Покуда я тебя не обрету - Джон Ирвинг

Мама всегда говорила, что Джерри Своллоу — традиционалист; если бы Джек хорошенько подумал, что это значит, то узнал бы его быстрее. У Джерри на бицепсе была выведена симпатичная женщина в головном уборе медсестры — что может быть традиционнее! На футболке читалась надпись по-японски, и еще одна — на правом предплечье.

— Работа Кадзуо Огури, — гордо сказал он Джеку.

Оказывается, Джерри прилетел из самого Нью-Глазго, Новая Шотландия, а до того позвонил доброй сотне старых друзей.

— Знаешь, Джеки, мы, старики, держимся друг за друга.

Джек поблагодарил его за приезд, ведь до Торонто не ближний путь.

— О юноша, — сказал Матросик Джерри, — вы еще так мало знаете! Жизнь — вот это настоящая дальняя дорога, по сравнению с этим добраться сюда из Новой Шотландии сущий пустяк.

Позднее, перезнакомившись со всеми гостями (за ним повсюду ходили девчонки из интерната этаким почетным, хотя и не-вполне-девственным караулом), Джек заметил в углу еще одного знакомого. Под звуки Rainy Day Women # 12 & 35 (от Боба Дилана) Джек направился к скромно стоящему поодаль человеку, внимавшему песне старого барда под баскетбольным кольцом. Судя по всему, он был под кайфом, причем давно. Джек сразу узнал его — у кого еще такое мечтательное лицо, такие странные намеки на бакенбарды (ему под пятьдесят, если не больше, а борода толком не растет, вот незадача!), такой самоуничижительный свет в глазах, которые всегда смотрят только вниз; да-да, перед ним стоял тот самый человек, который никогда — ни сейчас, ни в свою бытность подмастерьем Тату-Тео на Зеедейк — не верил в свой талант (впрочем, таланта у него было немного).

— Ладно, идет, только не очередное разбитое сердце, мне сердца уже осточертели, что целые, что разбитые, — сказала Алиса Робби де Биту на прощание. И Робби согласился на ее автограф у себя на правом плече. Когда Джек подошел, он и показал ему потускневшие буквы "Дочурка Алиса".

— Все слушаешь дер Циммермана, Джеки? — спросил Робби.

— Ден Циммерман, Робби, как же без него, — ответил Джек.

— Что и говорить, я не чета всем этим ребятам, — сказал Робби, обведя рукой зал, — ничего у меня в Амстердаме не вышло.

— Обидно.

— Я теперь в Роттердаме, у меня свой салон, но я все равно лишь подмастерье, ты понимаешь, о чем я. Но дела идут неплохо, — сказал он, тряся головой. Джек понял, почему узнал его позднее других — Робби начал лысеть, плюс появились морщины вокруг слезящихся глаз.

— Что было в Амстердаме, Робби? Что приключилось с мамой? С чего она взяла и вернулась в Канаду?

— О, Джеки, не надо об этом. Не трогай лихо, оно давно издохло.

Он имел в виду "не буди лихо, пока оно тихо", но Джек понял.

— Я помню ту ночь, когда она стала проституткой. Ну, по крайней мере, вела себя как проститутка, — сказал Джек. — За мной присматривали Саския и Элс. А ты принес маме косяк.

— Джеки, не надо, — сказал Робби.

— Мой папа не ездил ни в какую Австралию, так? Он все время был в Амстердаме, верно?

— У твоего отца было много поклонников и друзей, так что твоя мама просто не выдержала.

— В каком смысле не выдержала?

Робби чуть не упал, сделав шаг вперед под музыку, потом еще раз показал Джеку мамину подпись у себя на плече, словно вызывая его — мол, можешь ударить меня, но я принадлежу ей.

— Я не предам ее, Джек, — сказал он. — Пожалуйста, не пытай меня.

— Извини, Робби.

Джеку стало стыдно, не стоило так агрессивно нападать на него.

Робби обнял Джека за шею, уткнулся лбом ему в нос.

— Ты не думай, мама тебя любила. Но она никого, даже тебя, не любила так, как Уильяма.

Старинные Подруги, за исключением Лесли Оустлер, уже разошлись по домам; те, что были не замужем или разведены (последние этим гордились), прихватили с собой по тату-художнику. Мистер Рэмзи попрощался с Джеком своим обычным "Джек Бееееернс!" и тоже исчез, прихватив с собой Майка Ночную Смену из Норфолка, штат Вирджиния, салон "Друзья моряков" (он и правда дружил с моряками).

Даже мисс Вонг, наконец обретя в себе ураган, танцевала так, что ей аплодировали — особенно ее выкрутасам с братьями Фраунгофер под Stuck Inside of Mobile with the Memphis Blues Again. Она и ушла с одним из братьев, тем, что посмазливее.

Удивительно, но чета Малькольмов оставалась почти до самого конца; миссис Малькольм нашла себе увлекательного собеседника — Марвина Джона по прозвищу Дельта Меконга из города Тускалуза, штат Алабама. Он потерял во Вьетнаме обе ноги и часть носа, и как появился в школе, сразу сел на колесо Колясочнице Джейн и принялся развлекать ее и мужа разными историями (вероятно, выдуманными) про то, как он пытался соблазнять девушек, сидя с половиной носа в своей коляске.

— Нет, далеко не все особы женского пола сочувственно относятся к ветеранам, — начиналась одна такая история. Миссис Малькольм смеялась как безумная.

Мисс Вурц ушла домой в достойное преподавателя школы Св. Хильды время, разумеется одна, но до этого сорвала овацию, подпевая Бобу; мурашки по коже бегали, когда она пела All I Really Want to Do и I'll Be Your Baby Tonight. Плосконосый Том сказал Джеку, что, обыщи хоть весь Кливленд, таких женщин не найдешь; Дан из Северной Дакоты сказал, таких женщин не найдешь, обыщи хоть весь Бисмарк. Джек подумал, как же в свое время повезло Эдмонтону!

Особняк Оустлеров в ту ночь превратился в мотель, на лужайке часовыми стояли мотоциклы, иные совсем рядом с домом, словно хотели пролезть внутрь через окна.

Везунчик Пьер заснул на диване в гостиной, его закидали куртками так, что никто не мог его найти до самого утра, пока на него случайно не уселся Чернильный Джо.

Ластоногого Фолькмана и Росомаху Валли пришлось развести по разным углам, они опять было принялись обсуждать "мичиганские дела". Ластоногого уложили в бывшей спальне Джека, Росомаха провел ночь на кухне, где за ним приглядывал менее смазливый из братьев Фраунгофер, тот, кого не унесла с собой ураганная мисс Вонг.

Гадкий Билл Леттерс и Скользкий Эдди Эспозито улеглись валетом на столе в столовой; оттуда по всему дому разносились их суждения о Майке Ночная Смена.

— Билл, если ты не знал, что Ночная Смена пидор, значит, у тебя глаза в жопе, — начал Эдди.

— Эдди, если бы у тебя глаза были в жопе, ты бы раньше меня узнал, что Ночная Смена пидор, — ответил Гадкий Билл.

— Ты жопа с ушами, Билл, — сказал Скользкий Эдди.

— Разумеется, я жопа с ушами! — ответил Гадкий Билл. — Я это отлично знаю, лучше скажи мне что-нибудь новенькое!

Но Скользкий Эдди уже храпел.

— Сладких снов вам, жопы с ушами! — крикнул Гадкий Билл, как бы обращаясь ко всем постояльцам и хозяевам сразу.

— Сладких снов, жопы с ушами! — отозвались Барсук Шульц и его жена Малышка Куриное Крылышко из подвала, где они валялись на старинном ковре.

— Отличная тусовка, а? — шепнул Джек на ухо сестре Скреткович, с которой спал в ту ночь.

— Ага, твоя мама была бы без ума! — ответила мисс Скреткович — к сожалению, та, что побывала замужем за Плосконосым Томом. У нее на заднице был вытатуирован шикарный осьминог, занимавший обе ягодицы.

— Увы, работа Плосконосого Тома, — призналась она с грустью. — Нет, осьминог-то сам по себе восхитительный.

Далее по коридору, в спальне миссис Оустлер, Лесли лежала в постели с другой сестрой Скреткович.

— Какая она милая, — сказала Лесли наутро Джеку; ее совершенно не удивило, что та ни за кем не была замужем, ни за Томом, ни за другим; вот зачем только она кусала Джека за ухо, обманщица?

Джек долго не мог заснуть, и не только из-за талантов экс-миссис Плосконосой. Эмма говорила, что Джекова бессонница — неизбежная судьба трезвенника в мире пьяниц (Джек не верил). Нет, нельзя не признать, что фокусы, которые сестра Скреткович-натуралка умела выделывать своим осьминогом, кого угодно оставили бы без сна, но Джек думал далеко не только об осьминоге.

Он снова подумал, как стыдно, что он так себя повел с Робби де Витом, который прилетел в Торонто из самого Амстердама лишь потому, что любил Алису. Разумеется, он не смел предать ее (ничего не скажешь, выбрал словечко). Поэтому, если Джек хочет узнать, что скрывала от него мама, как она исказила и извратила образ его отца, ему придется проделать свою собственную работу, сделать собственные открытия.

Джеку в самом деле необходимо совершить то путешествие, каким он грозил маме. Не для того, чтобы найти Уильяма, как настаивала мисс Вурц, — покамест рановато. Это путешествие пока подождет — сейчас ему нужно повторить другое, их с мамой путешествие по Европе.

Мама говорила Джеку про его необыкновенные способности к запоминанию последовательности событий: в три года он показывал уровень девятилетних, а в четыре по вниманию к тонким деталям сравнялся с одиннадцатилетними. Но что, если все это выдумки? Что, если он был просто обыкновенный маленький мальчик четырех лет, чьей памятью так легко манипулировать, чья способность "запоминать" и "обращать внимание" в принципе не способна дать своему крошечному хозяину подлинную картину происходящего?