Триумф воли - Сергей Зверев

Лени с удовольствием приняла напиток из его рук, намеренно пропустив, а может, и не заметив завуалированный сарказм Меера. Вокруг, на фоне живописной норвежской природы фьордов, суетилась съемочная группа, из которой вполне можно было собрать целую мотострелковую роту. Дольщики туда-сюда гоняли по рельсам операторскую тележку, то и дело подкладывая клинышки под неровные участки. Оператор видел мир только через экспонометр. Механики колдовали над капризничающим на морозе механизмом камеры. Осветители таскали приборы, расставляя их по заранее намеченной оператором схеме, перетаскивали жгуты кабелей. Время режиссера еще не наступило, и Лени охотно поддержала беседу:

– Я хочу и должна в художественной форме отобразить подвиг немецких солдат на полях сражений Второй мировой, – с некоторой долей пафоса ответила она. На штандартенфюрера, однако, ее слова не произвели большого впечатления.

– «Триумф воли-2». Не слишком ли громкое название для 1944 года? Мне кажется, это немного устарело, – штандартенфюрер все так же снисходительно улыбался.

Лени удивленно воззрилась на него:

– Я не ослышалась? Это говорит мне человек, приближенный к высшим руководителям рейха?

– Не переношу ханжей и сам не люблю ханжествовать, – мягко парировал укол Рифеншталь штандартенфюрер. – Вы знаете, фройляйн Рифеншталь…

– Вы можете называть меня Лени, – вставила режиссер.

– Хорошо, – Курт спокойно воспринял милость гениальной женщины. – Вы, должно быть, знаете, что в Риме, как и во всяком государстве, жили люди разного сорта: патриции, ремесленники, солдаты, рабы… Как вы думаете, кто лучше всего понимал и иронизировал по поводу политики цезарей? Впрочем, вы наверняка читали сочинения Петрония.

Прихлебывая кофе, Рифеншталь кивнула.

– А вы видели последние кадры хроники с Восточного фронта?

Женщина снова молча кивнула.

– Лица наших солдат-победителей мало чем отличаются от лиц пленных русских. Знаете, какими побасенками развлекаются те, кто роет окопы в Восточной Пруссии? – Лени отрицательно мотнула головой. – Они говорят, что русские возьмут эти окопы ровно за две минуты и десять секунд, – продолжал штандартенфюрер. – Две минуты им понадобится, чтобы совладать со своим смехом, а за оставшиеся десять секунд они спрыгнут вниз и всё там почистят.

– Вы говорите ужасные вещи! – произнесла Лени ровным голосом. Похоже, о подобных веяниях среди берлинцев она догадывалась давно. – Вас следовало бы расстрелять за пораженческий настрой.

– Не приписывайте мне чужого мнения, – спокойно отреагировал Меер. – Я склонен думать, что война, как и фортуна, штука капризная. Кто мог предположить летом 41-го, что все так обернется? Почему не предположить, что может случиться и обратное?

– В ваших словах есть некоторый резон, – ответила режиссер. – У вас есть сигарета? – спросила она. – Я очень люблю под кофе выкурить…

– Вас устроят американские?

– Спасибо. Это и моя любимая марка! – Лени взяла сигарету и с наслаждением закурила. – А что касается хроники, то – да, я ее видела. Но я – не хроникер. Я – Лени Рифеншталь, человек, который видит войну по-своему и хочет об этом рассказать. Когда грохочут пушки, искусство, к сожалению, а может быть, и к счастью – не умирает. И я хочу показать свое отношение к войне как хочу и как умею. Могу я это себе позволить?

– Как раз вы, фройляйн Рифеншталь, – в первую очередь, – добродушно улыбнулся штандартенфюрер.

– Опять? – внезапно возмутилась женщина. – Я же просила называть меня Лени. Повторите – Лени.

– Лени, – послушно изрек эсэсовец.

– Милая Лени. Ну же? Милая Лени, – капризничала Рифеншталь.

– Милая Лени. Милая Лени, – пробубнил Курт.

– И, надеюсь, ваши слова насчет очередности не были грубой лестью?

– Я всегда искренен… милая Лени.

Рифеншталь обворожительно улыбнулась (впрочем, ей не нужно было для этого прилагать особых усилий), затем встала и неожиданно громко, по-режиссерски заорала:

– Нет! Свет туда не ставить! Мы не будем снимать третью панораму!

– Ваших приборов и электричества, которое они потребляют, – продолжил разговор штандартенфюрер, когда фройляйн Рифеншталь снова заняла свое место в кресле, – хватило бы для освещения целого небольшого города!

– Наш норвежский друг Видкун Квислинг оказался настолько любезен, – сообщила она безразличным тоном, – что распорядился отключить от электроэнергии несколько близлежащих поселков и перебросить ее на нужды съемок. Но я не понимаю, – продолжала Лени, – почему представитель гросс-адмирала Денница запретил снимать панорамно, а только на восток. Здесь же самые изумительные пейзажи! Он что, не понимает этого, или у вас там еще какие-нибудь архисекретные объекты? – обратилась фройляйн Рифеншталь за разъяснениями к Мееру.

– Я понятия не имею, – пожал плечами штандартенфюрер.

– Так узнайте же! – настоятельно потребовала гениальная женщина. По-видимому, обращение «милая Лени», прозвучавшее из уст Меера, давало ей некоторое право отдавать распоряжения.

– Это не мое ведомство, – осадил даму штандартенфюрер, – а я не имею привычки заглядывать в чужой огород. Знаете, милая Лени, – он попытался вернуть благосклонность неотразимой фройляйн Рифеншталь, – как раз мой повышенный интерес к чужим секретным объектам могут растолковать не совсем верно.

– Я вас понимаю, – извинения были приняты, прощение вымолено. – А все-таки картина много потеряет без этих планов, – с сожалением бросила режиссер. – Дорогой мой, – она обратилась к штандартенфюреру уже как к своему близкому другу, – вы не могли бы хотя бы узнать, через какое время привезут массовку? Я очень не люблю терять время впустую. Особенно на холоде.

– С удовольствием, милая Лени, – расцвел в очаровательной улыбке эсэсовец.

Глава 17

В характере северных народов, к коим, в том числе, причисляют и норвежцев, нет той гремучей смеси безудержного темперамента и импульсивного действия, какие есть у южан. Скандинавы не имеют привычки жарко спорить по каждому пустяку, размахивая при этом руками, кричать, не слушая собеседника, и ежесекундно вскакивать со своего места, словно их стул нашпигован кнопками. Нет, импульсивность жителей юга им не присуща. Древние потомки викингов славятся своими, особенными чертами.

И сотрудники из киносъемочной группы полностью смогли в этом убедиться. Пока Курт Меер и Лени Рифеншталь мирно беседовали о назначении и силе воздействия искусства, дожидаясь готовности к съемкам всех служб, в уже упомянутой рыбачьей деревушке происходило нечто невероятное. Там отбирали типажи, оформляли документы, инструктировали и тут же переодевали в военную форму массовку.

Возле дома местного старосты обосновались целых десять грузовиков. В пяти аккуратно была развешена, пронумерована и расписана по размерам форма солдат вермахта и частей СС, пять других автомобилей были загружены касками, пилотками, сапогами, знаками отличия и наградами, нашивками за ранение и офицерскими планшетами. Отдельный крытый и хорошо охраняемый грузовик был набит карабинами и автоматами. Еще в одном подвезли полевую амуницию – саперные лопатки, баклажки, пояса для запасных магазинов и чехлы для ножей.

Однако степенные норвежские парни сначала рассмешили, потом рассердили и под конец просто привели в бешенство педантичных немцев из киногруппы. Оказалось, что экипировать целый батальон не так уж и просто!

Из столицы в деревушку ассистенты фройляйн Рифеншталь сумели привезти только около двухсот человек, поэтому из всех окрестных населенных пунктов в приказном порядке были согнаны еще около девятисот мужчин. Их построили в каре, и ассистенты по массовке, под едкие рыбацкие шуточки относительно евреев, осматривали и добирали недостающее для съемок количество «истинных арийцев».

Фамилии, правда, у будущих киносолдат оказались крайне невосприимчивы для немецкого уха. А норвежцы проявили истинный патриотизм, объясняя немецким архивариусам на смеси ломаного немецкого и норвежского языков, кто такой Один, в каком колене он приходится каждому родственником и как правильно звучит и пишется фамилия.

– Гертруда! – наконец не выдержал бригадир костюмеров. – Ты сколько еще будешь возиться?! Где люди? Час прошел! Мне же их еще одеть надо!

– А что я могу? – оправдывалась женщина. – Как дети, честное слово! Я еще только сотню оформила.

– Так разбирайся с остальными, а этих гони сюда! Время же, время! Лени нас по головке не погладит!

И первая сотня, под улюлюканье собравшейся детворы, поползла к автомобилям с формой. Февраль в Норвегии – не самый теплый месяц, и дом старосты, выделенный под общественную гардеробную, превратился в привокзальный сортир. Ко всему прочему, касательно своего внешнего вида норвежские парни оказались намного разборчивее самых заядлых парижских модниц. Мало разбираясь в немецких родах войск и званиях, они то требовали к черному эсэсовскому кителю мышиные шаровары, то вместо солдатской каски роскошную генеральскую фуражку. Ко всему прочему, никто не хотел быть рядовым.