Змей на лезвии - Елизавета Алексеевна Дворецкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Довольно было того, что эти явления, как видела Малфа, потихоньку вытягивали жизнь из Сванхейд. Травяных отваров было недостаточно, старая госпожа ни на что не жаловалась, но явно слабела. Ее мучил кашель, все более сильный.
Снаружи резко ударил ветер, послышался дробный стук крупных капель, падающих с крыши на какие-то доски.
– Нынче их было пять, – сказала Сванхейд, и у Малфы упало сердце.
– Пять? Так много?
– Да. Я видела их совсем ясно. Один, самый высокий, стоял вот здесь, в шаге от постели. За ним еще четверо – два и два, их я видела совсем смутно. А этого я почти разглядела…
– На что он был похож? – с внутренней дрожью спросила Малфа.
– Такой высокий… темноволосый, с темной бородой… В нем торчали три стрелы. В груди и в горле.
Малфа невольно взялась за собственное горло, попыталась сглотнуть. В голове стоял звон, виски заломило, кровь похолодела.
– Но он же не был похож на… ты не узнала…
– Алдана? Не могу сказать. Лицо я видела слишком смутно. Мне показалось, что он ниже ростом, чем твой отчим, но может, это Навь его уменьшила. Не знаю.
Малфа опустила голову, сделала глубокий вдох, стараясь взять себя в руки. Такая весть была всего хуже – кто-то погиб, но кто? Если Алдан – это убьет ее мать. Семеро сводных братьев и сестер останутся без отца – как остались еще детьми сама Малфа и ее брат Добрыня.
И ведь мертвецов было пятеро! Остальных Сванхейд просто не разглядела, первый покойник их заслонял. Что если сам Бер стоял за плечом старшего товарища? Бера Малфа любила преданно и горячо, даже больше, чем Добрыню. С родным братом они с давних пор жили разной жизнью, а Бер был тем витязем, что вытащил ее из медвежьей берлоги, из Нави, привел назад в белый свет и помог снова ощутить себя живой и защищенной силой своего рода. Его самообладание и благоразумие не дали Малфе натворить дел, когда в ней самой благоразумие уступило жажде жизни, показали, что он способен на любовь поистине бескорыстную и братскую, и Малфа за это восхищалась им еще сильнее.
– Это было какое-то побоище… – прошептала Малфа. – Если столько людей сразу погибло… Как тебе, должно быть, было страшно!
Малфа передернула плечами. Она была отважной женщиной и повидала такое, о чем рассказывают страшные сказки; ей было пять или шесть лет, когда тот же Алдан вынес их с матерью из горящего Искоростеня. Долгое время Малфе казалось, что она там и погибла, задохнулась и сгорела, а теперь меж людьми ходит только тень, бесплотная и бесправная. Благодаря сначала Беру, а потом Дедичу, благодаря рождению двоих детей это чувство отступило, теперь все существо Малфы было исполнено любви к жизни, и ей не хотелось вновь очутиться лицом к лицу со смертью.
– Нет, не особенно, – спокойно сказала Сванхейд. – Если бы только знать, что это не наши люди умирают, а враги, я без сожалений отправилась бы в объятия Хель.
– Враги? – На миг Малфа почувствовала облегчение, но тут же покачала головой. – В Игморовой братии было семь человек. Если Дедич тогда все правильно увидел и двое погибли еще здесь, то искать надо было только пятерых. А ты видела уже… восемь покойников! Стало быть, даже если Игморовых перебили всех, то трое – наши.
– Получается так… – согласилась Сванхейд, глядя перед собой, на стену, где висело кое-что из старого оружия Олава.
Сколько смертей Сванхейд видела за свои семьдесят с лишним лет! Из одиннадцати ее детей сейчас в живых оставались только Тородд, отец Бера, живущий в Смолянске, и младшая дочь, Альдис, в Пскове. Малфа, благодаря недавней свадьбе все время думавшая о своем будущем, живо представила себя через пятьдесят лет – если сумеет унаследовать от прабабки способность к такому долголетию. Сейчас у нее двое детей, но, наверное, будут еще. Сколько их еще родится – и сколько сумеет вырасти? Дедич – здоровый крепкий мужчина, но он старше Малфы лет на пятнадцать; скорее всего, она его переживет и когда-нибудь станет, как Сванхейд, рассеянным взором смотреть на вещи, от него оставшиеся, и погружаться мыслями в далекое-далекое прошлое…
Не попросить ли Дедича еще раз погадать – может, он узнает, кто жив, а кто мертв? Но Малфа отбросила эту мысль. Нет, не стоит тревожить духов лишний раз. Лучше потерпеть, но дождаться верных вестей, которые привезут живые люди.
Хотелось бы – чтобы живые.
* * *
– Снег! Снег пошел! Смотрите, смотрите!
Малфа в это время была в поварне. Служанки готовили похлебку и кашу к обеду в больших котлах – для всего дома, а она сидела у длинного очага, выложенного камнями, где с краю стоял в углях горшочек со отваром душицы, чабреца и шалфея для Сванхейд. В последние дни, после явления пятерых покойников, та совсем расхворалась и уже не вставала с постели. Вчера и сегодня порой накатывал жар, и все-таки она мерзла под своими собольими одеялами, и Малфа сама готовила ей травяные отвары. Заговаривать их было некому – ни в Хольмгарде, ни в Словенске не нашлось мудрой женщины старше Сванхейд.
Слыша крики снаружи, Малфа встал и подошла к двери – поглядеть. Казалось бы – снег пошел, чего такого? Ему уже время – все работы в полях давно закончены, лен вымочили, высушили, обтрепали и теперь вычесывают. Не раз уже по утрам приходили заморозки, и когда Малфа еще до рассвета, закутавшись в большой толстый платок, шла в коровник, под ногами хрустели льдинки на замерзшей земле.
И все же снег – это что-то особенное. Казалось бы – он ведет за собой зиму с ее тьмой, холодом, вечной дымной горестью, неволей среди сугробов, болезнями, возможно, голодом и смертью. Все это придет, но сейчас, видя, как сыплются мелкие белые крупинки на грязь двора, Малфа чувствовала ликование, как всегда, когда наблюдаешь поворот годового колеса. Лето кончилось – и вот пришла зима, новая зима, ведущая новый год жизни.
Бережно держа через ветошку горячий горшок, Малфа прошла через двор по мосткам, стараясь не поскользнуться, в гридницу и через нее в шомнушу к Сванхейд. Та лежала, а на медвежьей шкуре на полу играл первенец Малфы – тот, что от рождения носил имя Колосок, а недавно получил княжеское
