Невидимые знаки - Пэппер Винтерс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На протяжении многих месяцев мы вместе преодолевали невзгоды... и теперь я чувствовала себя одинокой, как никогда.
Ночи превратились в кошмары. Я не могла от них скрыться. Не могла заглушить душевную боль от того, что мне его не хватает.
Однажды звездной ночью Гэллоуэй поцеловал меня в щеку и прижал к себе.
Я напряглась, ожидая секса. Секса, к которому не была эмоционально готова.
Вместо этого он прошептал:
— Мы любили его, Эстель. Любили его как сына, друга и брата. Но мы не можем продолжать горю поглощать нас. Его больше нет. Но мы все еще здесь. Мы должны жить дальше. Он хотел бы, чтобы мы жили дальше. Он доверяет нам заботу о Пиппе. — Он крепко сжал меня в объятиях. — Ради него мы обязаны не сдаваться.
Мои слезы появились вновь, но на этот раз это были слезы не горя, а прощания.
Этот мужчина был не моей второй половинкой.
Он был моим сердцем.
И что бы ни случилось, это никогда не изменится.
…
Дни пролетали, и мы не удосуживались их подсчитывать.
Сезон дождей обрушился на нас, но мы не обращали на это внимание.
Солнце обжигало, но мы не обращали на это внимание.
Постоянное однообразие влажного тропического острова было насмешкой над нашей болью.
Мы потеряли представление о том, как быть счастливыми, как смеяться в лицо страху и выживать назло смерти.
Мы поддались унынию и, в конце концов, смирились с тем, что если не покинем остров, то умрем.
Мы умрем, и нам было плевать на это.
Нас не радовал наш домик на пляже.
Мы перестали жить в фантастическом сне, вдали от общества, сезонного гриппа, и стресса от работы.
Это было реально.
Коннор умер.
Умер.
Мы портал и последний пункт назначения для жизни и смерти.
Мы морг, супермаркет, больница, дом, банк, аптека, ресторан. В конце концов, мы смирились с тем, что смертные и желание бороться, наконец, исчезло
…
ДЕКАБРЬ
Лишь несколько дат словно блики ясных воспоминаниях.
Несколько дат, которые навсегда останутся в памяти как судьбоносные.
Первое: День, когда Мэди загрузила мою песню и изменила мою карьеру.
Второе: Ночь, когда мы совершили аварийную посадку на наш остров.
Третье: Утро, когда родилась Коко.
Четвертое: День, когда Коннор умер у нас на руках.
Пятое: Предстоящий кошмар нашего будущего.
Пять дат, которые определили меня.
Пять дат, которые словно неподъемный груз.
Даже сейчас, спустя три месяца с тех пор, как Коннор умер, нам так же больно.
Прошло три месяца с тех пор, как мы искренне смеялись и улыбались.
Три месяца назад наша воля к выживанию иссякла.
Однако со смертью пришла жизнь, Кокос расцвела в одночасье. Из человеческого зародыша она превратилась в болтливую девочку, волшебным образом забирая нашу грусть и напоминая, как снова улыбаться. Ее маленькие щечки и умные глаза стали бальзамом для наших воспоминаний.
Слезы не прекращались, и Пиппа безвозвратно изменилась. Она стала незнакомкой, с которой мы делили наш остров. Последним выжившим членом ее рода.
Но жизнь тянула нас вперед, латая наши раны часами и днями, медленно исцеляя, несмотря на наши желания.
Черепахи посетили нас (как и каждый год), но на этот раз никто не остался, чтобы понаблюдать за их ночной кладкой.
Мы слишком устали.
Слишком слабы.
И с каждым днем становились слабее.
Однажды ночью желание соединиться с Гэллоуэем переполнило меня, и я взяла его за руку, чтобы отвести в постель.
Пиппа осталась у костра, глядя на пламя, как и каждый вечер. Она вспоминала о том, что жива, только когда я передавала ей на руки Коко. Она начинала моргать и разговаривать, сбрасывая с себя оцепенение, до тех пор, пока косолапый карапуз не решал, что с него хватит быть эмоциональным лекарством для очень грустной сестры.
Некоторое время я размышляла, не справедливее ли было судьбе забрать жизнь Пиппы, а не Коннора. Она слишком тяжело переживала смерть своей семьи. Возможно, было бы лучше, если бы она ушла, нашла своих мать и отца в царстве вечности и променяла это существование на небесное.
Но судьба распорядилась иначе. Она не раздавала приглашений на предстоящие события. Это просто происходило.
Мы не разговаривали, пока я тянула Гэллоуэя в нашу спальню и торопливо развязывала бантики своего бикини.
Глаза Гэллоуэя пылали с такой силой, какой я никогда раньше не видела, он сбросил свои шорты и заключил меня в объятия.
Наш поцелуй был диким и неистовым.
Наше совокупление было беспорядочным и жестоким.
И после того как мы насытились, мы лежали в темноте и принимали решение.
Пришло время.
— Мы отплываем на этой неделе, Эстель. Пора готовить лодку.
Мы попрощались.
Оставляя Коннора в раю.
Настало время возвращаться домой.
ЯНВАРЬ
С МЕНЯ ДОСТАТОЧНО.
Моя семья умирает.
Коннор уже покинул нас.
Я не хочу никого больше терять.
Я никогда ни по кому не скучал так сильно, как по нему.
Ни по матери, ни по отцу.
Коннор был для меня больше, чем ребенок, с которым я жил на одном острове.
Гораздо больше.
А теперь он исчез, оставив нас разбираться с последствиями.
Я ненавидел его за это.
Ненавидел то, что он ушёл и оставил нас здесь.
Себя я тоже ненавидел.
В то время как Эстель винила себя в его смерти, я корил себя за то, что позволил Коннору так сильно рисковать.
Рыбалка, сама по себе, была опасным занятием.
Ловля рыбы в одиночку — тем более.
О чем я только думал?
Почему я не пошел с ним? Почему не настоял и не заставил мальчишку остаться на берегу?
Я знал ответы на свои вопросы: потому что Коннор не принял бы моих ультиматумов. Если бы ему запретили выходить в океан, он бы забрался на дерево и сломал позвоночник. Если бы ему запретили рыбачить, он бы нашел какое-нибудь другое рискованное времяпрепровождение.
Это была его судьба.
Точно так же, как и крушение было нашей обшей судьбой.
Пиппе, в скором времени, должно было исполниться одиннадцать, но она умоляла нас не праздновать. Она решила провести день, свернувшись калачиком в льняном спальном мешке Коннора, одна.
Я беспокоился о ней.
Обо всех нас.
Горе было постоянной константой, проделывающей во мне множество болезненных дыр. Я хотел избавиться от этой ублюдочной эмоции,
