Хлопок одной ладонью - Василий Звягинцев

Теперь Вадим мог рассмотреть женщину повнимательнее. Нет, не сорок ей лет, тридцать два, тридцать пять от силы. А лицо распухло от ударов тяжелыми солдатскими ладонями. Короткевич тоже команду исполнил от души. Ну что скажешь? Физиотерапия. Зато сейчас явных признаков душевного расстройства не неблюдается.

– Ее обыскивали? – спросил Тарханов, глядя в сторону.

– Бойцы наскоро общупали. Оружия вроде нет, – ответил Ляхов. – Пистолет я изъял, странный довольно.

О том, что сам эту систему знает, распространяться не стал. Достал из полевой сумки и подвинул через стол трофей.

Сергей взглянул мельком, не заинтересовался, не до этого сейчас было. Снял трубку телефона, приказал адъютанту немедленно прислать к нему двух сотрудниц шестого отдела.

Девицы с погонами подпоручиков явились почти мгновенно. Тут, в этом корпусе, все рядом.

– Вот вам, Яланская, – сказал Тарханов одной, наверное, старшей, – задержанная. Идите в мою комнату отдыха, – показал пальцем, куда именно, – и обыщите ее так… Ну, в общем, понимаешь. Предупреждаю – особо опасна и в том, и в другом смысле. Одна работает, вторая смотрит. Давайте. Туалетом пользоваться разрешаю. На тех же условиях…

– Итак, господа, что же мы имеем? – значительно произнес Тарханов, указывая на свой письменный стол. На нем рядом лежал трофейный пистолет и большой пакет из прозрачного целлофана, в котором виднелись какие-то изделия из ткани. – Подпоручик Яланская, весьма в своих делах квалифицированная сотрудница, ну и вообще… как женщина, под полную ответственность заявила, что снятое с задержанной нижнее белье не соответствует любому фасону, имеющему…

– Ношение в цивилизованном мире, – помог его стилистической заминке Ляхов.

– Вот-вот. Особенно та вещь, которая вызвала наибольший интерес у специалисток. Некая странная комбинация мужских кальсон с дамскими чулками. Я вам это демонстрировать не буду, поскольку вещи… несвежие, но передам на исследование экспертам. Пусть выскажутся.

– Что там бабские трусы неизвестного происхождения, – грубо ответил ему достигший начальной фазы восстановления Бубнов, – если подошедшие к нам на помощь неизвестные бойцы из неизвестного оружия спалили восемь или девять вражеских танков совсем уже нечеловеческой конструкции…

– Об этом точнее, пожалуйста.

Понимая, что не следует доводить до крайности и так весьма напряженного товарища, Ляхов доложил ясно, коротко и без намека на ерничество.

– …что полностью подтверждает ранее мною изложенное положение вещей, под которое мы попали.

Тарханов взял в руки и повертел отобранный у террористки пистолет. Номер, клеймо, почти похожее на настоящее, Тульского оружейного завода, год выпуска – «1964».

– Яланская! – крикнул он в сторону двери комнаты отдыха. – Введи ее сюда.

– Подожди, я сейчас, – попросил Ляхов Сергея, направляясь к входной двери.

– Так чего ты, там же… – удивился Тарханов, машинально бросив взгляд в сторону маленькой двери в углу.

– Извини, там ведь девушки, а дверь тонкая, а я застенчивый… Я в общий.

Объяснение не хуже прочих, действительно, справлять свои дела за тонкой фанерой, когда по ту сторону три женщины… Не комильфо.

Ляхов в очередной раз нажал кнопку вызова на хронометре. Ждать пришлось дольше, чем обычно. И там они заняты…

Шульгин ответил снова только по звуковой связи.

– Александр Иванович, вы сейчас за нашим советом наблюдали?

– Фест смотрел… – слова прозвучали как-то неопределенно.

– Смотрел или нет? – Это уже с напором.

– Да, да… Просто у нас тут сейчас… тоже совещание.

– Он готов подменить меня на полчаса хотя бы?

– Что ты придумал?

– А вы не поняли? Не хотите, не надо. Мне на ваши заботы тем более плевать! Шапки врозь и конец компании!

– Опасно нам, понимаешь, опасно сейчас снова канал открывать. То чужие танки на улицах ездят, а то в квартиру ввалятся… Хрен с вами, открываю…

Сначала приоткрылось окно, чуть больше дамского туалетного зеркала. За ним чрезвычайно взвинченный, никогда его Ляхов таким не видел, Шульгин, рядом – Ляхов-первый. В той же здешней форме, что была сейчас и на втором.

– Заскакивай, – сказал Секонд, – буквально на пятнадцать минут. Схема интересная наклевывается. Я – не потяну. Тут баба пленная – точно из вашего времени. Поучаствуй в допросе. Я тебя здесь подожду, чтобы лишний раз вашу систему не грузить.

Сказано это было с едкой иронией. Да в самом деле, головы-то мы сейчас кладем, а за что? За ваши забавы? А если нет – так тем более давайте на равных.

Фест перешагнул рамку, и проем тут же закрылся.

– Но ты в самом деле весь разговор слышал? – подстраховался Секонд. – Тут ведь в одном слове сбой, и уж не знаю, как выкарабкиваться будем.

– Говорю тебе – слышал. Та штука, что ваших ментовок удивила, колготки называется. Чудо трикотажной мысли девятьсот шестьдесят пятого года!

– Интересно. Колготки шестьдесят пятого года, пистолет – шестьдесят четвертого. Может, они оттуда?

– Ерунда. Колготки бабы до сих пор носят, той же самой конструкции, пистолеты по сто лет служат. Ничего не доказывает… Для Сергея с Бубновым мы с тобой, разумеется, этого знать не можем, но я уже начинаю просекать, куда дело поворачивается. Ладно, жди. Запрись в кабинке и кури себе. Вот в этой, крайней, тут окно на улицу, воздух свежий и хлоркой не так воняет. Постараюсь вернуться вовремя. Только подожди-ка…

Фест быстренько переколол себе на китель ляховскую орденскую планку. У него самого такой не было.

– Вот так и горят люди на мелочах. И пистолетик сюда давай. Явился бы я сейчас пред светлы очи твоего дружка. И как бы стал оправдываться? Куда колодку и «адлер» дел? В сортире забыл?

Секонду возразить было нечего. Заторопился, да, вот тебе и почти провал…

– Я быстро вернусь, – заверил его Первый. Поболтаю с этой бабой, и снова живот у меня схватит…

– А как же?..

– Капсулу в ухо воткни и слушай. Я там с ними еще грамм двести водки выпью, для маскировки, вернешься, изображай, что совсем развезло. Прорвемся, командир!

Тарханову было совсем не до того, чтобы опознать подмену. Он весь был в предвкушении допроса. Наконец у него в руках настоящий «язык», баба, плотно причастная ко всему, что свалилось ему на голову.

– Давай, – сказал Ляхов, потряхивая перед собой не просохшими после мытья руками. – Договорились – сначала я спрашиваю, а ты слушаешь. И фиксируй, что тебя больше всего заинтересует. Ты, Максим, просто слушай. Сравнивай, что будет говорить и что было на самом деле.

Яланская ввела пленницу. Личный досмотр повлиял на нее даже более деморализующе, чем все предыдущее. Да и то сказать, девушки-офицеры наверняка не церемонились, скорее даже напротив.

– Времени у нас мало, – без всяких вводных начал Ляхов, рассеянным взглядом скользя по телу подследственной. Оттого, что под рубашкой и серой юбкой на ней ничего больше не было, она невольно сжалась и сдвинула колени.

– Отвечать будете коротко и только по делу. Я переспрашивать не стану. Врать не надо, смысла нет. Есть возможность перепроверить. Как только увижу, что врете, снова передам нашим девушкам. Они будут объяснять, что так поступать нехорошо до тех пор, пока не осознаете. Но я не уверен, что у меня сразу же появится время вас выслушать. По очевидной для вас причине. Если мы не сможем встретиться вообще, вам будет еще хуже, потому что, кроме меня, в ваших откровениях заинтересованных нет. Доходчиво?

– Но вы меня захватили в бою. Я попадаю под статус военнопленного, – без особой уверенности выговорила женщина. В ее голосе Ляхов уловил знакомый жестковатый акцент. Едва заметный, и только ему.

Тарханов хмыкнул, а Вадим сохранил полную серьезность.

– Разумеется. Как только вы положите на стол солдатскую книжку или офицерское удостоверение, выписанное в армии государства, объявившего России войну. Тогда вы имеете право, не отвечая больше ни на какие вопросы, отправиться в лагерь до конца войны, после чего выехать в любую страну по вашему усмотрению. До этого получать посылки, письма и пайковое снабжение по предусмотренным нормам. Давайте… – и протянул руку.

Женщина опустила голову.

– Понятно, хотя и нэ дужэ прыятно, – слегка утрируя «мову», ответил Вадим. – Тем более. «Судьбой твоею очень никто не озабочен». Львов, Станислав, Ужгород?

– Львов.

– И не наш Львов, я так понимаю, а исключительно «нэзалэжный». УНА-УНСО?

Она снова вскинула голову и посмотрела на него со страхом, смешанным с ненавистью.

– Что пялишься? Настоящего москаля давно не видела? Смотри, я – он самый и есть. Думала, тут только местные лохи сидят? Колготок не видели, трусов не то французских, не то турецких? Не-ет, пани, вы сюда, а я за вами… Давай, колись до донышка, пока я добрый. Мы, москали, уж до того добрые, что иногда и самим противно. Последний шанс даю. Говори все, и, если будет интересно, могу и обратно отпустить. Нет – в грязном подвале сдохнешь, и все мои выжившие бойцы с тобой за убитых вами товарищей напоследок рассчитаются. Имя, быстро!