На карнавале истории - Леонид Иванович Плющ
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Родственник как ушел, так никогда и не появлялся, пока не вынырнул в покаяниях на следствии, а затем и свидетелем на суде.
Психиатр приходила три раза для собеседования минут на 20.
— Зачем вы стали заниматься антисоветчиной?
— Антисоветчиной не занимался.
— Ну, политической деятельностью.
— Я не хотел повторения 37-го года.
— Но ведь с культом покончено.
— А сажать за взгляды продолжают. Рабочие получают малую зарплату и крестьяне тоже.
— Чего же вы добиваетесь?
— Демократизации государства.
Идет длинный спор о методах демократизации:
— Вы знаете, что будет, если позволить все печатать?
— Но почему в капиталистических странах печатают Ленина, разрешают коммунистические партии? Почему только у нас боятся свобод?
— Знаете, мы все же в капиталистическом окружении.
И так по кругу. Я сдерживаю себя, чтоб не вспылить, не обозвать ее дурой, а Лунца — негодяем.
Требую своего психиатра.
— Это решает ваш следователь.
Записывает с моих слов о моих самиздатских статьях. Я говорю лишь об изъятом. Требует, чтоб я пересказал содержание. Трудно, т. к. я кое-что в самом деле забыл.
— Но почему же вы не думали о семье, о жене, о детях? Это опасный признак.
— Думал. Спросите жену и детей.
(Таниных показаний к этому времени у них не было. Ее начали вызывать на допросы только через месяц после того, как меня увезли из Киева.)
— Ну, они вас любят и потому не скажут, что вы их забросили, занявшись антисоветчиной.
Протестую против слова «антисоветчина».
— В вашем дневнике и психология, и философия, и литература, и история, и Бог знает что.
— В «Программе КПСС» сказано, что КПСС хочет, чтобы люди были гармоничными, всесторонне развитыми. Вот я и пытался следовать программе.
— Дневник написан до составления программы.
— Значит, я предугадал программу.
— Вы всё шутите, не думая о последствиях для себя. Вы подвергали сами себя и семью опасности, значит у вас неадекватная реакция на окружающее.
— В таком случае, у партии большевиков была еще большая неадекватность.
— Вы считаете себя вторым Лениным?
— Партия большевиков состояла не только из Лениных. Вообще странно получается. В школе меня учили быть смелым, принципиальным, честным, последовательным. А теперь в попытке следовать этому видят признак психического расстройства.
Она цитирует из дневника о том, что у меня болит голова и что я вынужден буду обратиться к врачу.
— Там такой записи нет. Покажите.
— Нельзя.
— Тогда пусть расскажет об этом периоде моя мать. Болела ли у меня голова после того, как я попал под трамвай?
— Мы проверяли. Врачи написали, что психических последствий падения не наблюдали. Но в дневнике люди пишут честнее, чем говорят другим.
— Покажите мою запись.
Однако хватит о беседах. Глупые дискуссии. Она перескакивала с предмета на предмет, не соблюдала логики, не считалась даже с официальными догматами, беседу превращала в бичевание моего алогизма, моих странностей.
Феликс Лифшиц — психиатр. Он пытался понять ее метод. Я, опасаясь, что он «наседка», больше слушал его, чем рассказывал о тактике моих ответов.
Однако за все время он не дал мне ни одного неправильного психиатрического совета.
У него было две собственные книги: «Психиатрия» и «Актуальные проблемы сексопатологии». «Психиатрия» под редакцией Морозова. Я прочел раздел о шизофрении. Жёваный, тарабарский язык, нечетко сформулированная симптоматика. Консультировался с Лифшицем, но и он не мог объяснить морозовских методов диагностирования.
Наличие таких книг у Лифшица «доказывало», что он «наседка». Но чего они хотят добиться с его помощью?
«Психиатрия» попала в мои руки… Странно. Странно также, что в тюрьму пропустили сборник статей по сексопатологии.
Ведь начальство хорошо знает о так называемых «сеансах».
Почти из всех художественных произведений классиков зэки вырывают страницы с любовными сценами. «Воскресенье» Толстого испорчено частично, Мопассан почти весь изорван. Чтение таких вырванных страниц и называется «принятием сеансов».
Беседы с надзирательницами или врачихами — тоже «сеансы». Некоторые симулируют «болезнь», чтобы посидеть с врачихой и — вершина счастья — дотронуться до нее ногой, рукой. Рассказы друг другу о своих сексуальных похождениях — сеансы.
На стенках камеры вешают фотографии, портреты женщин — это тоже сеансы.
Одна камера в Лефортово повесила на стене портрет Анджелы Дэвис и коллективно занималась онанизмом, созерцая Дэвис. Это своеобразный политический «сеанс».
Вот в камеру заглядывает надзирательница Зоя:
— Как вам не стыдно матюкаться на весь изолятор?
С ней начинают заигрывать, т. е. принимать сеанс.
Как же в этих условиях пропустили «Актуалные проблемы…»?
Просмотрел этот сборник. Наконец у нас серьезно занялись этим, решили, что и при социализме есть сесксуальные проблемы. Есть несколько очень толковых статей.
*
У Михайловича кончилось следствие. Ему удалось опровергнуть обвинение в валютных операциях и вернуться в Бутырку.
Остались с Лифшицем вдвоем. Я обучил его многим играм. Мы делали их из бумаги, картона и играли. Игрок он первоклассный. Кроме шахмат, обыгрывал меня во всем. Я отметил одну интересную деталь. Чем более «вероятностной», зависящей от удачи была игра, тем чаще проигрывал я. С этим было связано и другое. Чем нахальнее, самоувереннее он играл, тем чаще побеждал. Я попытался сознательно применить подмеченное в игре и немного улучшил свои результаты.
Его игровое нахальство тесно связано с его удачливостью в бизнесе.
В институте он был отличником. Психологически он тип удачника. Мой первый сокамерник, Кузьма — «неудачник». Когда я играл с Кузьмой в домино, он проигрывал, даже имея преимущество. Он был уверен, что проиграет, и проигрывал.
Благодаря обоим я подошел к роли установки в игре.
Из картона я сделал свою любимую игру — маджонг. Лифшиц также увлекся ею. Однажды во время игры в маджонг в камеру вскочил корпусной надзиратель.
— Вы почему в карты играете?
— Это не карты, а китайские шахматы.
— Вам что, русских игр мало? (Выдают домино, шашки, шахматы.)
Он схватил часть «костей» маджонга и ушел.
Мы сели писать жалобу, чтобы развлечься.
Я описал сцену и прокомментировал. Так как я — украинец, а Лифшиц — еврей, заявление о русских играх мы рассматриваем как проявление великодержавного шовинизма. Нам китайские игры ничем не дальше, чем русские. Игра менее азартна, чем домино. Если надзиратель опасается, что игра антисоветская, маоистская, то спешу опровергнуть это. Игра насчитывает около пяти тысяч лет и пожалуй, скорее феодальная, чем социалистическая, потому ничего враждебного советскому строю в ней нет.
Лифшиц написал юмористическую жалобу, пародируя дискуссию с надзирателем. Я опасался, что за резкость пародии его посадят в карцер. Но обошлось. Нам не ответили на жалобы, но и не мешали больше играть. Наоборот, надзиратели стали учиться