскурантизм в науке — вот плоды влияния православия на культуру.

А чего еще можно было бы ждать от православного мистицизма, в котором человеческий разум, чувства и тело объявлены скверными, а все лучшие человеческие качества — свободомыслие, знание, красота, любовь — считаются греховными и богохульными?

Единственный и закономерный продукт христианской ортодоксии — это темные века.

Но наглое вранье о «православных корнях культуры» заинтересовало постсоветскую политическую верхушку, искавшую какую-нибудь национальную идею — т. е. большую идеологическую ложь, которой можно оболванивать людей.

Сейчас создана целая индустрия, в которой церковникам приписываются достижения, с которыми они рядом не стояли, великие деятели науки и искусства посмертно «воцерковляются» (про них сочиняют, будто они были искренне верующими православными прихожанами). В учебники и популярную литературу включаются такие бредовые рассказы о «чудотворности» православного культового реквизита, которые даже первобытный индеец из дебрей Амазонки счел бы диким суеверием.

Когда мы победим (а мы обязательно победим), встанет вопрос, что делать со всем этим безобразием (в частности, с гражданином Бурлакой и с его единомышленниками). Что делать с их правоверной церковью, с их «христианскими институтами» и «духовными академиями», с их «народными движениями» за «православие, самодержавие и соборность» и за «исконно-посконную нравственность против вражьих влияний», с их «традиционной православной культурой».

Нет, разговор конечно не идет о том, чтобы взрывать храмы, сжигать иконы и расстреливать служителей культа. Мы — цивилизованные и, в разумных пределах, гуманные люди. Мы не тронем их культовую продукцию: хотя она и уродливая, но в нее вложен человеческий труд. Мы не тронем их лживых апологетов: хотя они и мерзавцы, но все равно на них распространяются естественные человеческие права. Мы просто поставим их в равные условия со всеми остальными. Этого будет вполне достаточно для полного и окончательного уничтожения их дегенеративной субкультуры.

Они это понимают, и потому боятся нашей победы больше, чем боялись «воинствующих безбожников» большевистской эпохи.

5. Они правильно делают, что нас боятся.

Наша цель — равенство субкультур. Это значит, что никакой субкультуре не оказывается обязательного предпочтения и никакая субкультура не может рассчитывать на обязательный пиетет перед ней. Когда мы победим, в школьных и институтских учебниках истории православие будет характеризоваться, как «форма христианской ортодоксии, наиболее распространенная в Восточной Европе и Малой Азии», и не более.

Все лживые указания о «культурообразующей роли» или «нравственной миссии» какой-либо конфессии или церкви будут навсегда вычеркнуты из образовательных программ.

Ни одно церковное мероприятие не получит ни рубля из казны, а ни одна проповедь не будет транслироваться по государственным каналам СМИ иначе, чем на правах рекламы.

Ни одна сотка земли и ни одно здание не будет отдана в бесплатное пользование церкви, а ни в одном государственном учреждении не будет ни одного культового предмета. Ни один чиновник, позволивший себе пропаганду любой иной конфессии, или разрешивший священнику переступить порог школы, не избежит штрафа и запрета на профессию. Когда мы победим, на любой государственной церемонии не будет никаких священников.

Когда мы победим, любая публичная пропаганда религиозного превосходства будет наказуема по суду за возбуждение религиозной вражды, невзирая на то, какая конфессия и из каких соображений этим занималась. И если в священных книгах христиан или мусульман написаны гадости про другие религии (а они там написаны), то им придется воздержаться от зачтения соответствующих цитат во время публичных выступлений.

Это и есть ни что иное, как религиозное равноправие. Мы не против какой-либо религии, церкви или конфессии. Пусть каждый исповедует, что хочет и как хочет, но на равных с другими условиях и с соблюдением общих норм, записанных в светских правовых актах.

А в искусстве пусть каждый выражает себя, как хочет. Художественное творчество — это территория свободы. Православные писатели могут творить драмы о крещении ежика белочкой, антиутопии о мечети парижской богоматери или исторические романы об истязании мучеников древней церкви злыми язычниками. Авторы, предпочитающие менее ортодоксальный жанр, пусть себе на здоровье создавают перформансы об Иисусе, рекламирующем кока-колу или о романе Иисуса с Марией Магдалиной, как у Дэна Брауна в «коде да Винчи». Те, кому ближе вишнуизм, вольны описывать идеальное общество под управлением брахманов, а кто предпочитает Авесту — пусть, если хотят, расскажут захватывающие истории о влиянии звезд на перипетии человеческой жизни.

Мусульманам, кстати, тоже никто не помешает распространять как ортодоксально выдержанные произведения, так и «сатанинские стихи» Салмана Рушди.

Дальше пусть история рассудит, какая культура интереснее. Как заметил недавно один протестантский автор, культура принадлежит все-таки народу, а не какой-либо конфессии.

Трудно с этим не согласиться. Культура — это то, что близко народу, а не то, что некие инженеры человеческих душ сочли «вечными духовными ценностями народа». Как-то последнее время квалификация этих инженеров и уровень этих ценностей вызывают серьезнейшие сомнения, пора бы отучить этих самоуверенных парней от дурной манеры говорить за всех. Пусть народ сам решает в условиях свободного доступа к образцам разных светских и религиозных трендов в культуре, вот тогда и посмотрим, какие ценности — вечные, а какие — не очень. И если в результате «Право Славие» окажется там же, где «Слава КПСС» — значит, так тому и быть. Забвение — великий ассенизатор цивилизации. Приговор его лопаты — окончательный и обжалованию не подлежит.

9.1. Откуда растут ноги у религии

Кто начинает с того, что каждому верит, кончает тем, что каждого считает плутом.

Прежде чем разбираться, как побеждать, надо определиться, что является источником религии. Проще говоря, против чего мы боремся? Не против же бога, которого нет! Мы боримся против нежелания людей мыслить логично, здраво и ответственно.

(А — Сергей) По большому счету, вера в бога (Иегова или Саваоф, Аллах, Будда, Мэри Дэви Христос) или в иной сказочный персонаж (Сатана, Баба-Яга и др.) — это проявление элементарного инфантилизма. Маленький ребенок постоянно сталкивается с множеством проблем, которые он считает крайне важными. Но в раннем детстве он твердо знает — есть папа и мама, которые эти проблемы могут разрешить (сначала поменять подгузник, затем купить шоколадку и т. д.). Они, конечно, иногда и наказывают, бывают суровы, но, в общем-то, справедливы.