Мачты и трюмы Российского флота - Пётр Фурса

Хорошо выспавшись в могильной тишине одиночки, утром я позвонил дежурному врачу гарнизона и попросил его приехать прямо на гауптвахту., т.к. состояние здоровья арестованного дало сбой. Через двадцать минут дежурный коллега сделал запись в какой-то официальной бумаге о том, что “по состоянию здоровья старший лейтенант Иванов нуждается в освобождении из-под ареста”, посадил освобожденного коллегу в санитарный-автомобиль и отвез его к жене и дочке. Таким образом, под арестом я пробыл всего шестнадцать часов. Однако, их хватило для того, чтобы люто возненавидеть методы работы комбрига, партийную демократию и всю дурацкую систему подавления инициативы и свободы творчества на флоте.

Замечено неоднократно, что приоритет в продвижении по службе и в получении поощрений и наград командиры отдают тому, кто угодливо заглядывает им в рот, “лижет задницу”, как говорят на флоте, бросается исполнять любое желание и барскую прихоть своего начальника, демонстрируя к месту и не к месту личную преданность власть предержащему. Сознавая при этом всю унизительность своего поведения, холуй постепенно начинает ненавидеть объект своего преклонения и при случае обязательно всадит нож в спину. И как этого не понимают начальники, упиваясь собственным дутым всесилием, наблюдая унижение себе подобных!

Угодливых хватает повсюду. Но, будучи послушными холуями, они уже в силу своего ущербного характера неспособны повести дело, как надо. Те же, кто способен, строптивы и самостоятельны, неугодны сторонникам единоначалия, “жесткой руки”. Не отсюда ли на всех совещаниях стоит вселенский плач об отсутствии толковых офицеров-организаторов? Не о послушании ли и угодничестве своих подопечных пекутся сегодняшние ревнители “железной дисциплины”? Похоже – так. Иначе, почему же они столь яростно преследуют любое проявление самостоятельности и свободомыслия?

Глава 66

МОИ УНИВЕРСИТЕТЫ

Сидя дома и имея на то полное юридическое право, дарованное записями специалистов поликлиники о якобы тяжелой болезни, которая держит в постели дисциплинарно арестованного, я пришел к мысли, что каждый час лишения свободы должен быть компенсирован одними сутками уклонения от службы. Я твердо решил “проболеть” ровно 16 дней, и, тем самым, поставить комбрига в затруднительное положение, т.к. соединение готовилось к комплексной проверке по итогам зимнего периода обучения, а отсутствие на службе флагманского врача не позволит подготовиться к ней качественно. А это, в свою очередь, ударит определенным образом по престижу того же командира бригады. Да и дома было необходимо навести порядок, т.к. только пожив определенное время в квартире, квартиросъемщики смогли выявить целый ряд скрытых дефектов в отделке помещения, невидимых глазу при первичном осмотре. Мы уже знаем, что квартира наша была на первом этаже, а это создавало определенные неудобства. Во-первых, из подвала через неплотно пригнанные доски пола (между ними можно было просунуть палец) на кухне постоянно тянуло холодной сыростью. Во-вторых, в квартире частыми гостями были крысы, проникавшие в помещение через служебный ход, проделанный ими в углу “детской”, как была названа маленькая шестиметровая комната. Стены в коридоре и ванной были покрыты плесенью, неизвестно откуда бравшейся, но не желающей исчезать даже под пламенем паяльной лампы, которой я неоднократно ее прожаривал. Из входной двери, из окон и перекошенной балконной двери дули муссоны и пассаты, создавая великолепный микроклимат для произрастания тундрового мха ягеля, если бы кому-нибудь пришло в голову его здесь посадить. Ниночка и дочка стойко переносили этот естественный для лейтенантских семей комфорт. Однако это совсем не значило, что с подобным необходимо смириться и не пытаться сделать квартиру еще комфортнее. В этой мысли меня убедил огромный кусок бетона, сорвавшийся однажды ночью с потолка и грохнувшийся возле самого изголовья спавшей четы, испугав до икоты слабую половину семейства.

Но для того, чтобы сделать капитальный ремонт, нужны были строительные материалы, которых не было. Они лежали в складских помещениях хозяйственного двора военных строителей. Для приобретения их нужен был спирт, который у меня был, но не было его на хозяйственном дворе. Вывод напрашивался сам собой. И доктор к нему пришел. Все просто. Один литр жидкой валюты оказался эквивалентен 2 мешкам цемента марки 300, 1 мешку извести, 1 м3 досок, реечек и планок, 1 листу фанеры толщиной 10 мм и нескольким листам оргалита для покрытия пола на кухне, общей площадью 15 м2. Краску белую для окон и дверей и эмаль тиковую для пола поставило мне родное соединение.

Через две недели интенсивного труда, освоив специальности каменщика, штукатура, маляра, сантехника и столяра, хирург Иванов привел свое жилище в божеский вид. Обеспечив таким образом комфорт (относительный, правда, и минимальный) своему семейству, компенсировав 1 час заключения одним выходным днем, я прибыл на службу, где в бессильной ярости скрипел зубами комбриг Чериватый, который прекрасно знал причину “болезни” своего флагманского врача.

– Как здоровье, Иванов? – спросил он, едва увидев доктора.

– Прекрасно, товарищ комбриг. И, думаю, будет таким же до очередного ареста. Ведь гауптвахта – не курорт.

Конфликт был исчерпан.

Поселок Заветы Ильича расположен на живописнейшем берегу бухты Западной залива Советская Гавань. Когда-то на его месте находилась центральная усадьба рыболовецкого колхоза, поэтому в обиходе местных жителей он чаще именуется колхоз “Заветы Ильича” или просто “колхоз”, “живем в колхозе” “поедем в колхоз” – обычные выражения принадлежности к поселку. Берег бухты высокий, поросший невысоким лиственным лесом и кустарниками. Эта парковая полоса называется “откос” и служит местом отдыха для аборигенов. В лесу можно встретить десятки мангалов, т.к. любимым отдыхом жителей поселка является жарение шашлыков. Клич “на шашлыки!” висит в воздухе, особенно по выходным дням и в день получки. Причем рецептов изготовления шашлыков жители знают миллион. Вдоль лесополосы идет основная улица поселка – Приморский бульвар. Именно здесь в дни торжеств устраиваются парады и народные гулянья. На “откосе” на бетонном постаменте стоит торпедный катер, как символ мужества моряков-тихоокеанцев в годы войны.

Здания в большинстве своем деревянные, в два этажа – “барачного” типа. Но поселок интенсивно застраивается и грозит превратиться в город. 5 продовольственных магазинов ГУТ МО (главного управления торговли Минобороны) и три магазина промышленных товаров того же ГУТ. “Гражданская” поликлиника ютится в полуразваленном деревянном домике постройки двадцатых годов. По своей мощности может обеспечить 0,1 процента населения поселка. Попасть простому смертному на прием к врачу невозможно. И люди остаются без медицинской помощи. Особенно страдают молодые женщины, т.к. врач-гинеколог в штате поликлиники отсутствует. Был, правда, один на всю округу военный гинеколог в госпитале, но мудрая Москва, будь она неладна, сократила его ставку и перевела специалиста... в Москву. В Москве гинеколог нужнее. Там живут и болеют жены начальников. Потому-то очень выгодно быть гинекологом в г. Советская Гавань. Свои знания и труд на жен военморов, молодых и красивых, они распространяют только по “блату” или когда уже вообще деваться некуда – в неотложных случаях.