Английский флаг - Имре Кертес

Гость поспешил заверить его, что ни в коем случае не собирается злоупотреблять ни временем, ни терпением хозяина: речь идет лишь о некоторых сведениях, которые он хотел бы попросить у Германна на предмет осмотра места действия; дело в том, что первый выезд туда должен состояться уже завтра. Потом понадобится еще одна поездка, в другое место — но сейчас об этом говорить рано, пока что есть смысл сосредоточиться на дне завтрашнем, благо цель завтрашней поездки находится, можно сказать, тут, в окрестностях. Гость прежде всего хотел бы знать: все ли там в целости и сохранности?

— А как же, — ответил Германн и добавил: — За этим мы следили.

И правильно делали, ответил гость, это очень важный, если не самый важный, момент, поскольку уничтожение следов — один из самых любимых и опасных приемов противника: ведь подобное может поставить под вопрос эффективность даже самого добросовестного расследования — ну, конечно, как раз на этом расчеты противника и строятся.

Германн, словно взвешивая слова гостя, задумчиво смотрел в пространство перед собой.

— Но простите, — произнес он наконец с удивлением, — о каком противнике вы, собственно, говорите? Могу вас заверить, в наших краях, если и можно говорить о каком-то серьезном противнике (тут гость рассмеялся)… ну хорошо, положим… все равно он не посмел бы идти на такой риск, как, например, уничтожение следов, и я гарантирую вам, что никто, разве только время…

— Время — опасный противник, — бесцеремонно перебил его гость.

Германн оживился; о, он со своей стороны не совсем склонен разделять подобное мнение, начал он с улыбкой, долженствующей выражать вежливое, но твердое несогласие, как и приличествует в беседах на принципиальные темы. Но гость коротким жестом остановил его: в настоящий момент, заявил он, дискутировать на эту тему он не считает целесообразным. На лице у Германна появилось обиженное, даже несколько рассерженное выражение: судя по всему, он как раз собрался было оседлать своего любимого конька и изложить, какова его позиция по затронутому вопросу, позиция, возможно выношенная и отстоявшаяся за много лет; еще менее, очевидно, пришлось ему по вкусу то, что ему просто-напросто заткнули рот — да еще в его собственном доме. Кажется, пару минут он всерьез прикидывал, не напомнить ли гостю о некоторых общепринятых правилах хорошего тона; но в конце концов не стал этого делать — кто знает почему. Возможно, с тем же тайным ходом мысли связано было и последовавшее изменение позы: Германн подтянул вытянутые ноги и сдвинулся в кресле чуть вперед; сидеть так было менее удобно, зато сохранялась должная официальность. Допрос продолжался. Гостя интересовало, где точно находится место, куда он должен ехать. Германн посмотрел на него с некоторой растерянностью.

— Но ведь вы должны это знать, — произнес он наконец несколько напряженным тоном, в котором в то же время ощущалось желание быть предельно тактичным.

— Разумеется, — прозвучал ответ. — Как только окажусь там, узнаю сразу. Я только не очень представляю, как туда ехать, и это, наверно, понятно: в конце концов, я ведь в этих краях чужой. А что, туда так сложно добраться?

— Напротив, — поспешил успокоить его хозяин, — очень даже просто. Прежде всего вам надо попасть в соседний город: это совсем рядом, все на той же, на нашей прекрасной плодородной равнине. — Тут Германн тихо улыбнулся и, как бы между прочим, заметил: он надеется, поездка и осмотр места не потребуют слишком много времени и гость найдет возможность уделить часок-другой достопримечательностям упомянутого города, которые имеют прямое отношение к культуре всего нашего континента; а оттуда, продолжал он ощутимо более сухим голосом и с уже появлявшейся на его лице легкой гримасой принужденности, оттуда до цели рукой подать: километров шесть или восемь, самое большее десять — что-то в этом роде, совсем точно он затрудняется сказать.

— Ну еще бы, — кивнул гость. — Ведь по дороге туда вам, наверно, было не до того, чтобы считать километры: вы совсем другим были заняты.

Тишина — можно даже сказать: неловкая тишина — затянулась более чем на минуту. Что касается дороги туда, произнес затем Германн, то, если уж быть до конца откровенным, он, собственно говоря, там ни разу еще не бывал. Ах, вот как, ответил гость, тогда он, разумеется, просит великодушно извинить его за бестактную реплику. Пустяки, о чем речь, возразил Германн, и вообще он чувствует, что, может быть, это он должен в каком-то смысле просить прощения; что ж, сказал гость, если Германн действительно так чувствует, то его ни в коем случае нельзя обвинить в непоследовательности — разве что в некоторой забывчивости; да, ответил Германн, он признает, видимость как будто в самом деле говорит не в его пользу, однако истина все же не в этом: истина в том, что он не раз уже собирался туда съездить, но все что-нибудь да мешало: то семейные обстоятельства, то ситуация на службе, так что каждый раз, по независящим от него причинам, поездку приходилось откладывать. Он надеется, коллега его поймет: при наличии семьи и высокоответственной службы ты не всегда волен распоряжаться своим временем. Конечно, гость это очень даже понимал, все мы, в конце концов, в одинаковом положении: из-за второстепенных обязанностей откладываешь главные дела, так и жизнь проходит, и потом ты растерянно спрашиваешь себя, что же, в сущности, за столько лет сделано?..

— Что говорить, тема эта — неисчерпаемая, — продолжал он. — Но боюсь, я и так уже злоупотребил вашим гостеприимством. Во всяком случае, благодарю вас за ценную информацию: это было интересно, очень интересно, — добавил он, вставая.

Германн тоже вскочил со своего кресла; он выглядел взволнованным.

— Минуточку, — сказал он. — Как же, вы так и уйдете?! Да постойте же… Что вы там ищете, Господи Боже мой?!

— Зонтик, — ответил гость, который в это время действительно ходил по комнате, заглядывая в углы и даже в щели между стенами и мебелью: ему помнилось, он положил свой зонтик где-то здесь (когда они выходили из отеля, было пасмурно, душно, явно парило). — Вы не видели моего зонтика?

— Нет, не видел, — с досадой ответил Германн, стараясь поспеть за гостем, вследствие чего один раз, когда тот неожиданно остановился и двинулся в другом направлении, они чуть было не столкнулись; счастье еще, что дамы не были свидетелями этой нелепой сцены: покончив с туфлями, они удалились в соседнюю комнату, и по доносящемуся оттуда сюсюканью можно было понять, что они как раз любовались маленьким сынишкой хозяев, который из-за этого, очевидно, проснулся, во всяком случае, он вдруг горько расплакался — наверное, испугался, увидев незнакомое лицо. — Мы же еще ничего не обсудили, — настаивал Германн. — Как вы, например, собираетесь туда ехать?!

— На поезде, потом на автобусе, — ответил гость, все еще, безрезультатно, озираясь вокруг. — Я слышал, сообщение там хорошее, оба вида транспорта — быстрые и удобные.

Да-да, абсолютно верно, поспешил заверить его Германн; в общем, как он видит, гость все же более информирован насчет здешнего сообщения, чем можно было судить по его словам; Германн лишь опасается, не будет ли эта поездка, да с пересадкой, да еще в такую жару, слишком утомительной для гостя.

В ответ гость рассмеялся; смех его был коротким, мрачным и, как все в нем, будил беспокойство; но тут он, по крайней мере, повернулся к Германну лицом — и заверил хозяина, что в свое время ему довелось добираться туда и с гораздо меньшим комфортом; уж не хочет ли гость сказать, что однажды он уже проделал эту дорогу, спросил Германн; именно так, именно об этом и речь, хотя это к делу сейчас не относится, ответил гость с некоторым раздражением в голосе; то есть как это не относится, запротестовал Германн, ведь он только теперь видит, что до сих пор они разговаривали отвлеченно, так сказать, в чисто принципиальной плоскости, тогда как у гостя тут налицо и мотивы личные; принципиальной стороны дела это совершенно не касается и в этом плане ничего не меняет, твердо заявил гость; разумеется, не меняет, согласился Германн, однако, принимая во внимание все обстоятельства, он видит, что у него еще больше оснований задать тот же вопрос: не считает ли гость, что эта поездка для него будет слишком тяжелым испытанием? — ничего подобного, возразил гость, уж если он чего-то опасается, то разве что… как бы сказать?.. что даже страх — чувство недостаточно прочно запоминающееся, так что если смотреть с точки зрения результативности предстоящей поездки, то было бы прямо-таки желательно искать как раз не легких путей, а, наоборот, самых тяжелых и изнурительных, и вообще правильнее всего было бы отправиться туда — если бы не жена — пешком и с пустым желудком.

— Вот-вот! Именно поэтому, именно из-за вашей супруги! — ухватился за эти слова Германн. — Но так же невозможно беседовать… Сядьте же вы наконец!