Эликсиры Эллисона. От любви и страха - Харлан Эллисон

– Я не знаю, Виктор. Право же, не знаю. В данный момент меня волнует совсем другое.

– А. Да. Извини, Ларри. Продолжай. Так, говоришь, ты пообщался с ними…

– С мужчиной по фамилии Деметр. Мне кажется, это тоже намекает на что-то. В смысле, фамилия. Тогда я не подумал об этом. Деметр… был, кажется, в Кливленде флорист с такой фамилией. Но когда я потом полез в энциклопедию, нашлась еще древнегреческая богиня. Деметра, богиня земли. Никакой связи. По крайней мере, мне так кажется. Мы с ним поговорили. Он понял суть моей проблемы и сказал, что готов взяться за ее решение. Но он хотел, чтобы я сформулировал ее как можно конкретнее для контракта – бог знает, для чего ему нужен был четко сформулированный контракт, но он на этом настаивал. Знаешь, Виктор, у него там было окно, и оно выходило в…

Виктор покрутил сигарету в пальцах и щелчком отправил ее в темную как кровь дунайскую воду.

– Ларри, ты несешь чушь.

Слова, готовые сорваться с языка Толбота, застряли на полпути. И правда…

– Я полагаюсь на тебя, Виктор. Боюсь, все это немного выбило меня из колеи.

– Ладно, успокойся. Позволь мне узнать остальное, а там посмотрим. Расслабься.

Толбот благодарно кивнул.

– Я написал для него суть моей просьбы. Это уложилось в семь слов, – он полез в карман пальто и достал сложенный в несколько раз листок бумаги. Виктор развернул его и прочел:

АБСОЛЮТНО ТОЧНЫЕ ГЕОГРАФИЧЕСКИЕ КООРДИНАТЫ МЕСТОПОЛОЖЕНИЯ МОЕЙ ДУШИ

Даже когда смысл этих двух строчек дошел до сознания Виктора, тот еще несколько секунд продолжал смотреть на них. Потом он вернул листок Толботу, и вид у него при этом сделался более проснувшийся.

– Ты ведь никогда не отступишься от своего, а, Ларри?

– А твой отец?

– Никогда, – лицо человека, которого Толбот называл Виктором, сделалось печальным. – И, – добавил он нехотя, – именно по причине того, что он не сдается, он и лежит, подключенный к аппарату жизнеобеспечения. Шестнадцатый год лежит, – он снова помолчал, а когда заговорил, голос его смягчился. – Видишь ли, Ларри, никогда не вредно знать, когда пора сдаться. Никогда не вредно. Иногда лучше просто оставить все идти своим чередом.

Толбот негромко хмыкнул.

– Хорошо тебе так говорить, дружище. Ты-то умрешь.

– Несправедливо это, Ларри.

– Так помоги мне, черт тебя возьми! Я приблизился к тому, чтобы отделаться от всего этого, ближе, чем был когда-либо! Теперь мне нужен ты. У тебя опыт.

– А ты не пробовал связаться с ребятами из 3М, или «Рэнд», или «Дженерал дайнэмикс»? Там есть очень толковые специалисты.

– Пошел ты.

– Ладно. Извини. Дай подумать немного.

Баржа резала тупым носом невидимую воду – беззвучная, окутанная туманом… Никакого Харона, никакого Стикса: просто одна из публичных услуг, свалка оборванных на полуслове предложений, невыполненных поручений, нереализованных мечтаний. За исключением этих двух разговаривающих мужчин, груз баржи оставил все чаяния и разочарования далеко позади.

– Мы могли бы, – негромко произнес Виктор, обращаясь, скорее, к себе самому, не к Толботу, – мы могли бы осуществить это с помощью микротелеметрии. Или с помощью технологий уменьшения до миниатюрных размеров, или уменьшения одного блока сервомеханизмов с датчиками и системой управления движением. Введя его в кровеносную систему капельницей. Устроить тебе «Русский сон» и подключить все это напрямую к твоей нервной системе, чтобы ты мог управлять им, как если бы… скажем так, сознательно контролировал смену точек зрения.

Толбот выжидающе смотрел на него.

– Нет, – мотнул головой Виктор. – Не прокатит. Забудь.

Он продолжал думать. Толбот полез в другой карман пальто и достал собственную пачку «Собрани». Потом закурил и принялся молча ждать. С Виктором всегда так. Ему надо было пробраться по лабиринту сложных аналитических размышлений.

– Или лучше биотехнологический вариант того же: специально созданный микроорганизм… внедренный… с телепатической связью… Нет. Слишком много уязвимых мест, да и конфликт эго возможен. Не стыкующиеся восприятия. Может, если попробовать рой искусственных организмов, внедренных во множество… – пауза. – Нет. Не выйдет.

Толбот затянулся сигаретой. Загадочный восточный дым клубился у него в легких.

– А что, если… Ну, так, для обсуждения… – произнес Виктор. – Допустим, какая-то доля самосознания существует в каждом отдельном сперматозоиде. Если допустить возможность такого, нам, вероятно, удалось бы сделать хотя бы один разумнее, и направить его… Забудь. Это все метафизический вздор. Черт, черт, черт! Все это надо обдумать хорошенько и не спеша. Ступай, Ларри, дай мне время. Я с тобой свяжусь.

Толбот стряхнул пепел о поручень и выдохнул последний клыб дыма.

– Ладно, Виктор. Я вижу, ты заинтересовался достаточно, чтобы взяться за это дело.

– Я же ученый, Ларри. А это значит, я на крючке. Я был бы идиотом, если бы не… И это имеет непосредственное отношение к тому… К тому, что мой отец…

– Я понимаю. Не буду тебе мешать. Я подожду.

Они помолчали еще немного; один думал о возможных путях решения проблем, второй – о самих этих проблемах. На прощание они обнялись.

Толбот улетел на следующее же утро и с месяц терпеливо ждал, понимая, что ему не помогут даже молитвы. Молитвы лишь мутят воду. И раздражают богов.

Когда телефон зазвонил, Толбот, уже поднимая трубку, знал, о чем пойдет разговор. Он знал это каждый раз, когда снимал трубку – вот уже больше двух месяцев.

– Мистер Толбот? «Вестерн юнион». Вам телеграмма из Млдавы, Чехословакия.

– Будьте добры, прочитайте.

– Она совсем короткая, сэр. В ней говорится: «Приезжай немедленно. Намечено испытание». И подпись: «Виктор».

Он выехал меньше, чем через час. «Лирджет» стоял наготове с момента его возвращения из Будапешта – с заправленными под горловину баками, с проложенным планом перелета. Чемодан ждал, собранный, у двери уже семьдесят два дня. Паспорт и визы – во внутреннем кармане пиджака. Он вышел, и по опустевшей квартире еще некоторое время гуляло эхо захлопнувшейся двери.

Перелет показался ему бесконечным, хотя он понимал, что все будет дольше обычного. Таможенники – трио усатых типов в мундирах – казалось, досматривают его с особым, садистским наслаждением, сполна пользуясь своим официальным положением – и это несмотря на все казенные разрешения (получить которые само по себе было шедевром подлога) и взятки. Да и прочие службы в аэропорту представлялись Толботу не просто медлительными, но напоминали ему Человека-Тянучку, который не способен двинуться с места, пока его не разогреют, а разогретым становился слишком мягким, чтобы вообще двигаться.

Как и можно было бы ожидать, по всем правилам дешевого готического романа на подъезде к месту назначения вдруг разразилась гроза. Черная как зияющее отверстие могилы, она вывалилась из-за горной гряды, мгновенно заполонила небосклон и обрушилась на дорогу, сразу же лишив их какой-либо видимости.