Любовь прямо по курсу - Триш Доллер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Положив в шлюпку пятифунтовый мешок картошки, я плыву к берегу. Там уже есть люди. Кто-то утром приплыл на моторном катере и встал на якорь на мелководье. Другие прибыли на шлюпках с судов, стоящих в гавани. Минут пятнадцать назад с соседнего острова приплыл речной трамвайчик с туристами. Они развлекались, делая селфи и снимая видео.
Я доплываю до мелководья, и большая, усыпанная коричневыми пятнами свинья с рявканьем закидывает ногу на шлюпку и пытается влезть в нее. Испугавшись, я бросаю свинье картошку, и она принимается жадно ее пожирать. Другие свиньи, завидев новый источник пищи, подплывают и окружают меня. Мешок с картошкой быстро пустеет.
Как Кин и предупреждал, свиньи сразу бросают меня и плывут дальше в поисках тех, кто их накормит. Обидно до слез. Не оттого, что Кин был прав или свиньи оказались не такими уж и очаровательными, а потому, что Бен ошибался. Нет здесь никакой свободы. Только иллюзия, построенная на гниющих фруктах, кусках хлеба и пятифунтовых мешках картофеля.
Когда я уплывала, Кин сидел в рубке, ругался и звякал деталями, которые он то добавлял, то убирал из разобранного мотора, пытаясь его починить. Я еще не готова вернуться. Не готова признать его правоту. Вытащив шлюпку на песок, я брожу вдоль полосы прибоя и собираю вынесенных волнами на берег морских звезд. Живых бросаю в воду, а мертвых оставляю себе. На похоронах кто-то сказал мне, что в моих воспоминаниях Бен всегда будет жив, но это совершенно не одно и то же.
Солнце на полпути к полудню. Я плыву к яхте, и свиньи меня не беспокоят.
– Как все прошло? – спрашивает Кин.
Мотора нигде не видно. Интересно, удалось Кину его починить или все усилия оказались напрасными?
– Не знаю.
Он разводит руки в стороны.
– Тебя обнять?
Смеясь сквозь слезы, я подхожу к нему. Его руки знают, как нужно обнимать, его рубашка умиротворяюще пахнет солью и машинным маслом.
– В другое время мне эти свиньи, может, и понравились бы, – бормочу я в его плечо. – Но не сегодня. Ты был прав.
– Я не хотел этого.
– Мы можем отплыть?
Он отпускает меня, а мне хочется чуть подольше остаться в убежище его рук.
– Разумеется. В любой момент, когда пожелаешь.
Глава 9
увеличительное стекло
От Свиного острова мы идем на двигателе. Порт-Хау на южной оконечности Кэт-Айленд становится желанной передышкой после более чем шестидесяти миль плавания. Штиль, солнце недавно зашло, и только одна лодка стоит на якоре в заливе – большой двухмачтовый парусник «Шемино». Над водой плывет старый добрый рок-н-ролл, слабый запах сигарет и женский голос, подпевающий «ша-ла-ла» ирландцу Вану Моррисону.
– Привет! – громко кричат с парусника, и три пары рук взлетают в воздух в приветственном взмахе. В одной из рук полыхнула искорка зажженной сигареты.
Нас впервые приветствуют на стоянке.
Кин прикладывает ко рту руки рупором и кричит ответное приветствие, а я машу. Мы встаем достаточно близко к паруснику, бросаем якорь.
– Давайте к нам! – кричат с парусника.
После двух дней плавания и самокопаний я подустала от самой себя и готова пойти в гости, хотя не особо люблю заводить новые знакомства. Спустившись в каюту, Кин роется в сумке.
– Ты идешь? – спрашивает он, обнюхав и отбросив в сторону серую футболку.
– Да.
Мы обветрились и пропитались средствами от загара, но я умываюсь и меняю старую белую рубашку Бена, ставшую моей неофициальной формой для плавания, на красный топик с цветочным узором. Обувь я не надеваю, зато брызгаю на себя духами, чтобы замаскировать запах пота. Кин надевает джинсы. Хочет скрыть протез?
– Чтобы новые знакомые не испытывали неловкости, – поясняет он, словно прочитав мои мысли.
– Мне казалось, тебя это не особо напрягает.
– Так и есть. Просто не хочется, чтобы люди сначала замечали мой протез, а не меня самого. – Он достает из сумки бутылку «Гиннесса». – Пусть лучше заметят мое обаяние и чертовски красивое лицо.
– Какое еще обаяние?
– То есть с тем, что у меня красивое лицо, ты согласна?
Я подмигиваю.
– Не знаю, не заметила.
Кин кладет руку на грудь.
– Ты ранила меня в самое сердце.
Я смеюсь.
– Ладно, красавчик, идем знакомиться с новыми соседями.
Мы садимся в шлюпку; я держу пиво, а Кин берется за весла. Некоторые мачты парусника увешаны китайскими бумажными фонариками, с палубы доносятся теперь песни группы «Crosby, Stills & Nash». Вспомнилась коллекция старых пластинок Бена, оставшаяся в Форт-Лодердейле. Коллекцию – вместе с остальными вещами Бена – забрала его мать. Бен был бы рад новым знакомствам. Он непременно сказал бы, что весь смысл этого путешествия заключается в том, чтобы больше узнать о мире. Мне не хватает прошлого, когда весь мой мир вертелся вокруг Бена, однако сегодня я не хочу впускать печаль в сердце.
Кин бросает швартовый трос крупному седому как лунь мужчине с мощной шеей и широким лицом. Тот улыбается, зияя пустотой на месте одного из передних зубов, и приветствует нас на борту «Шемино» энергичным крепким рукопожатием.
– Я Роэн, – представляется он с незнакомым акцентом и ведет нас в центральную рубку. – А это мои друзья.
Их двое. Женщина обнимает за шею мужчину, между пальцев у которого дымится сигарета. У обоих темные волосы, но мужчина белокожий, а женщина смуглая. Роэн указывает сначала на мужчину, а потом на женщину.
– Это Джеймс и Сара.
Кин представляет нас и преподносит «Гиннесс» так, словно это бутылка дорогого вина.
– Подарок скромный, зато я привез его из самой Ирландии, так что можете быть уверены, что это не подделка.
Роэн предлагает нам присесть, а сам уходит в каюту. Кин садится напротив Джеймса и Сары, но когда я собираюсь устроиться рядом с ним, Сара хлопает по свободному месту рядом с собой.
Вырез ее белой блузки в крестьянском стиле соскальзывает с плеча. У Сары красные губы, а глаза подведены просто идеально. Она выглядит крутой и опытной, и я чувствую себя рядом с ней потной дояркой. Не удивлюсь, если Кин сейчас не сводит с нее глаз. Смотреть на него, чтобы подтвердить или опровергнуть свои догадки, я не хочу. Сара такая красивая, что я не могу отвести от нее глаз.
– Анна, ты умеешь плавать с аквалангом?
В прошлом году под
