Доктор Чёрный - Александр Барченко

— Н-да! Того… — протянул он задумчиво. — Трудно это. Очень даже трудно по нынешним временам. Ух как глядят теперь. Особенно с тех пор, как в Финляндию ввоз оружия запретили. Ну да если уж Александр Николаевич приказывает, тут уж ничего не поделаешь… Хоть наизнанку вывернись. В случае чего, я уж за него да за папеньку ихнего уцеплюсь. Пусть на себя пеняют.

Сердце Беляева тревожно ёкнуло.

— Неужели так опасно?

Шкипер улыбнулся.

— Опасности большой, положим, нет, а всё-таки надо ухо востро держать. Ваше счастье, что вы меня застали. Нынче ночью снимаемся… Эй, Мишо!

Черномазый трактирщик бежал уже к ним с бутылкой под мышкой и с тремя стаканами на подносе.

— Не забудьте прополоскать рот первым глотком, мсье, иначе не усвоите всего букета, — заговорил он, с самым торжественным видом откупоривая бутылку. — Такое винцо приходилось пивать, пожалуй…

— О-хилья! — оборвал его по-фински без церемонии шкипер. — Будет тебе трещать. Садись с нами и слушай.

Он наклонился к французу и принялся что-то объяснять ему шёпотом на странном смешанном жаргоне, на котором говорят контрабандисты северных морей и которого не поймёт ни финн, ни француз, ни англичанин, несмотря на то что в нём в изобилии встречаются слова всех трёх языков.

Черномазый Мишо, придав лицу мину заговорщика, кивал головой и изредка сочувственно поглядывал на Беляева. Когда шкипер кончил, француз торжественно протянул Беляеву руку через стол и сказал:

— Я счастлив, что могу помочь товарищу по несчастью. Мсье л'этюдиан может на меня положиться. В моём лице он видит такого же невольного изгнанника своей родины, пострадавшего за… за… за правое дело…

— Да? «Пострадавшего»! — пробурчал под нос шкипер по-русски. — Свистнул на пароходе у буфетчика из кассы двадцать пять тысяч франков. Вот и пострадал. Ну да мы на него можем положиться. Он знает, что наши ребята его под орех отделают в случае чего…

Шкипер, вопреки рецепту хозяина, залпом осушил свой стакан и недовольно поморщился.

— Бр-р! Не то уксус, не то квас! Кислятина какая-то!.. Нет, это не про меня, Мишо! Ну-ка, мою порцию!

Мишо кивнул за прилавок, и белокурая Мина подала на подносе прибор из двух белых чайников, большого и маленького. Чайный стакан и ломтик лимона дополняли «порцию».

— Не могу ли предложить? — обратился шкипер к Беляеву, одобрительно крякнув. — Не хотите? Как знаете. Ну-с, так дело вот в чём. Вы сейчас себе кушайте, а потом Мишо проводит вас в номер, чтобы вы не мозолили посетителям глаза. Мало ли кто сюда заходит! Мишо даст вам костюм, за который ему придётся заплатить… Экая шельма! Шестьдесят марок требует, а вся-то рвань стоит, дай Бог, пятнадцать. Ведь ботинки у вас есть попроще? Ну да чёрт с ним! В таком положении торговаться не приходится. Вечером я пришлю за вами человека на двойке. А там уж я сам о вас позабочусь. Костюм и саквояж отдайте Мишо. Он уложит вместе с моими вещами. Не беспокойтесь, всё будет цело. Ну а пока до свиданья! Пойду в бильярдную. Кое с кем нужно потолковать по делам… Мина! Шницель в бильярдную!..

Шкипер встал и, выцедив прямо из горлышка чайника остатки сорокаградусного «кипятку», протянул Беляеву огромную лапищу.

— Да! — сказал он на прощанье. — Не забудьте, вы — француз, и ни на каком другом языке ни слова. Ни здесь, ни на улице… Ну, дай Бог успеха.

XII

Расплатившись за отбивную котлету и убедившись, что честный Мишо в самом деле не поставил в счёт стаканчика бордо, ограничившись тем, что сосчитал котлету в тройную цену, Беляев встал и вышел на лестницу.

Тотчас же его догнал хозяин и провёл тёмным коридором к ободранной двери, на которой прибита была бляха с внушительной надписью: «Victoria. Hotel du Nord».

Распахнув дверь в микроскопическую комнатушку с тусклым окном, выходившим прямо в брандмауэр соседнего дома, с жалкими бумажными обоями и колченогим столом, вздрагивающим при каждом движении, Мишо зажёг жестяную лампочку и, указывая на заржавленную железную кровать широким жестом гостеприимного хозяина, сказал:

— К услугам мсье все удобства. Мсье прикажет сейчас принести костюм или… Ах, мсье, быть может, желаете отдохнуть на постели?

Беляев, содрогнувшийся при одном взгляде на продранное в нескольких местах и покрытое сальными пятнами ветхое одеяло, понял намёк хозяина и, вынув бумажник, отсчитал ему шестьдесят марок.

— Не думаете ли вы, мсье, что вам следовало бы прибавить одну бумажку ещё… в пользу того бедного матроса, который уступает вам свой костюм? — деликатно сказал Мишо, тщательно пересчитав деньги.

Беляев, у которого чесались руки сделать столь же красивый, сколь и энергичный «жест» в сторону хозяина, снова со вздохом вынул бумажник и прибавил пять марок.

Мишо прислал оплаченный авансом костюм часа через четыре. Беляев разложил на столе засаленные матросские штаны с узеньким чёрным ремешком, тонкую полосатую фуфайку с открытым воротом и короткий истрёпанный ватный бушлат. Тут же была старая синяя фуражка с треснутым козырьком.

К чести Мишо, надо сказать, что он не забыл присоединить к узелку настоящий матросский нож «пукко» с отточенным, как бритва, лезвием в кожаных ножнах.

Беляев не без чувства брезгливости надел на себя принесённый костюм, оказавшийся ему как раз впору, прицепил к ремешку «пукко» и принялся укладывать в саквояж свои вещи.

Оставив в бумажнике рекомендательные письма институтского профессора и кое-какие бумаги, он вынул из него деньги и пересчитал небольшие зеленоватые билетики, на которые ему разменяли ещё в Выборге деньги.

Всего вместе с деньгами, бывшими в портмоне, у него оказалось без малого пятьсот марок.

«Двести целковых — это ещё слава Богу!» — подумал он и, отделив мелочью двадцать пять марок, принялся зашивать в подол фуфайки остальные деньги.

В коридоре застучали тяжёлые шаги, и, прежде чем Беляев успел вскочить с кровати и повернуть ключ, в комнату ввалился курносый белобрысый матрос с красным обветренным лицом и бегающими беспокойными глазами.

— Хюве пейвэ! — поздоровался он, и его острые сверлящие глазки с изумлением остановились на лежавших ещё на столе кредитках и на изящном новеньком саквояже оборванного постояльца.

— Не понимаю… Что нужно? — с сердцем вскричал Беляев по-французски, торопясь прикрыть деньги снятым бушлатом.

— С «Лавенсари», — сказал матрос, с любопытством разглядывая комнату и её владельца. — Лодка! — сказал он ломаным французским языком. — Капитан Маттисон ехать прикажи…

— Хорошо! Сейчас буду готов! — крикнул Беляев, сконфуженный неожиданным вторжением матроса. — Подите, позовите хозяина!