Петербургские апокрифы - Сергей Ауслендер

Камилла слушала болтовню госпожи Сац, рассеянно перебирая ключи.

На улице, как всегда, Камиллу поджидал Карл.

— Почему ты так долго? — спросил он и сейчас же начал рассказывать о выгодном заказе, который ему удалось сегодня получить. Камилла молчала всю дорогу. Карл быль весел и болтлив. Он звал невесту (Камилла уже больше года была объявлена его невестой) в кафе, но испуганно как-то она отказалась.

Как всегда, перед самым домом, в темной улице, Карл обнял ее и поцеловал. Его жесткие усы кололи шею и щеки Камиллы. Поспешно она вырвалась и, не сказав ни одного слова, захлопнула калитку.

Не слушая воркотни матери, долго ходила Камилла по комнате, останавливаясь иногда у окна и глядя на яркие звезды; она думала о принце, не об этом бледном господине Вернере, а о другом, которого она ждала и не дождалась.

Принц и его секретарь вышли утром одни из самых первых. Они пили кофе на маленькой террасе, обращенной к морю.

Господин Вернер был в белом костюме и панаме, Камилла видела из-за своего столика, как он весело смеялся, часто соскакивал с места и подбегал к перилам, разглядывая море, сегодня тихое, ласково блестевшее на солнце, и далекие, едва розовеющие скалы острова.

Все, видимо, радовало принца. До Камиллы доносился его звонкий, почти по-детски звонкий голос, произносивший слова на непонятном ей языке.

Когда они кончили свой кофе и проходили через залу, принц продолжал весело говорить, с нескрываемым радостным любопытством оглядывая все, будто он видел эту обычную обстановку ресторанного зала в первый раз.

Когда они проходили мимо столика с газетами и цветами, Камилла поклонилась им, как кланялась всем гостям.

Блестящий взгляд господина Вернера остановился на Камилле. Он снял шляпу и раскланялся с ней с такой изысканной почтительностью, будто приветствовал принцессу, тогда как секретарь надменно едва дотронулся до полей своей панамы.

Уже в дверях господин Вернер сказал что-то секретарю и, обернувшись, сделал несколько шагов обратно.

Секретарь ответил недовольно и, перегнав принца, быстро подошел к Камилле.

— Две гвоздики, пожалуйста, — сухо и слишком отчетливо выговаривая слова сказал он.

Принц, стоя в дверях, улыбался, довольный своей выдумкой.

Камилла выбрала две самые яркие гвоздики и подала их секретарю. Не поблагодарив, тот бросил монету на стол и отошел.

Камилла смотрела, как принц взял гвоздику и заколол ее в петлицу. Сделав это, он поднял глаза на Камиллу и улыбнулся ей.

Против воли она тоже улыбнулась. Одну секунду так глядели они друг на друга, улыбаясь.

Камилла выбежала на террасу посмотреть, как они поедут. Но принц не оглянулся на нее, хотя она ждала почему-то этого. Он был слишком занят предстоящей прогулкой и расспрашивал о чем-то кучера.

Долго смотрела Камилла на мелькавшую в аллее белую с синей лентой панаму господина Вернера.

Госпоже Сац пришлось окликнуть Камиллу, так как русский министр уже спрашивал свою газету.

Оживленнее и веселее болтала сегодня Камилла с посетителями, подходившими к ней за газетами и цветами.

Она слышала, как два француза, приехавшие вчера вечером, говорили про нее: «Она прелестна, эта маленькая продавщица». Смеясь, они прошли мимо, оглядываясь и продолжая говорить про нее.

Обычно любезности и эти слишком пристальные взгляды богатых иностранцев смущали Камиллу, ей делалось стыдно и обидно, но сегодня так весело светило солнце, так радостно было на душе, что, не узнавая себя, Камилла улыбнулась, не отворачиваясь от этих смешных французов.

Камилла ловила себя на том, что оборачивалась каждый раз к двери, когда входили собиравшиеся к завтраку иностранцы.

Господин Вернер и его секретарь приехали почти перед самым завтраком. Они заняли столик в далеком углу и, разложив карту, обсуждали планы новых экскурсий. Секретарь встал из-за стола и вышел из залы. Почти в ту же секунду, как он скрылся за дверью, господин Вернер тоже поднялся.

Сконфуженно пробираясь между столиками (все следили за принцем), он направился к Камилле. Она чувствовала, что краснеет, и делала вид, что очень занята раскладкой газет.

— Я потерял ваш цветок, — неуверенно выговаривая слова, произнес принц, — и хотел вас попросить дать мне новый.

Камилла подняла глаза на него.

Господин Вернер не улыбался и стоял, опустив глаза; длинные ресницы клали тень на щеки.

Почему-то у Камиллы дрожали руки, когда она вытаскивала гвоздику, уже не выбирая лучшую. Она не решилась протянуть цветок принцу и положила гвоздику на край стола.

В дверях показался секретарь. Будто пойманный на месте преступления, с мальчишеским смущением принц взял цветок и, позабыв заплатить, пошел к своему ментору.{334}

Вся зала наблюдала эту сцену. Г-жа Сац одобрительно кивала головой из-за своей стойки.

Прошло несколько дней.

К присутствию принца все привыкли, и общее внимание гораздо больше привлекала приехавшая на курорт дама, героиня недавнего громкого уголовного процесса.

Только Камилла досадливо чувствовала, что краснеет, когда в залу входили принц и барон, его секретарь.

Принц не покупал больше гвоздики и только издали раскланивался с продавщицей.

Впрочем, вообще он появлялся в общей зале все реже и реже, обед и ужин посылали в его комнаты, там же он большую часть дня и проводил, лежа на своем балкончике. Говорили, что принц чувствует себя нехорошо, и знаменитый профессор приезжал экстренным поездом из Парижа три раза на одной неделе.

Г-жа Сац, умевшая вмешаться во всякое дело, взялась ухаживать за принцем и победила даже горделивое пренебрежение барона. Она варила принцу какую-то особенную кашку и развлекала его своей неутомимой болтовней.

Она одна из всей прислуги отеля допускалась в комнаты принца и даже нередко, заменяя барона, сопровождала принца в его прогулке к берегу моря.

Камилла видела из окна, как они медленно проходили по аллее, и принц садился отдыхать на скамейку, а г-жа Сац, выразительно жестикулируя, рассказывала ему что-то.

Однажды вечером, когда Камилла уже собиралась уходить, к ней подошла г-жа Сац.

— Мне хотелось бы поговорить с вами, милая Камилла, — сказала она несколько слащаво, — с этими хлопотами мы совсем не видимся, а у меня есть кое-что рассказать вам. Я ведь никогда никого не забываю и забочусь обо всех. Может быть, вы зайдете ко мне поболтать полчасика. К тому времени, может быть, и дождь перестанет.

Камилле почему-то сделалась противна г-жа Сац с ее сладкой улыбкой, кроме того, Карл, наверно, уже давно ждал ее, и неловко было заставлять его мокнуть на дожде.

Видя ее нерешительность, г-жа Сац повторила выразительно:

— Мне очень бы хотелось рассказать вам кое-что, милая Камилла.

Она взяла за руку девушку и почти насильно повела за собой.

В комнате г-жи Сац был приготовлен ужин и два прибора, очевидно, она заранее решила пригласить Камиллу.

— Садитесь, душенька, вы так устали, под глазами синяки… ай, ай, надо заботиться о себе. Положим, вам еще все идет и эта томная бледность… Вы очаровательны, милая!

Г-жа Сац суетилась, усаживая Камиллу, пододвигая ей кушанья и наливая в стакан вино.

— Попробуйте это вино, оно со стола его высочества, — угощала г-жа Сац.

Камилла сделала несколько глотков. Нежная теплота разлилась по телу, стало веселее, и г-жа Сац с ее суетливой, заставляющей насторожиться ласковостью не была так противна.

— Отличное вино! — промолвила Камилла, откидываясь на спинку стула. — Как счастливы эти принцы!

— Вот уж нет, — заговорила г-жа Сац, — вот уж нет. Посмотрели бы вы на нашего господина Вернера. Трудно представить себе принца более доброго, красивого, изящного, ласкового, простого, а, вы думаете, он счастлив? Болезнь его, это что — пустяки. Ему гораздо лучше, и он давно бы поправился, если бы был немножко счастливее.

Она помолчала, выпила почти полный стакан вина и, пододвинувшись к Камилле, заговорила:

— Знаете, он плакал, клянусь Мадонной, плакал целую ночь, и знаете почему? — Я сказала ему, что вы — невеста другого.

— Что вы говорите, госпожа Сац! — воскликнула с каким-то ужасом Камилла. — Что вы говорите, не надо!

— Говорю то, что было, только то, что было, — еще ближе придвигаясь к Камилле, касаясь ее колен, повторяла г-жа Сац. — Только о вас-то и разговор у нас. Как он страдает, как мучается, бедненький. Оттого-то и хуже ему стало, только оттого.

Камилла почти не слышала г-жи Сац, а та, будто заколдовывая ее, шептала, заглядывая в глаза.

— Только вы можете спасти принца, только о вас дни и ночи мечтает он. Подумайте, принц! Какая радость, какое счастье ожидает вас обоих, если вы захотите. Царская роскошь окружит вас и любовь такого прекрасного, такого нежного принца. Вы будете первой его любовью. Подумайте!