Эликсиры Эллисона. От любви и страха - Харлан Эллисон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мистер Толбот?
– Да?
– Гроза усиливается. Повернуть назад?
– Нам далеко еще?
– Километров семь.
Фары высветили деревце на склоне у дороги, корни которого выворачивались из земли под порывом ветра. Водитель крутанул руль и нажал на газ. Машина рванула вперед; ветви хлестнули по крышке багажника со звуком когтей, царапающих грифельную доску. До Толбота дошло, что он затаил дыхание. Смерти он был неподвластен, но сознание этого не мешало бояться.
– Мне нужно попасть туда.
– Тогда едем дальше. Не беспокойтесь.
Толбот откинулся на спинку сидения. В зеркале заднего вида он видел ухмылку водителя-серба. Немного успокоившись, он выглянул в окно. Полосовавшие небо молнии выхватывали из черноты резкие, зловещие фрагменты пейзажа.
Наконец, они добрались до места назначения.
Лаборатория, нелепый модернистский куб, белела костью на фоне темных базальтовых откосов высоко над изрезанной колеями дорогой. Они уже несколько часов углублялись в сердце Карпат, и теперь горы нависали над ними со всех сторон – ни дать, ни взять хищники, выжидающие момента для нападения.
Последние полторы мили до лаборатории дались водителю с особым трудом: машина буквально прорывалась сквозь встречный поток воды, смешанной с грязью и сучьями.
Виктор ждал его. Без долгих приветствий он поручил чемодан Толбота заботам ассистента, а сам повел его в подземный зал, где хлопотало с приборами полдюжины техников, а с потолка, почти не видного за паутиной кабелей, свисала на тросиках массивная стеклянная пластина.
Воздух казался наэлектризованным ожиданием. Толбот ощущал это и по быстрым, осторожным взглядам, которые бросали на него техники, и по тому, как вел его за руку Виктор, и по вибрирующим словно лошади перед стартом заезда машинам причудливого вида, вокруг которых суетились мужчины и женщины. И еще поведение Виктора позволяло понять, что в лаборатории вот-вот родится нечто небывалое, совершенно замечательное. Что, возможно, после стольких жутких, лишенных света лет его ждет в этом облицованном белым кафелем помещении его ждет… покой? Виктору, однако, не терпелось поговорить.
– Последние приготовления, – объявил он, махнув рукой в сторону двух женщин в белых халатах, колдовавших над двумя одинаковыми машинами, стоявшими у противоположных стен по обе стороны от стеклянной плиты. Толботу машины напомнили большие лазерные проекторы не совсем обычного дизайна. Женщины медленно поводили их объективами вправо-влево; каждое такое движение сопровождалось негромким электрическим гудением. Виктор дал Толботу возможность осмотреть машины.
– Не лазеры, – поправил он Толбота. – Гразеры. Усилители гамма-излучения. Отнесись к ним с уважением: решение твоей проблемы по меньшей мере наполовину зависит от них.
Техники переглянулись друг с другом сквозь стеклянную пластину и удовлетворенно кивнули.
– Связь установлена, доктор, – окликнула Виктора та, что постарше, лет сорока пяти.
Виктор одобрительно махнул рукой и повернулся обратно к Толботу.
– Мы были бы готовы и раньше, когда бы не эти чертовы грозы. Они не прекращаются уже неделю. Все бы ничего, но одна молния угодила нам в главный трансформатор. В результате энергия поступала к нам по аварийной схеме, так что потребовалрсь некоторое время, чтобы выйти на необходимый уровень.
На галерее справа от Толбота отворилась дверь. Точнее, она отворялась медленно, словно была очень тяжелой, и открывающему ее механизму недоставало сил. На двери виднелась табличка с надписью крупными буквами, на французском языке:
ВХОД БЕЗ ИНДИВИДУАЛЬНОГО ДОЗИМЕТРА ЗАПРЕЩЕН
Дверь, наконец, распахнулась до конца, и Толбот увидел табличку на ее внутренней стороне:
ОСТОРОЖНО, ЗОНА РАДИОАКТИВНОСТИ
Под надписью виднелся значок радиоактивной опасности: круг, а в нем три желтых сектора на черном фоне. Толботу ни с того, ни с сего пришла на ум Святая Троица: Бог-отец, Бог-сын и Бог-Дух Святой.
А потом он увидел еще одну табличку, ниже:
ПРИ ОТКРЫВАНИИ ДВЕРИ НА СРОК БОЛЕЕ 3 °CЕКУНД НЕОБХОДИМО МЕДИЦИНСКОЕ ОБСЛЕДОВАНИЕ
Внимание Толбота поделилось между этой дверью и тем, что говорил Виктор.
– Похоже, эта гроза тебя беспокоит.
– Не то, чтобы беспокоила, – возразил Виктор. – Но требует осторожности. Я не вижу, чем она могла бы повлиять на эксперимент, если, конечно, не ударит в трансформатор еще раз, что маловероятно: мы приняли меры предосторожности. Мне не хотелось бы рисковать, если энергия вдруг вырубится в самый разгар залпа.
– Залпа?
– Сейчас объясню. Я просто обязан тебе объяснить, чтобы у твоего двойника было хоть какое-то представление, – Виктор улыбнулся, увидев замешательство Толбота. – Да ты не беспокойся…
Из двери вышла и остановилась у перил, явно ожидая, пока они закончат свой разговор, пожилая женщина в лабораторном халате.
Виктор поднял взгляд.
– Что, Надя?
Толбот посмотрел на нее и ощутил в животе сосущую пустоту.
– Вчера нам пришлось потратить много сил на то, чтобы установить причины горизонтальной нестабильности силового поля, – произнесла она ровным, лишенным эмоций голосом. Таким обычно зачитывают показания приборов. – Срыв воспомогательного потока не позволил достичь эффективных показателей, – лет восемьдесят, не меньше. Серые глаза утонули в морщинистой коже цвета печеночного паштета. – Сегодня мы останавливали ускоритель исправить кое-что, – утомленная работой и жизнью, да и вообще необходимостью таскать тяжелое тело. – Лучевую пушку блока Ц48 вообще пришлось заменить вакуумной камерой: имела место утечка вакуума, – Толботу сделалось физически больно, очень больно. Воспоминания навалились на него лавиной, словно темная волна муравьев жадно набросилась на все, что было в его мозгу мягкого и уязвимого. – И мы потеряли два часа из-за того, что соленоид новой вакуумной камеры…
– Мама? – хриплым шепотом произнес Толбот.
Пожилая женщина вздрогнула, повернулась в его сторону, и глаза ее расширились.
– Виктор? – произнесла она; в голосе ее звучал неподдельный страх.
Толбот не делал попытки пошевелиться, но Виктор взял его за локоть, удерживая на месте.
– Спасибо, Надя. Спускайся в блок Б и следи за воспомогательными потоками. Давай, не задерживайся.
Прихрамывая, она прошла мимо них и скрылась в двери в дальней стене. Одна из женщин помоложе придержала для нее дверь. Толбот смотрел ей вслед; в глазах его стояли слезы.
– Боже мой, Виктор, это же…
– Нет, Ларри, это не так.
– Да так же! Бог свидетель, это была она! Но как, Виктор? Скажи, как?
Виктор развернул его лицом к себе и свободной рукой приподнял ему подбородок.
– Посмотри на меня, Ларри. Да, черт подери, посмотри же! Это не она. Ты ошибся.
В последний раз Лоуренс Толбот плакал, проснувшись под кустом гортензии в ботаническом саду рядом с музеем искусств Миннеаполиса, а рядом с ним лежало что-то неподвижное, окровавленное. Под ногти набились плоть, грязь и запекшаяся кровь. В тот раз он научился избавляться от оков в одном состоянии сознания. Но не в другом.
Теперь ему снова хотелось плакать. Не без причины.
