Убийства на водах - Полина Охалова

и острый тавлинский кинжал, сразу привлекший общее внимание. Молодец смотрел зверем, на вопросы не отвечал и за все время произнес только одну фразу. «Спрашивает про своего коня, — перевел штабс-капитан и сам ответил на татарском наречии, что с конем все в порядке, он тут рядом привязан и накормлен. Черкес кивнул одобрительно и после этого окончательно замолчал. Пленного посадили в холодную под несколько засовов, поставили караул, а лошадь его — дивной красоты скакуна-кабардинца, увели и привязали подальше от места, где был заключен хозяин.

Допросили еще раз мирного князя, выдавшего горца, и его сыновей. Все в один голос уверяли, что захваченный им незнаком и что это наверняка абрек-мститель, который дал обет убивать неверных везде, где может до них дотянуться шашкой или кинжалом.

В общем, все говорило о том, что преступник — убийца кирасира Мстиславова и трех женщин наконец обнаружен и схвачен — и офицеры в Ресторации пили за удачное окончание своей военной операции.

Новость быстро разнеслась по городу, вызывая ликование и облегчение. Семьи, которые уже начали было собираться к отъезду, заносили пожитки обратно в квартиры. Комендант принимал поздравления, чернокудрого ротмистра дамы готовы были зацеловать, если б подобное позволяли правила приличия. Нашлись и такие, кто предлагал устроить новый бал или хотя бы фейерверк.

Печорин не пошел в Ресторацию на офицерскую пирушку, он обедал у Лиговских в привычной компании, где все разговоры тоже, конечно, вертелись вокруг событий последних дней. Выйдя на террасу раскурить трубку, Печорин долго смотрел на величавые вершины гор, опять думая о скоротечности жизни и бренности бытия. Он уже хотел возвращаться в гостиную, как его внимание привлек разговор трех девочек, сидевших в садовой беседке. Бойкая Ляля Ган рассказывала девочке лет семи, вероятно, дочери одной из приятельниц хозяйки, о чудесном кабинете своей ученой бабушки, где много-много разных камней, раковин, растений и стоят чучела зверей и птиц. «И там есть чучело фламинго — птицы такой с розовыми крыльями, на длинной ноге, клюв крючком и глаза красные. И этот фламинго, — низким загадочным голосом говорила Леля, — этот фламинго ночью оживает, хлопает крыльями и челюстями вот так постукивает (Леля изобразила страшный клацающий звук) — а потом, а потом идет разыскивать себе пищу…

— А ест он, знаешь, что? — вдохновенно продолжала вещать Леля — Маленьких детей!.. Да! Он им носом голову пробивает, кровь их пьет и, наевшись, вытирает клюв крыльями… Оттого-то они у него и такие красные — кровавые!..

Маленькая гостья завизжала от страха, а восьмилетняя тетушка Надя заругала племянницу: «Леля, зачем ты опять эти жуткие сказки придумываешь, тут и так кругом все ужасно-преужасно. Мне страшно — а вдруг и сестер моих зарежут — маму твою и Катю.

— Нет, — твердо сказала Леля, — маму и Катю точно не зарежут

— Потому что разбойника поймали уже? — спросила маленькая гостья.

— Нет, не поэтому, а потому что у них волосы черные и глаза карии.

— Это тебе Индус во сне сказал что ли? — с подозрением произнесла Надин.

— Да тут и Индуса никакого не надо, — небрежно повела головой Леля. — Это ж ясно. Все, кого зарезали, — у них же у всех волосы были светлые и глаза голубые. Но знаете что, пойдемте лучше в детскую, там глобус есть, я Вам на нем покажу Вест-Индию, откуда Индус приходит. Я тоже там когда-то буду жить.

— Зачем ты все выдумываешь? — укоризненно сказала Надин. — Ты еще скажи, что в Америке жить будешь.

— И в Америке буду, — твердо заверила Леля и ушла в дом, увлекая за собой подружек.

Следующие несколько дней были заполнены разговорами о происшествиях, жертвах и героях, но постепенно все успокоилось и городок зажил своей обычной курортной жизнью: одни прилежно пили воду, другие — не менее прилежно — шампанское и кахетинское.

Старшее поколение Лиговских и Фадеевых лечилось ваннами, а младшее — развлекалось в основном прогулками. Только Елена Андреевна — она же Зенаида Р — ва — жертвовала моционом для письменного стола: роман ее, получивший уже название «Медальон», успешно продвигался.

В один из дней княжна Лиговская, Катя Фадеева и Варвара Печорина прогуливаясь по Елизаветинской галерее, столкнулась с тем странным молодым господином, который в день ужасной Лелиной находки на склоне, безуспешно пытался помочь девочке и Катерине. Несмотря на то, что господин явно узнал их, он кажется, решительно не хотел или боялся встречи. По крайней мере он попытался развернуться и ретироваться, покраснев при этом и закашлявшись. Но Катерина Андреевна и Мери, проявив неженскую решительность и твердость, быстро двинулись ему навстречу, так что маневр его не удался, и он вынужден был приветствовать девушек, приподняв довольно нелепую шляпу. Да и сам господин был весьма нескладен: худощавый, со впалой грудью и понурой головою, он имел лицо небольшое, бледно-красноватое, нос неправильный, рот слегка искривленный и густые белокурые волосы, падавшие клоком на лоб. Столкнувшись с дамами практически лицом к лицу, господин вынужден был представиться. Он отрекомендовался Виссарионом Григорьевичем Белинским, литератором из Москвы5.

— Вы романы пишите? — поинтересовалась Варя.

— Нет-нет, не романы, — господин Белинский окончательно смутился и покраснел. — Я по литературно-критической части.

— Мне кажется, я слышала Ваше имя и даже что-то Ваше читала. Наша подруга, сестра Катерины Андреевны, — начинающая романистка. Она уже опубликовала один роман и пишет другой, — вступила в разговор Мери.

— Это замечательно, — ответил новый знакомый, хотя выражение лица его сказало совершенно о другом. Господин Белинский, судя по всему, не прошел школы гостиного лицемерия и не смог скрыть тихого ужаса от перспективы знакомства с очередным провинциальным дарованием, к тому же еще и женского полу.

Вообще было видно, что в женском обществе он чувствует себя крайне неуютно и ждет только предлога, чтобы бежать из этого цветника.

Княжна прекрасно это поняла и даровала несчастному свободу, предварительно пригласив его заходить к ним без церемоний.

— У нас не светский салон, а просто собрания людей, которым интересен общий разговор.

— Да-да, спасибо, как-нибудь загляну непременно, — пообещал донельзя сконфузившийся Белинский и удалился быстрым шагом, сильно закашлявшись.

— Забавный какой — и одна лопатка другой выше и, кажется, больной совсем, — пожалела беглеца Катерина.

— Но я припоминаю, что статьи его, у Надеждина, кажется, в журнале, довольно интересны, — сказала княжна Мери, которая в последние два года положила себе за правило читать русские литературные журналы, чем приводила в ужас матушку.

— Может, это какой-то другой Белинский, — наш-то уж больно жалок, — сказала Варя, но не и презрением, а напротив с большой симпатией и мягкостью.

— Надо сестрицу спросить, знает ли она это имя. А