Повести о Ветлугине - Леонид Дмитриевич Платов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пожалуйста, пожалуйста! Я ведь заслужил.
— Видите ли, многое в отношении «детей солнца» нам еще непонятно. Они боятся какого-то нападения, преследования. Все это очень сложно… Поэтому во избежание конфликта мы должны пройти по лесу без единого выстрела.
— Что бы ни случилось?
— Да, что бы ни случилось, — с расстановкой подтвердил этнограф. — Надо на каждом шагу подчеркивать свои мирные намерения. Ведь мы, в конце концов, посланцы великого Советского Союза, о котором «дети солнца», наверное, даже не знают.
Я покорно протянул Савчуку свою централку. Выражение лица его смягчилось.
— Впрочем, если вы дадите честное слово…
— Я готов даже вынуть патроны.
— Нет, зачем же! Я верю… Но учтите: это очень важно.
Он обернулся к Лизе и Бульчу, которые стояли рядом, уже готовые к походу:
— Это, понятно, относится и к вам.
Лиза кивнула. Бульчу недовольно пробурчал что-то себе под нос, но ружье перебросил с груди за спину.
Авторитет Савчука как начальника экспедиции был непоколебим.
Начинался последний этап нашего путешествия — пешеходный.
Груз распределили соответственно физическим возможностям каждого участника экспедиции. Рацию и аккумуляторы должны были попеременно нести я и Савчук. Тюки со спальными мешками и посудой достались на долю Лизы и Бульчу.
Мы надеялись, что идти осталось совсем недолго, не больше одного дня, но день этот, по-видимому, должен быть довольно трудным.
Действительно, препятствия возникали одно за другим. То нужно было с опаской обходить зияющие ямы и трещины, на дне которых тускло отсвечивала вода, то, сгорбившись, придерживаясь руками за камни и корни, торчавшие из земли, пробираться по медленно сползающим к реке осыпям.
Все было исковеркано, изломано здесь. Картина разрушения наводила тоску.
Наконец, миновав пятый поворот (я старательно наносил кроки местности), мы вошли в мертвый лес.
Идти стало еще труднее.
Впереди был бурелом.
Часть деревьев повалилась в одну сторону, часть — в другую, в зависимости от того, как прошел излом или куда сползала земля. Некоторые деревья остались в вертикальном положении, устояли, так и сползли стоймя вместе с землей.
Приходилось шагать через корни, беспрестанно подворачивавшиеся под ноги, нагибаться, увертываться от ветвей, которые норовили больно хлестнуть по лицу.
Когда же заросли делались непроходимыми, мы прорубались вперед, пуская в ход топоры.
Иной раз семь потов сходило с нас, прежде чем удавалось продвинуться на пятьдесят-сто метров.
— И кто это Птица Маук, которая не пускает «детей солнца» из котловины? — сказала Лиза, вздыхая. — Обвела крылом заколдованный круг…
— Сейчас мы уже внутри него…
— Угу!
— Именно заколдованный круг, — продолжал я. — Оазис гибнет, остывает, разрушается, но «дети солнца» не уходят в тундру. Что-то держит их здесь, какое-то колдовство, необъяснимый запрет.
— Хытындо, Хытындо! — сердито сказала Лиза.
— Думаю, что дело здесь не в одной Хытындо, но и она, конечно, сыграла свою роль.
Я помог Лизе перебраться через поваленный ствол.
— Лет десять назад, — сказал я, — в бытность мою на Чукотке, мне рассказывали о подобном табу. Неподалеку от бухты Провидения находилось закольцованное стойбище.
— Как?… Закольцованное?…
— Ну, выражение, понятно, неточное. Закольцованное в том смысле, что было взято в кольцо. Местный шаман поссорился со своей паствой и, уезжая, объехал трижды вокруг стойбища.
— Зачем?
— Сделал это в отместку. Страшная месть колдуна, понимаешь? По воззрениям чукчей, нельзя переступать след шамана.
— Значит, нечто вроде блокады?
— Да. Жители закольцованного стойбища сидели, боясь пошевелиться. Начался голод. Наконец к ним приехал кто-то из фактории. Тогда они попросили привезти шамана из соседнего стойбища, чтобы он расколдовал их.
— Мы, конечно, не шаманы, — сказала Лиза и с раздражением перебросила на другое плечо тюк с грузом. — Но поскорей бы нам добраться до стойбища «детей солнца». Уж мы расколдуем его!..
— Только с помощью Савчука. Он сразу разберется в этих первобытных запретах. Кстати, чем он так занят?
Этнограф медленно брел впереди, глядя себе под ноги. Двигался он очень странно, зигзагами, изредка останавливался и ворошил палкой полузасыпанные хвоей кучи земли.
— Что ищете, Володя? — окликнула его Лиза.
Савчук остановился, широко расставив ноги и смотря на нас рассеянным взглядом, чуть искоса.
— Сохранившуюся частицу «письма», обрывок какого-нибудь старого конверта…
Мы с Лизой удивленно посмотрели на него.
— Рассчитываете найти письмо от Петра Ариановича?
— Нет.
— Почему? Ведь он ждет спасательную экспедицию. Быть может, уходя с «детьми солнца», оставил хотя бы краткую весточку для нас.
— Он не жил здесь. Эта часть оазиса, судя по мертвым деревьям, вымерзла, стала непригодной для жилья лет тридцать назад, то есть еще до прихода Петра Ариановича.
— Так что же ищете?
— Ну, черепки посуды… Обломки костяных ножей… Домашнюю утварь «детей солнца»…
Каюсь, я не удержался от непочтительной шутки.
— Навозну кучу разрывая, — пробормотал я тихо. Этнограф услышал, но не обиделся.
— Совершенно верно! Изучая кухонные остатки, — сказал он просто. — Археологи всегда придавали большое значение кухонным остаткам, так как, изучая их, могли представить себе культуру исчезнувшего народа.
Я извинился.
Спотыкаясь о коряги, Савчук переходил от одного дерева к другому. Мы заразились его волнением. Здесь жили загадочные «дети солнца», варили пищу, охотились, совершали под воркотню ритуальных бубнов свои загадочные обряды.
Почему же в лесу не осталось никаких следов пребывания людей?
На берегу реки я увидел небольшое возвышение, бугор на ровном месте, показавшийся мне странным. Не могильник ли это?
Я подошел к нему и принялся длинной палкой расковыривать толстый слой хвои. Под ним, неожиданно для меня, оказались зола и пепел. Еще глубже зазеленело что-то длинное, свернувшееся пружиной, как змея, изготовившаяся к прыжку.
Не веря своим глазам, я извлек на поверхность скрученный ствол ружья, весь позеленевший от ржавчины.
Савчук, Лиза и Бульчу подбежали ко мне.
Да, это был могильник, но совсем не такой, какой я представлял себе. Здесь были похоронены (предварительно подвергнувшись «сожжению» на костре) самые разнообразные металлические предметы.
Мы вытащили из кучи около десятка ружейных стволов и замков (деревянные ложи сгорели), пять медных котлов, две чугунные сковородки, шесть штук топоров (топорища также сгорели), несколько десятков клинков без рукояток, затем пулелейки, сверла и множество потерявших форму медных вещиц, назначение которых нам разъяснил Савчук. Это были, оказывается, женские украшения: подвески, которые носят на груди и на бедрах нганасанки.
— Что произошло здесь? — изумленно воскликнула Лиза, оглядываясь на Савчука. — Если бы мы еще нашли кости людей, я бы поняла тогда.
— Ну конечно! — подхватил я. — У каких это народов, Владимир Осипович, — кажется, даже у наших предков-славян, — хоронили покойников со всем их скарбом? Торжественно сжигали на огромном костре и…
