Вокруг Света 1993 №01 - Журнал «Вокруг Света»

Ермакофф и Канонникофф

Когда я впервые приехал в Парагвай, ей шел уже второй год. Возглавлял ее Николас Ермакофф. Мы долго думали вместе, как помочь им навести мост на Родину, как вдохнуть жизнь в создававшийся ими при церкви «Русский дом», как наполнить его предметами русского быта, сувенирами, музыкой. С тех пор сделано было много. У них появились книги, афиши, пластинки, матрешки. Они сшили себе национальную русскую одежду, создали «кружок» русской кухни, стали учить русский язык. Но самое интересное произошло в феврале 91-го, когда Ермакофф, Канонникофф и врач Ольга Калинникова отправились в Союз.

Как же они нервничали и переживали, даже боялись этой поездки! Но стоило им пройти иммиграционный контроль в Шереметьеве, как все страхи остались позади. Никогда не забуду слов, сказанных Канонникоффым по возвращении из Москвы:

— Мы застали страну, где все кипит и бурлит. Много конфуза, хаос, и это заметно и печально. Но падать духом не стоит. Ростки нового уже пробиваются. Я верю в русский народ, его ум, его силу, его творческую энергию. Россия — страна неисчислимых возможностей. Она воспрянет, поднимется и снова станет самой великой державой мира. Одно только настораживает сейчас и даже огорчает. Слишком сильны у вас настроения в пользу допуска иностранных капиталов. Нельзя слепо бросаться им в объятия, отдавать им на откуп все — потом наплачемся. Неужели в России нет своих денег, не хватает способных людей, которые могли бы сами возглавить производство, поднять деревню? Я всегда был против коммунизма, но и капитализм тоже не сахар. За 70 лет у вас было много хорошего, и это надо бережно сохранить, нельзя затаптывать все. Что-то надо взять и у Запада, там тоже не все так плохо, как вы раньше думали. А главное — все мы, русские, и в стране и вне ее, должны сейчас объединить усилия, чтобы помочь нашей общей Родине в ее трудный час.

То же говорили мне и Ермакофф, и Флейшер, и другие их друзья, возродившие гнездо русского духа в Парагвае. Эти люди сейчас готовы стать опорой российско-парагвайского делового сотрудничества. Канонникофф мечтает создать совместную пароходную компанию и водить суда с русскими товарами аж до Боливии, а оттуда — в порты Санкт-Петербурга, Николаева, Одессы. Ермакофф и еще несколько человек объединились в фирму, целью которой развитие торговли с Россией. Он же возглавил Парагвайско-российскую торговую палату. Конечно, есть в этой стране предприниматели и побогаче, и повлиятельнее их. Но кому, как не русским, строить и укреплять мост между нашими странами?! И кому, как не нам, помочь им в этом деле?

Александр Кармен

Милдред Дауни Броксон. На льду

Пейзаж почти целиком занимал одну стену комнаты. С грохотом налезали друг на друга льдины серого северного моря, ветер взметал сверкающие фонтаны снега, кричали чайки... Но теплый уединенный дом в Ситке стоял далеко от арктических берегов, и морской пейзаж на стене был всего лишь видеозвуковой проекцией.

Анаган взглянула на часы. Пора. Она прикоснулась к панели управления, и Берингово море исчезло. Вместо него на экране появились ряды внимательных молодых лиц: актовый день в Академии Исследователей. Первый выпускной класс насчитывал только двадцать студентов. Там, в третьем ряду, сидела Накарак, ее правнучка в четвертом колене. Анаган долго ждала этого дня, так долго, что теперь возраст не позволял ей путешествовать. Впрочем, это не имело большого значения. Как отставной советник президента Объединенного Севера она имела определенные привилегии и могла воспользоваться прямой трансляцией.

Анаган погрузилась в воспоминания. Началась ее история много лет назад. «Конечно, тогда я не понимала, что произошло, но я все записала. Записей этих у меня уже нет, но мне и не нужно перечитывать их. Я все помню...»

Семь раз я видела, как ломается лед. А зимой, последовавшей за моей седьмой осенью, появился чужак. Охота до этого была хорошей: на мясной полке лежало много туш тюленей и моржей, много лис попалось в наши ловушки. Женщины занимались тем, что не переставая чистили и размягчали шкуры.

В нашем зимнем поселении стояло четыре дома. В одном из домов, сложенном из камня и глины, жили Мама, Отец, Мама отца и я.

Минула середина зимы, близилась весна. Солнце стало появляться в полдень, задерживаясь над горизонтом чуть дольше прежнего. Один из мужчин заметил на льдине рано поднявшегося белого медведя. Отощавший, со свалявшимся после долгой спячки мехом медведь, шатаясь, бродил в окрестностях поселения. Все наши четыре охотника, их взрослые сыновья и собаки вышли на лед, чтобы убить его. Однако медведь оказался не таким уж сонным, как они думали. Отец мог бы застрелить его, не подходя близко, но вдруг почувствовал под снегом участок тонкого льда, шагнул назад и поскользнулся. Винтовка вырвалась у него из рук и, пробив лед, утонула. Отец долго стоял на коленях, глядя в полынью — единственная винтовка в поселении — и теперь опять ее не стало. Он выменял ее на много лисьих шкур у охотника, живущего дальше к югу, который торговал с белыми людьми. Остальные мужчины молча смотрели в сторону, чтобы не смущать Отца. Он рассмеялся.

— Похоже, кто-то желает, чтобы мы охотились по-старому.

И они пошли на медведя с одними только гарпунами с костяными наконечниками. Медведь убил троих охотников и восемь собак.

Отец и оставшиеся подростки притащили тушу в поселение, где ее поделили между семьями. Здесь же похоронили мужчин. Сын того охотника, который первый бросился на медведя, получил отборные куски мяса.

Поскольку теперь Отец остался единственным великим охотником, ему приходилось ходить на тюленей, чтобы кормить всех остальных. Подростки тоже ходили на охоту, но приносили мало. Отец же всегда возвращался с хорошей добычей. Мама относила куски другим семьям, а оставшееся мясо складывала на мясную полку.

Но что-то темное и плохое мешало нам в конце той зимы. Может быть, духи мертвых бродили вокруг и распугивали зверя. А может, Женщина-Подо-Льдом хотела, чтобы ей расчесали волосы, но никто не приходил к ней, и она портила нам охоту. Кто знает? Каждый раз Отцу приходилось уезжать за тюленями все дальше и дальше.

Однажды ночью, когда стало совсем темно и мерцали только Северные Огни, он вернулся, сидя на полозьях за нартами. Левая нога его была привязана к древку гарпуна.

Он не стал рассказывать, что случилось — трещина во льду или собачья свара, в результате которой перепутались ремни и его протащило за нартами,— и Мама не стала спрашивать. Она сняла с него унты и верхнюю одежду. Тут я увидела, что из кожи на ноге торчат красно-белые обломки кости. Мама отнесла мясо в другие дома, потом вернулась готовить пищу.

Отец лежал молча и ничего не ел. Мать отца раскачивалась и пела. Уже очень старая женщина, она довольно часто забывалась и думала, что снова стала молодой и красивой. Однако огонь ее лампы все еще горел, и она очень хорошо сжевывала жир со звериных шкур: беззубые десны не могли наделать в них дыр.

Теперь, когда в поселении не осталось великого охотника, другие семьи решили, что им следует навестить друзей и родственников. До ближайшего поселка по хорошей погоде было три дня пути. Мама, однако, решила остаться с Отцом и посмотреть, сумеет ли она его выходить, чтобы он смог перенести дорогу. Отец весь горел и бредил. Мама не могла отнести его в нарты, а сам он не вставал и не понимал, зачем это надо.

Поэтому мы остались: Мама, Отец, Бабушка и я. Уехавшие семьи оставили нам мяса, взяв лишь столько, сколько им было нужно с собаками в дорогу и для подарков хозяевам домов, где они собирались остановиться.

В ту ночь мы стояли снаружи и смотрели, как шипят и извиваются Северные Огни. Бабушка сказала, что это предвещает чью-то смерть. Действительно, с тех пор как Отец вернулся домой со сломанной ногой, Огни горели ярче и шипели сильнее обычного. Я посвистела, ожидая, что они ответят мне, но Огни не замечали меня.

В эту ночь появился чужак. Мы все еще стояли снаружи, глядя на Огни и слушая, как бредит в лихорадке Отец, когда я увидела далеко на морском льду темный силуэт. Огни сияли достаточно ярко, отчего застывшие сугробы и ледяные скалы светились белизной, да и звезды, где их не затмевали Огни, сверкали густыми россыпями. Незнакомец двигался так неуклюже, что я чуть не приняла его за медведя, но когда он приблизился, увидела, что его шатает из стороны в сторону и ростом он выше обычного человека.

— Молодая заметила, что приближается кто-то чужой,— сказала я Маме. Она продолжала наблюдать, не выходя ему навстречу, поскольку это должен делать мужчина, хозяин дома, но она могла подождать, когда тот подойдет, и поприветствовать его.

— Хорошо, когда в доме к приходу гостя есть пища,— сказала она, вздыхая.