Путешествие Руфи. Предыстория «Унесенных ветром» Маргарет Митчелл - Дональд Маккейг

– Малышка, мы подступили прямо к вратам Рая.

Девочка поскребла шею и ответила:

– Да, миссис, верно, так и есть.

Она отвела глаза.

– А этот граф Монтелон, он здесь?

– Не видела.

– Они с господином Огюстеном друзья?

– Французский дух в них сильнее, чем в самом Наполеоне, – рассмеялась Соланж, чтобы отвлечь ребенка, но Руфь так внимательно рассматривала апельсин, словно видела его впервые в жизни.

– Он хочет купить меня?

– Милая девочка, с чего ты взяла?

Руфь пожала плечами.

– Нипочём не пойду в другое место, – помедлив, заявила она. – Хочется быть с вами.

– Если тебе вздумалось погрустить, лучше пойди и помоги другим слугам. Неемии, например.

– Неемии не нужна моя помощь.

– Поищи, кому нужна! – воскликнула Соланж и пошла на звуки музыки.

Поскольку Филипп Робийяр был холостяком и вёл соответствующий образ жизни, рождественский бал Робийяры устраивали у Пьера и Луизы, и, учтя возможные осложнения для хозяйки дома, Филипп не стал приглашать своих друзей-индейцев. В качестве компенсации он пристроился у чаши с пуншем, пока не накачается в лёжку для транспортировки домой. Не дойдя ещё до такого состояния, он со своим новым другом капитаном Форнье обсуждал несправедливое обращение с индейцами маскоджи и эдисто и добродетели французских плантаторов из Сан-Доминго. Несправедливости подробно разобрали, выразили сожаление и подняли тост за их забвение.

Последний из строителей нового особняка уехал четыре дня назад, их сменили слуги, пустившие в ход метлы, швабры и щётки. Пьер с Луизой и дочерью Кларой провели в новом доме всего две ночи.

Луиза истово гордилась им, Пьер же лишь задавался вопросом, так же ли смелы молодые английские архитекторы у себя на родине.

В традиционных саваннских домах-шкатулках в гостиных и смежных комнатах часто открывали двери так, чтобы создать для танцев беспрерывное пространство. А в доме Робийяра эти комнаты отделяли друг от друга центральный зал и лестница, откуда музыкантов было слышно, но не видно. В результате гости разделились на отдельные группы. Танцующие, члены Общества трезвенников и старики оккупировали гостиную, а те, что помоложе и без особых связей в обществе, плюс сильно пьющие, расположились в более уединённой задней комнате, где розовые пологи и раскрашенные купидончики должны были служить для удовольствия дам, вкушающих послеобеденный чай. Несмотря на сильные разногласия с архитектором, Луиза в честь сезона оформила арочное окно остролистом и развесила повсюду омелу. Это нарушение так оскорбило молодого англичанина, что он рассорился с заказчиком и, топнув ногой, выпалил:

– Я здесь больше не работаю. И ни за что не отвечаю!

Луиза считала, что присутствие архитектора украсит его творение, а высокий уровень его работы поднимет и престиж хозяйки. Поэтому она поспешно дала обратный ход, что было для неё нехарактерно; слуги убрали нежелательные украшения, а Неемию отправили за англичанином.

Но, увы, Неемия вернулся ни с чем.

– Он не хочет приходить, миссас. Этот человек напился и говорит чего-то.

– Что?

– Он говорит, что вы с массой Робийяром, вы «филистимляне», – озадаченно сообщил Неемия. – Филистимляне, это те, что в Библии?

В отсутствие Украшения вечера, Таланта, одарённого богатым воображением архитектора Луиза велела развесить веночки и омелу на место, а подругам сказала, что отпустила юнца погулять.

Но праздник шёл своим чередом и без него. Свечи весело горели в подсвечниках и канделябрах, отражаясь в настенных зеркалах и трюмо, и их огоньки плясали на хрустальном ободе чаши для пунша. С пуншем вечер начался вполне благопристойно, но после того, как немало весельчаков добавили в него содержимое своих фляг, праздник стал походить на еретическую вакханалию.

Бизнес братьев О’Хара по перевозке грузов пошёл в гору, и они присоединили к своему делу ещё торговлю упряжью, подержанными экипажами, прошлогодним сеном и грязным овсом по сходным ценам.

– Выгодное местечко, – говорил Джеймс О’Хара всякому, кто хотел его слушать.

До этого О’Хара напомнил капитану Форнье, что они прибыли на одном корабле, намекая, что у них равные возможности в Новом Свете, а теперь, смотрите-ка, какой прогресс. И О’Хара гордо оттянул большими пальцами свои широкие подтяжки.

Огюстен ответил ему по-французски.

О’Хара, ухмыляясь, по-гэлльски обозвал его дураком.

Когда объявили новомодный танец котильон, О’Хара вместе с другими мужчинами отошли от чаши, чтобы найти себе пару.

– Французский танец, – заметил Огюстен, вновь наполняя бокал.

– В отличие от американцев, – сказал Филипп, – мы, французы, всегда обращались с индейцами справедливо.

– А мы, плантаторы, всегда были добры к своим неграм! И вот как дорого французы расплачиваются за свой идеализм.

Что бы ни означали эти слова, Филипп с Огюстеном чокнулись бокалами в честь последней сентенции.

Музыканты надели лучшие из нарядов, отданные им хозяевами. Они изо всех сил улыбались, и шерстяная шапочка, лежавшая перед ними, готова была принять любые монетки, которые пожелали бы пожертвовать белые.

Из дальней гостиной вышел Неемия с подносом, угрожающе переполненным грязными бокалами.

– Там ещё больше, детка, – сказал он Руфи. – Захвати сколько сможешь, да смотри, ничего не разбей.

– Я тут не служанка, – возразила Руфь, сложив руки на груди.

– Деточка, ты слишком мала, чтобы знать, как мало у тебя прав.

В большей проходной комнате выстроились квадраты котильона, и самые смелые саваннцы – со смехом и извинениями – выполняли непривычные па.

Пьер Робийяр подошёл к Соланж с каким-то молодым человеком.

– А, миссис Форнье. Это мой друг Уэсли Эванс, который, как вы можете догадаться по его весьма скромному наряду, истинный янки. Он приехал к нам из Коннектикута. Уэсли – незаменимый помощник мистера Эли Уитни. Нам с Уэсли случается быть партнёрами при торговле хлопком, и он в этих делах разбирается лучше меня. Но я всё-таки тоже стараюсь понять, что к чему. Делаю всё от меня зависящее, дабы не добавлять хлопот капитану Форнье. Где этот добрый малый? Он не танцует?

– Он с вашим умным кузеном Филиппом решает Индейский Вопрос.

Пьер расплылся в улыбке:

– Этой работе, как скрипучей тележной оси, необходима смазка.

Рядом с мужем возникла Луиза:

– А, очаровательная миссис Форнье со своей чудной служанкой. Граф Монтелон вспоминал её.

Вышеупомянутый джентльмен стоял в противоположном конце комнаты, скрытый танцующими, заполнившими середину.

– Как мило с вашей стороны, что вы присоединились к нам сегодня вечером, миссис Форнье. Рождество – время совершенно особенное, не правда ли? Мой дорогой Пьер, – добавила она, крепко сжав ему руку, – боялся, что мы не успеем подготовить наш новый дом, но мы трудились день и ночь.

– Неемия… – начал Пьер.

Жена легонько шлёпнула его по губам:

– Больше ни слова о своем чернокожем, дорогой. Ты и вправду портишь его. Я попросила музыкантов следующим танцем сыграть менуэт. В отличие от некоторых архитекторов, которые останутся неизвестными, мы с Пьером ценим «надежность и верность».

Гости похлопали хозяина по плечу, когда жена потащила его прочь.

Янки улыбнулся Соланж:

– Мадам Робийяр – серьёзная дама.

– Мадам – опасная дама, – ответила Соланж, сама удивившись своим словам.

– И что же, нам затрепетать от страха? Или начать возводить укрепления?

Соланж взяла его под руку.

– На самом деле, мистер янки, я бы лучше потанцевала.

Поджарому, преждевременно облысевшему Эвансу, как вскоре узнала Соланж, было всего двадцать восемь лет. Он приехал в Низины вместе с Уитни, чья хлопкоочистительная машина делала выгодной продажу хлопка, а он сам пытался получить монопольный патент на её производство.

– К сожалению, изобретение Кира, – доверительно сообщил янки, – остроумное, но слишком простое. Не особенно порядочный механик, присматривающий за этой машиной, сразу поймёт, как её скопировать. Сборка машины не требует никаких инструментов и дорогих «специальных» механизмов. Боюсь, что эта машина скорее обогатит других, чем самого изобретателя.

– А вы бы хотели войти в их число?

– Я уже среди них. Вам знакомы эти фигуры?

– Сэр, я француженка. Или была француженкой. Не решила, кто я сейчас.

– Американкой быть легко. Нет ничего проще.

– Да, но… – поморщилась она. – Миссис Севье сегодня вечером чересчур энергична.

Названная дама в объятиях Джеймса О’Хары «танцевала» так, будто её «дергали за ниточки».

– Подозреваю, что мистер О’Хара больше привык к народным пляскам.

Соланж с Уэсли удались все фигуры танца. Когда музыка кончилась, Уэсли, поклонившись, сказал:

– Могу я принести вам пунша?

– Сэр, вы уже достаточно пьяны. Я начинаю опасаться за своё целомудрие.