Убийства на водах - Полина Охалова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Печорин не участвовал в подготовительной суете, он весь день провел в дозоре, патрулируя вместе с другими охотниками окрестные горные дороги. Ехали медленно и осматривали внимательно каждый куст и камень. Печорин ехал парой с прапорщиком Лариным.
— Вы давно на Кавказе? — обратился Печорин к напарнику. — По приказу 26-го года или позже переведены?
Расценив ответное молчание прапорщика как возможное недоверие, Печорин добавил:
— Я воевал с одним из ваших товарищей по несчастию. Отличный был человек и воин храбрый. Может знаете, фамилия его…
Но Ларин, не дослушав, пришпорил коня и ускакал вперед.
Печорин, пожав плечами, последовал за ним. Этот Ларин так же странен и нелюдим, как и его байроновский «тезка», — подумал он.
Никаких черкесов в округе видно не было, и довольно скоро Печорин позабыл о них и просто предался удовольствию: скакать на горячей лошади против пустынного ветра было одним из оставшихся в его жизни несомненных наслаждений. Какая бы горесть ни лежала на сердце, все в такую минуту рассеивалось и на душе становилось легко.
Вернувшись домой в четвертом часу, Печорин прилег отдохнуть, а проснулся, когда на дворе уже было темно. Торопливо одевшись, он поспешил к княгине Вере, чтоб сопроводить ее на бал.
Вера ждала его уже одетая к выходу. Светло-серое платье перламутрового оттенка необыкновенно шло к ее пепельного цвета глазам. Исхудавшую шею обвивало ожерелье из крупного жемчуга, а на запястье правой руки был неизменный браслет с медальоном, содержимое которого она как-то показала Печорину под большим секретом — там была прядь его белокурых волос и темный локон покойного сына.
Когда они достигли грота Дианы, бал уже начался. Казалось, что нынешним вечером здесь собрался весь Пятигорск. Фадеевы пришли всем большим семейством, исключая девочек, — даже капитанша Ган оторвалась от своей рукописи. Здесь были княгиня и княжна Лиговские в компании Варвары Александровны, и франт Раевич в модном светло-голубом галстуке, и супруги Горшенковы, и бывший Варенькин обожатель Браницкий. Катерина Фадеева шепнула на ухо сестре, что она даже, кажется, заметила в толпе возле грота своего незадачливого спасателя — того господина с газетой, у которого одно плечо выше другого.
Бал разгорался, оркестр играл недурно и пары кружились при свете цветных фонарей. Вера, пообещав своему спутнику мазурку, осталась сидеть подле знакомой дамы в роскошном розовом платье. Печорин, заметив в бальной толпе оживленно улыбающуюся княжну Мери, пригласил ее на тур вальса. Княжна вальсировала по-прежнему замечательно, и ее талия была столь же гибка и сладострастна, как два года назад. На минуту искушение пробралось в сердце Печорина, но Мери, обретшая мудрость змеи, заметила это и прошептала, склонив головку к уху кавалера: «Уж не хотите ли Вы приняться за старое, monsieur Печорин! Разве Вам не дорога наша дружба?» «Поверьте княжна, я ценю ее выше всех богатств мира», — ответил Печорин, сам устыдившись этой романтической фразы в духе покойного Грушницкого. Он перевел взгляд на танцующих и увидел раскрасневшуюся и удивительно в этот момент хорошенькую сестру Варю, вальсирующую с Красинским. Надо отдать должное — они были идеальной парой, и стоявшие у стен пожилые дамы наверняка любовались ими, вздыхая о невозвратимой молодости. Вальс окончился, Печорин проводил свою даму к княгине и во время кадрилей занимал беседой ее и чету Фадеевых. Но наконец и бесконечные кадрили закончились, музыканты приготовились играть мелодию мазурки. Печорин стал искать взглядом Веру, но ее нигде не было. Подойдя к доктору Вернеру, хромая нога которого не позволяла ему танцевать, но не мешала быть завсегдатаем балов и маскарадов, Печорин спросил, не видел ли тот княгини Галаховой. Вернер предположил, что в ожидании мазурки Вера Петровна могла пойти подышать вечерней прохладой. Печорин вышел на аллею перед гротом и поразился красоте летнего вечера: где-то тихо журчал ручей, листья платанов и лип сонно трепетали, внизу дрожали городские огни, а на горизонте в темноте проступали или, скорей, угадывались громады гор. «Весело жить на такой земле!» — подумал Печорин.
Он прошел по аллее вправо и разглядел в тусклом отблеске фонарей женскую фигуру на скамье. Вера видела неподвижно, наверное, как и он, зачарованная красотой юного летнего вечера. Печорин окликнул княгиню, но она не отвечала. Приблизившись, он сел рядом с ней на скамью и сжал ее руку, но ответного движения не почувствовал. «Вера, — сказал Печорин и попытался обнять княгиню, но она вдруг как-то странно, по косой стала заваливаться ему на колени. Печорин обхватил ее подбородок руками и приподнял голову. Вера Петровна смотрела в вечернее небо пустыми и неподвижными глазами. «Она мертва, — догадался Печорин. — Недаром доктор говорил, что всплеск лихорадочной энергии и внезапного улучшения состояния у чахоточных больных может быть признаком скорого конца». Но тут он почувствовал, что по его руке, обнимавшей плечо и шею Веры, потекла струя чего-то теплого и липкого. Ветерок, расплетая Верин локон, пахнул в лицо Печорину запахом, хорошо ему знакомым — это несомненно был запах крови. Проведя рукой, Печорин нащупал на тонкой шейке Веры под жемчугом глубокую рану. Вера была не просто мертва — она была убита.
В это время на дорожке появился пьяный драгунский капитан, которого выгнала из бального грота скорее всего известная нужда.
— Господин капитан, — обратился к нему Печорин, — вернитесь в грот и позовите сюда доктора Вернера.
— За кого Вы меня, черт возьми, принимаете! Я не Ваш денщик, чтоб бегать с поручениями, — пьяно прорычал капитан.
— Господин капитан — здесь женщина убита, зарезана, — срочно нужен доктор!
Драгун, кажется, отчасти протрезвел и бегом пустился по направлению к гроту. Минут через десять он вернулся в сопровождении хромающего изо всех сил Вернера, за которым следовали княжна Мери и Варенька, которая предусмотрительно захватила с собой фонарь. Доктор, бегло осмотрев княгиню Веру, подтвердил, что она мертва и причина смерти — ножевая или кинжальная рана на шее. Вызвали
